Борис Батыршин - Египетский манускрипт

Олег Иванович с Ваней стояли у верхних ступеней Большой Лестницы. Перед ними, внизу, раскинулась панорама Одесского порта. Каменное здание Морского вокзала, бесконечные крыши пакгаузов, стрелы кранов… и корабли — пароходы и парусники! Густой лес мачт, перечеркнутых тонкими поперечинками реев, паутина снастей, и над всем этим — портовый гомон, который долетает даже сюда, через бесчисленные ступеньки этой, самой знаменитой в Европе, лестницы.

— Так это, значит, здесь она и катилась?

— Кто? — не сразу понял Олег Иванович. — А, ты о коляске Эйзнштейновской…[1]

— Да, наверное. Специалисты уверяют — лучший пропагандистский кадр в истории.

Народу вокруг было море. На белых бесконечных ступенях то там, то здесь виднелись люди — дамы в длиннющих платьях, кавалеры в полотняных парах, мальчишки, няни с детьми в смешных кружавчиках. Ваня с любопытством озирался; в поезде он перечитал одесский цикл Катаева и все старался углядеть вокруг что-то из знакомых по книге реалий. Увы, знаменитые одесские каштаны уже отцвели и не радовали публику стройными, пахучими свечами своих соцветий. Но небо было все так же бездонным и по южному синим, отовсюду несся гомон праздной публики. Шум толпы прорезали крики мальчишек-газетчиков и лоточников:

— Семачки!

— Свежие газеты!

— Сельтерская!

Олег Иванович еще раз окинул взглядом перспективу Большой Лестницы и повернулся к другой достопримечательности[2], наверное, любому жителю России — ЕГО России. Невысокая фигура в античной тоге стояла, так же, как и будет стоять почти через 130 лет, и полушарие английского ядра точно так же высовывалось из гранитного цоколя…

— Ладно, хватит на сегодня экскурсий. Пошли в гостиницу.

— Тоже мне, гостиница! — пренебрежительно фыркнул Ваня. — Бомжатник какой-то.

— Да уж, не пять звезд. — усмехнулся Олег Иванович. — Но по здешним меркам — на три потянет. Помнится, году в семьдесят девятом я был в Одессе со школьной экскурсией — так мы в «Доме Колхозника» жили. Поверишь — там было не в пример комфортнее.

— Поверю, — отозвался Ваня. — Куда уж дальше — разве что жабы под кроватями или грибы по углам. А сортиры… — и мальчик невольно поежился.

В коридорах «монастырского» отеля, где размещались паломники, гуляли сквозняки. Как-то Олег Иванович спросил у монашка, прислуживавшего при номерах — зачем открывают окна в разных концах коридора? Тот ответил — «Это все из-за уборной».

Не согласиться с этим было трудно. Олег Иванович еще помнил общественные туалеты советских вокзалов и парков; а вот Иван вышел из этого «заведения» с круглыми от ужаса глазами, а потом долго, ожесточенно тер руки мылом. Увы, общая умывальня тоже не блистала чистотой.

— Ты уж не суди строго, — добродушно попрекнул сына Олег Иванович. — Все же, монастырская гостиница — она для паломников. А те народ неприхотливый, все больше духовных устремлений; найдется, где голову приклонить — и то ладно.

— Ну да, — буркнул Иван. — Они-то, может и духовных. А нам, скажи, на милость, зачем эти приключения духа? Отлично могли бы и сами устроиться…

— Э, брат, не скажи, — покачал головой Олег Иванович. — Во-первых, Сирия — это тебе не Ницца. Туда туристы не ездят. Паломники ведь не зря в караваны сбиваются и двигаются только устоявшимися маршрутами. Там «шаг вправо — шаг влево» и все, ограбят и прирежут. Причем, кто угодно — башибузуки, местные бандюки, османские вояки… да и просто феллахи, крестьяне то есть. Для них мы мало что неверные, так еще и враги — война-то всего десять лет как закончилась, а на Востоке память длинная, особенно — дурная. Обычные пассажирские пароходы в Триполи и Бейрут не ходят — либо грузовые суда, либо вот такие, «ковчеги» Александрийской круговой линии, специально для перевозки паломников.

— Ну, ладно, — вздохнул Ваня — паломники так паломники. Вообще-то они ничего, прикольные. Я вон столько наснимал, потом покажу. Кстати, Триполи — это же вроде, в Ливии? Там еще Каддафи был…

— Это другой Триполи. Нефтяной порт. — ответил Олег Иванович. — А этот стоит на отдалении от побережья; рядом порт, Эль-Минья. Туда наш пароход и направляется. В средние века было даже графство такое, «Триполи», крестоносцы основали.

— Очередной разрыв шаблона. — вздохнул Иван. — И чего только не узнаешь в этих диких временах…

Из путевых записок О.И. Семенова.

…Перед отъездом посетили представителя Православного Палестинского Общества. Получили у весьма представительного господина брошюру для ознакомления, а заодно он предупредил, чтобы мы не рассчитывали на размещение в Триполи и Маалюле: в этом году наплыв паломников, и все, вероятно, уже занято, придется обращаться к грекам.

Выезд из России за границу вообще сопряжён с изрядными хлопотами по части паспорта; однако ж, иностранные подданные, тем более, американцы, от этого избавлены. В сём обстоятельстве можно найти некоторую выгоду — все сомнения, касающиеся нашего въезда на территорию Империи через Баку после эдакого вояжа канут в Лету. Однако — к делу.

Поездка на поезде до Одессы, первым классом, требует отдельного описания в духе «географических» романов конца 19 века. Классное купе превосходно; даже в СВ[3] я не встречал ничего хотя бы близко подобного. Как тут не вспомнить «Отель» Артура Хейли: «реактивные самолеты покончили с привычкой путешествовать с комфортом». Верно — стремление сократить, как только возможно, время пребывания в пути, свело на нет ухищрения по обеспечению удобств пассажиров — доехали, и хорошо.

В купе имелось что-то вроде «санузла», отделенного от основного пространства раздвижной дверью; обилие бронзы, бархата и лакированного дерева наводило на мысль о дорогой гостинице. Трясло, впрочем, немилосердно — комфорт комфортом, а прогресс — прогрессом. Вагонные рессоры тут далеки от совершенства.

Путь до Одессы занял 3 дня. На станциях поезд подолгу стоял — брали воду и уголь в тендер. Запах каменноугольной гари, знакомого путешественникам наших дней разве что по аромату вагонного «титана», здесь вездесущ; кажется, что это амбре будет теперь преследовать нас всю оставшуюся жизнь.

На остановках торгуют всякой снедью — в невообразимых количествах всякую снедь. Припоминались 90-е годы, поездки в Казань и Новосибирск — и чудовищные барахолки на перронах; помнится, на одной из станций, неподалеку от Гусь-Хрустального торговали хрусталем, вплоть до люстр и, почему-то, огромными мягкими игрушками. Здесь, как и у нас, торговцы отдают предпочтение всякого рода мелким поделкам, дешевым книжкам для развлечения скучающей в дороге публики, ну и, разумеется, всякого рода съестному. Бублики, жареные куры, вареная картошка с укропом и золотым растаявшим маслом, рыба всяких видов, молоко, квас, сельтерская в цветных бутылках, сайки, плюшки, ветчина…

Стоит отметить, что классные вагоны цепляются к поезду в особом, раз и навсегда установленном порядке — и разносчики, отлично его зная, заранее выстраиваются на перроне согласно «табели о рангах» своего товара: одно предлагают чистой публике из синих и желтых мягких вагонов, а другое — простонародью, заполонившему зеленые «жесткие».

Вагон-ресторан… тут остается только умолкнуть. Воистину, высокое искусство путешествий с истинным комфортом в наши дни утеряно.

Еще в Москве мы решили присоединиться к большой группе паломников, следующих в Палестину — и оставаться с ними до удобного нам момента (по-видимому, до Триполи). Палестинское общество предлагало паломникам своего рода «турами», включающими в себя и билеты на поезд до Одессы, поездку морем и далее, уже на Святой Земле — путешествие караваном. Большая часть паломников, люди простого сословия, ехали в жестких вагонах. Из классных пассажиров, в первый же день путешествия, удалось познакомиться с двумя волжскими купцами, как оказалось — родными братьями.

Братья рослые, с типично русскими физиономиями; оба уже в летах. Путешествовали они в сопровождении приказчика; один вез с собой дочь средних лет. Старший, Семен Иванович, крепкий старикан, оказывается, уже четырежды побывал в Иерусалиме. Тут стоит отметить, как поменялись нравы российского торгового сословия за 128 лет! Потомки этих купчин будут, по четыре раза кряду, ездить, разве что, на Мальдивы, а тут…

Семен Иванович поведал, что едет в Палестину совершенно уверенно, наперёд зная, что греки его примут с распростёртыми объятиями. Это было неожиданно: готовясь к путешествию, мне не раз приходилось слышать о греках много худого — об их бесстыдных поборах с паломников, о корысти и готовности зарабатывать деньги на христианских святынях. Но уже позже, на пароходе, другие паломники пояснили — богатый купец, всякий раз бывая в Иерусалиме, оставлял у греков не одну тысячу рублей; да и на большие праздники присылал богатые подарки. Конечно, греки, обхаживали своего благодетеля! А тот и рад: в России епископ — лицо для простых смертных недоступное; его, если и видят, то лишь в кафедральных соборах во время богослужения. А наш купец в Святом Граде имеет доступ не только к митрополиту, но даже к блаженнейшему патриарху. Тщеславие всегда тщеславие! Как не вспомнить о новорусских дельцах, готовых любые деньги выложить в Каннах за приглашение на банкет со звездами кинофестиваля. Нет, решительно, времена меняются, а люди остаются прежними.