«Было бы странно лежать в больнице с компом».
Машка ответила: «Не поверишь, здесь многие так».
«У вас продвинутая больница», — написала я. Услышала шаги и захлопнула мобильник. Мама Игоря прошла мимо, на ходу заглянув ко мне. Ничего не сказала и скрылась в ванной. Зашумела льющаяся вода. Я развернула мобильник и прочла Машкин ответ: «Ага. Я спать. Что-то слабость». «Ок», — ответила я послала смайлик с розой. Машка ответила смайликом поцелуями и отключилась. И тут же пришло сообщение от отца: «Как ты?».
«Ужасно», — честно написала я. И тут же пришло: «Трудно?»
«Не то слово». Мне захотелось плакать, но глаза Игоря остались сухими.
«Всё по-другому?»
«Да. Они странные. А вы что делаете?».
«Игорь читает. Говорит, никогда столько книг не видел».
«Это не только он говорит», — ответила я и поняла, что оказалось самым удивительным в квартире Сельцовых: здесь нет книг. Совсем. Только учебники и телефонный справочник.
«Да уж. Ты там держись», — написал папа.
«Я стараюсь. Главное, ты придумай что-нибудь. Я здесь умру».
«Завтра после школы приходи, будем думать».
«Ок. А пока я спать, здесь нельзя долго в аське сидеть».
«Целую тебя».
«До завтра».
Я пришла к самому звонку. Во-первых, чтобы ни с кем не разговаривать. А во-вторых, у меня возникла проблема — что надеть.
Раньше я никогда не носила по два дня одно и то же. Но в шкафу у Игоря практически не оказалось одежды. Два свитера, ещё одни джинсы, пять футболок, две рубашки и один пиджак. Коричневый. Нет уж, коричневый я не надену ни с какого перепуга. После долгих раздумий я решила одеться как вчера, и всё равно чуть не опоздала. Родители Сельцова ушли раньше, меня никто не подгонял. Вот же равнодушные люди. А если я совсем в школу не пойду, им и дела нет, что ли?
Я влетела в класс и машинально развернулась к своей парте. Но там уже сидела другая я. В той же одежде, что вчера.
Игорь-я поднял на меня быстрый взгляд и отвернулся. Но всё-таки он обрадовался. Похоже, он боялся, что я не приду.
Я села на место Сельцова. Класс с этой точки зрения выглядел непривычно: доска — слишком далеко, а перед ней море затылков.
Прозвенел звонок, и началась физика. Я совершено не волновалась — спросят, отвечу. Да и вряд ли спросят.
Учитель вошел в класс и пробормотал:
— Здравствуйте, садитесь.
Те, кто встал, сели. Их было немного. Остальные продолжали переговариваться, рыться в сумках и смеяться.
— Начинаем урок, — бесцветно произнёс физик.
Класс наполнил лёгкий гул. Физик забубнил что-то про силу трения, а мы продолжили заниматься своими делами.
Минут через десять физик замолчал, написал на доске задачу и сел за учительский стол. Раскрыл классный журнал и уткнулся в него.
Урок шел по обычному сценарию. Кто-то списывал домашку, кто-то разговаривал, а большинство развлекалось мобильниками. Шуметь — себе дороже, может завуч заглянуть. А так — всё вполне пристойно. Человек пять решали задачу. Раньше я бы была среди них. А сейчас — зачем светиться? Я достала мобильник и кинула сообщение на свой бывший номер: «Ты как?». Через минуту пришел ответ: «Пока нормально». Конечно, раз доске не вызывают…
Ира Рябова, воображала и выскочка, подняла руку:
— Сергей Иванович, можно?
— Да, пожалуйста.
Рябова вышла к доске и написала решение. Короткое, всего в одну формулу.
— Верно, — с трудом разобрала я тихий голос физика. — Садись. Четыре.
Пятерку за простую задачу он не ставил, это мы выяснили опытным путём.
Сергей Иванович встал, стёр задачу и написал условия новой. И опять уткнулся в журнал. Как будто там новый роман Лукичева написан. Хотя нет, физик, наверное, фантастику не читает. С таким унылым лицом можно только энциклопедиями интересоваться. Без картинок. Или орфографическим словарём.
От скуки я решила вторую задачу. Она оказалась посложнее первой. Но все равно поднимать руку я не стала. Класс ошалеет от удивления, если троечник Сельцов попросится не выйти, а к доске.
Так мы сделали шесть задач. Кто-то получил пятёрку, а кто-то вообще ничего, потому что поторопился и решил неправильно. Когда до конца урока осталось десять минут, Сергей Иванович что-то забубнил. Вроде бы, объяснял, как писать лабораторную, которая будет на следующем уроке. До меня доносились только отдельные слова.
Папа как-то сказал: «Потрясающе умный мужик, но интроверт. Даже говорит в себя. Что он делает в школе? Ему диссертацию писать надо».
Здесь я с папой не согласна. Сергей Иванович в сто раз лучше «Осы», визгливой Анастасии Эдуардовны. С ней тоже приходилось дома пыхтеть над учебником, потому что она пол-урока разорялась, что мы позорим своих родителей и половине не место в стенах гимназии. Объяснять тему у неё вечно не хватало времени. Почти каждый её урок заканчивался раздраженным: «Параграф прочтёте дома самостоятельно!».
Этот хоть не орёт.
Прозвенел звонок, физик буркнул:
— Урок окончен, можете идти, — и сам вышел. Мне его всегда жалко. Такой он серый и невзрачный. У него даже фамилия самая обыкновенная — Петров.
Класс не спеша потянулся на инглиш.
На инязе мы с Сельцовым в разных группах. Он в слабой, я, естественно, в сильной. Сейчас нам предстояло действовать автономно. Игорь-я, немного замешкавшись, пошел в кабинет 37, а я с кучкой лентяев (это как же надо быть раздолбаем, чтобы не справляться с английским!) в соседний, тридцать восьмой. Но вместо параллельного класса там сидели какие-то дылды, похоже, из одиннадцатого, и сосредоточенно изучали листочки с вопросами. Даже на перемену не пошли. К ЕГЭ готовятся. Их учительница, увидев нас, сказала:
— Восьмой? У вас английский сегодня с первой подгруппой, Инна Львовна заболела.
Я чуть не подскочила от радости. Значит, буду рядом со своим телом! Без него как-то не по себе. А одноклассники расстроено загудели. Глупые. Боятся заниматься с сильной подгруппой. Не понимают, что на них никто не обратит внимания. Дадут задание для видимости, и всё.
Но объяснять я, конечно же, никому ничего не стала. Во-первых, Сельцов неразговорчив. А во-вторых, откуда у него могут быть такие мысли?
Хорошо хоть, нам не пришлось таскать дополнительные стулья — их принесли к первому уроку «ашки». Зинаида Макаровна рассадила свою подгруппу как обычно, а гостей — на приставные места у торцов парт. И по звонку начала говорить по-английски:
— Здравствуйте, садитесь. Я очень рада вас видеть.
Зинаида Макаровна всегда начинала урок с этой фразы. Но сейчас было видно, что это просто фигура речи. Похоже, урок с «ашками» англичанку порядком утомил.
— Группа два, — продолжала Зинуля по-английски. — Откройте учебник на странице тридцать один, упражнение восемнадцать. Читайте и отвечайте на вопросы.
— Письменно? — спросил Темляков по-русски.
— Инглиш, плиз! — потребовала Зинуля. На её уроке по-русски вообще не говорили. «Учитесь говорить на языке Байрона!» — её любимое выражение.
— А… Э… Райт? — Антон покрутил рукой в воздухе.
— О, мой Бог, — с лондонским акцентом выговорила Зинаида Макаровна, и обреченно кивнула. Её произношение всегда отличалось чёткостью, как на обучающих дисках. — Первая группа, проверяем домашнее задание. Тема «Мой день». Кто готов?
Готовых не оказалось. Я открыла учебник, но в текст смотрела — мы его недавно проутюжили как следует. Кроме того, вопросы там простые, да и проверять Зинуля все равно не будет.
— Ну, раз никто не готов… Азарова, пожалуйста, начни ты.
Игорь-я встал. Я покосилась на своё тело.
Нет, не так я обычно стою. И спина у меня не сутулая. И не тереблю я тетрадки.
И вообще, это всё так не похоже на меня… В одну секунду накатил страх, противный, тяжелый, заставивший сердце колотиться невпопад. Я поняла, что сейчас всё раскроется. Ведь папа сразу раскусил нас. А Зинуля в школах работает много-много лет, наверное, ещё быстрее сообразит что к чему! Сейчас она скажет: «Лера, это не ты!». Сразу вызовет родителей, а пока они едут — «скорую». И что тогда? Бежать? Прятаться? Всё равно поймают, дома не скроешься, а больше некуда…
Зинуля сказала:
— Лера, тебе плохо? Ты заболела?
Она спросила по-английски. Я испугалась, что Игорь-я не поймет вопроса. Но он пожал плечами, мотнул головой — то ли да, то ли нет.
— Что-то случилось? — продолжала допытываться Зинуля.
Снова тот же жест.
— Скажи что-нибудь!
— Не спрашивайте, пожалуйста, — пробормотал Игорь-я по-русски. И это добило англичанку. Ведь такое простое предложение по-английски я построю хоть в бреду, хоть проснувшись среди ночи.
— Садись, — Зинуля осталась верной себе и с языка Байрона на язык Пушкина не перешла. — Я спрошу тебя в другой раз. Кто может ответить?
Желающих снова не нашлось, потому что все уставились на Игоря-меня. Кто-то удивлённо, кто-то весело, кто-то злорадно. Ещё бы! На их глазах отличница впервые не ответила урок.
