Папа, как обычно, в своём репертуаре. Вместо того чтобы помочь, ещё больше запутывает.
— Так что мне, не писать, что ли?
— Почему не писать? — усмехнулся отец. — Сейчас многие пишут по принципу «пойду туда, не знаю куда», даже взрослые авторы. Может, и вылезет идея, да и сюжет прорисуется. Но тогда — второй вопрос: герои. Они — какие?
— Парня я с себя списываю, — бухнула я-Сельцов. — А девочку — с неё.
Папа оглянулся на того, кого принимал за свою дочь.
— Смотри, тебя канонизируют в литературе.
— Больно надо, — буркнул Игорь-я.
— А почему такой выбор прототипов? — снова обратился ко мне отец.
— Ну, себя я хорошо знаю. А Лера мне просто нравится.
— Упырь, — еле слышно произнёс Игорь-я.
Папа вдруг закрыл глаза. Покрутил головой, встряхнулся, посмотрел на меня внимательно и снова зажмурился.
— Ну-ка, скажи ещё что-нибудь.
— В смысле? — растерялась я.
— Вот что, мои дорогие, — папа посмотрел на нас по очереди. Удивлённо и обиженно. — По-моему, вы меня дурачите.
Игорь-я дернулся, словно сбежать хотел, но передумал.
— Когда говоришь ты, — продолжил папа, глядя на меня-Сельцова, — я слышу интонации своей дочери. А в тебе, — он оглянулся на Игоря-меня, — я Леру совершенно не узнаю.
— И что? — выдавила я.
— А то, что никакую повесть никто не пишет. Это случилось с вами на самом деле. Я прав?
— Интересно, на что вы рассчитывали? — поинтересовался папа. — Думали, я не замечу подделки?
— Мы… — начал Игорь-я, но папа резко продолжил:
— От тебя, Лера, я этого не ожидал!
— Так получилось…
— Ладно, пошли на кухню. Вы наверняка хотите есть.
Развернулся и вышел из комнаты. Мы пошли за ним. Я — по привычке слушаться, а Игорь — наверное, машинально. А может, действительно есть захотел. Я бы в своём теле хотела. От переживаний у меня всегда улучшается аппетит.
На входе в кухню я с треском вписалась в шкафчик для посуды. Всегда проходила под ним, а теперь вот… Странно получается, стукнулась голова Сельцова, а больно мне. Хотя шишка у него на лбу вскочила. От этого всего скоро крыша поедет.
Игорь-я присел на табуретку и осторожно оглядывался. А я непослушными руками Сельцова помогала папе — порезала хлеб, расставила тарелки и кружки. Любимую, с корабликом, я оставила себе. Всё равно маскироваться не надо, а Игорь успеет ещё. Дала папе его персональную вилку… и поняла, что это была последняя проверка.
— Слушайте, — задумчиво сказал папа. — А ведь Лерке придётся прикидываться другим человеком в чужой семье.
У меня вдруг пропал аппетит. Жевать стало неприятно, словно во рту вата. Я аккуратно положила вилку на стол.
Только сейчас я поняла, на что надеялась в глубине души. Что папа всё поймет. Ведь у него особенное мышление! А потом сразу что-нибудь придумает. И всё тут же станет хорошо. Или, если не станет, то мне хотя бы не придётся идти к Сельцову домой.
И вот он раскрыл нашу игру. И что? Как будто даже обрадовался. Словно задачу интересную решил. А про меня он, что ли, вообще не думает?
Папа помолчал и добавил:
— Для этого дом надо знать, как свои пять пальцев. Иначе родители Игоря увидят, что с их сыном что-то не так. И что они тогда сделают, как думаете?
Игорь-я буркнул:
— Сначала наорут. Потом к врачу потащат, ясное дело.
— Именно, — кивнул папа. — А дальше — как повезёт.
Я быстро сказала:
— Мы тоже к этому пришли, поэтому и решили скрывать от всех.
— От меня-то зря.
— Не могла же я прийти и сказать: папа, я в чужом теле! — возмутилась я.
— Почему? — улыбнулся папа.
Я не нашла, что ответить. А папа вдруг стал совершенно серьезным.
— Ребята, послушайте меня внимательно. То, что с вами происходит, не может продолжаться долго. Это против законов природы. Поэтому нам нужно продержаться несколько дней. Быть вместе, помогать друг другу, поддерживать. И думать, как вернуть всё на свои места. Самое главное, чтобы вы не оказались запертыми в каких-то больницах, вы понимаете меня?
— Да, — почти одновременно сказали мы.
— Поэтому ешьте и бегите тренироваться к Игорю. Завтра после школы снова будем думать.
— Ты поможешь? — обрадовалась я.
— Когда я тебя бросал?
Как будто мои мысли прочитал! Меня бросило в жар. Я снова не знала, что ответить.
Игорь-я вдруг сказал:
— Представляю, что завтра будет в школе…
— Ты-то как раз можешь не ходить, — махнул рукой папа. — Я напишу потом записку, да и всё.
— Ага, девчонка пойдёт, а я отсиживаться буду!
— Девчонка теперь ты, — не удержалась я.
— Только внешне!
Папа постучал ладонью по столу:
— Тихо, тихо. Вам теперь нельзя сориться.
— Поняли уже, — вздохнула я.
Мы быстро доели и помчались домой к Игорю.
Вернее, хотели помчатся. Но по дороге выяснилось, что нам заново надо учиться ходить.
— Шире шаг! Не виляй бёдрами, не так поймут, — инструктировал на ходу Игорь-я. — Не ставь ноги по одной линии.
— А ты не сутулься. Раскачиваешься, как пьяный матрос!
— Потому что у тебя центр тяжести в… непонятно где!
Надо же! Центр тяжести его, видите ли, не устраивает! Я даже не смогла сразу придумать подходящий ответ. А Игорь-я вдруг сказал:
— Вот теперь хорошо.
Я прислушалась к себе, попыталась понять, что изменилось, и тут же споткнулась на ровном месте. И поняла!
— Слушай, вся фишка в том, чтобы довериться телу! У него есть своя память. Попробуй.
— Как?
— Расскажи мне что-нибудь. Про родителей, например. Они тебя кто? И не думай о том, как идёшь. Совсем не думай.
— Мои родители… — Игорь-я отвернулся. — Они просто люди. А вот твой папа в натуре чумовой.
— Обычный, — пожала я плечами и снова почувствовала, каким непривычно резким получилось это простое движение.
— Для тебя обычный, — буркнул Игорь-я. — Ладно, давай, топай. Скоро придём уже.
Я думала, мы всё-таки поссоримся по дороге. Но нет, Игорь-я вовремя сруливал с наездного тона. Перед дверью в свою квартиру он отдал мне ключи.
— Этот — от верхнего замка, этот, плоский, от нижнего. Два оборота.
Я легко справилась с дверью и вошла. Остановилась на пороге.
— Башмаки — под вешалку. Не сюда. Не так, — Игорь-я развернул туфли носками к себе.
— Так же неудобно!
— Ты запоминать будешь или спорить? Я с детского сада так ботинки ставлю!
— Не кричи.
— Я и так дураком себя чувствую, а тут ещё твои комментарии!
— Дураком? Почему?
— А разве непонятно? Я учу девчонку изображать меня у себя дома!
— Да? — Я начала злиться. — А когда учился изображать меня, нормально было?
— Ещё хуже.
— Ну и теперь-то что истерики устраивать? Я, как ты верно заметил, девчонка, а держусь лучше тебя.
— Это потом, что ты в моём теле, — мрачно ответил Игорь-я. — У меня нервы крепкие. А на твоём месте всё время реветь хочется.
— Ну так пореви.
— Нет времени на глупости. Скоро предки с работы придут, а ты здесь, как астронавт на Марсе. Слушай и запоминай…
* * *
Замок на входной двери неприятно клацнул. Я вздрогнула. Никогда в жизни не боялась взрослых, а тут чуть сердце не выпрыгнуло.
Дверь хлопнула. Женский голос, то ли сердитый, то ли усталый, позвал из прихожей:
— Гера, ты дома?
У меня в животе что-то ухнуло. Всё, засыпалась! Кого она зовет?
Мозги заработали, как на олимпиаде по математике. Папа — Виктор Павлович. Мама — Елена Анатольевна. Я — Игорь. Больше в квартире никто не живёт. Домашних животных нет…
— Гера!
Меня затрясло, как во время гриппа. Отозваться? А если она зовёт не сына? А кого тогда? Может быть, Гера — это домашнее имя Игоря? Что делать? В конце концов, хуже не будет…
— Я дома, — громко сказала я.
— Сумки возьми, — раздраженно приказала мама Игоря. — Долго я буду стоять?
Уф. Всего-то.
Я вышла из комнаты и поняла, что не спросила у товарища по несчастью, как он здоровается с родителями. Если бы это была моя мама, я бы её поцеловала. А что делать сейчас?
К счастью, эту проблему решила сама Елена Анатольевна. Она сунула мне сумки и отвернулась, чтобы снять сапоги. Я быстро потащила сумки на кухню.
— Пельмени в морозилку положи, — скомандовала мама Игоря. — А остальное я сама разберу.
Магазинных пельменей я не видела лет пять, но пачка бросилась в глаза сразу, она лежала сверху. Я сунула её в морозилку, прислонила сумки к табуретке и прошмыгнула в комнату. В след мне раздалось:
— Уроки выучил?
— Да.
— Как в школе?
— Нормально.
Больше она ничего не спросила.
Правду Игорь говорил!
Я почувствовала себя свободнее. Как будто сдала экзамен, и дальше будет легче. В конце концов, какому нормальному человеку придёт в голову, что в теле их сына — чужая девочка?
