На закате мокрые, стучащие зубами, с грязнущими исцарапанными лицами, они сидели на небольшом островке, спрятавшись в траве, как три неведомых болотных чудища, ждущих добычу. Думать о том, что самое страшное, что можно встретить на болоте в этих падающих с гор сумерках — это они сами, было очень приятно. Хотя и была эта мысль сущими враками, но от нее становилось не так страшно. Еще бы придумать что-нибудь, чтобы стало не так холодно…
С неба на сухие колосья, маслянистую воду вокруг и усталых мальчишек сыпались мелкие, как крупа, снежинки. Где-то рядом почти бесшумно бороздили воздух мягкими перьями охотящиеся на мышей совы. Пахло холодом, перемешанным с тиной и гниющим деревом. Говорить ни о чем не хотелось, а хотелось лишь укрыться в тепле, закрыть глаза и провалиться в пропасть сна, забыв обо всем на свете.
За день они взбаламутили столько придонной грязи, собирая «урожай» болотной растительности, что даже при свете луны были заметны широкие круги мути, так и не осевшей среди прогалин. Каждое движение отдавалось сытым противным хлюпаньем, к которому все уже так привыкли, что даже теперь им продолжало мерещиться, что они сейчас не сидят кружком спина к спине, а все идут и идут куда-то по колено в ряске, с чваканьем переставляя ноги.
Единственным преимуществом холодной погоды было то, что исчезла безжалостная мошкара, облеплявшая летом лицо и руки. Думая об этом, Одд пришел к выводу, что борода в природе имеет вполне ясное предназначение: защищает лицо от гнуса и ледяного ветра (он не мог этого знать, но некоторые особенно находчивые старики запасают в ней хлебные крошки для кормления птиц). А если еще хорошенько вываляться в грязи… Ни один комар не прокусит доброго грязевого панциря!
Глядя на лица своих товарищей, он представлял себе, какой чумазый сейчас сам. И как это все вообще странно, что он тут с ними. И все-все, что происходило и происходит. Будто шахты, бегство, жизнь здесь — это только долгий путаный сон, а на самом деле он сейчас закроет и откроет глаза — и увидит хитрое плетение «ловца снов» над своей кроватью, дощатый потолок и отсветы печки в приоткрытой двери комнаты, за которой взрослые устроились на поздний чай. Незаметно Одд засыпал, привалившись плечом к какому-то выступу в колючей траве…
* * *
Луна стояла в зените, мелькая между ветвей щербатым бледным лицом. Бдительный и чуткий, как куропатка, Суп растолкал прикорнувших товарищей. Пора было начинать то, ради чего они трудились весь день.
Одд осторожно высек пламя и каждый унес его с собой в чаше из древесной коры, в которую натолкали сухих листьев. Все трое, прикрывая ладонями огонь, разбрелись по своим местам. На каждого приходилось по две копны собранного за день болотного мусора, который предстояло поджечь, а затем бежать сломя голову, путая следы, и затаиться, чтобы не попасть в руки охотников за головами, бродившим где-то в темноте.
Ночь на болотах. Несколько шагов от своих товарищей — и ты остаешься совершенно один среди перепутанных зловещих теней, неясных звуков и жадных, готовых тебя проглотить топей. В эти секунды сердце человека наполняется ужасом, а чувства обостряются до звериных.
Одд, пригнувшись и озираясь по сторонам, добрался до первой кучи и поднес чашу к сухой траве. Она щелкала и шипела, медленно занимаясь пламенем. Вскоре робкое зеленоватое пламя начало жадно пожирать ветки и вдруг словно взорвалось, рванув к небу. Для большего эффекта по краям был накидан влажный волокнистый дерн и куски торфа, которые тлели, выпуская вверх облака коричневого едкого дыма.
Мальчик, шлепая по воде, побежал ко второй куче. Скрываться уже не было смысла, нужно было действовать как можно быстрее. Когда он оглянулся, то увидел, что за спиной за частоколом из тростника и кривых стволов полыхают еще два таких же костра.
Вскоре среди болот в кроны ощерившихся деревьев ударило шесть снопов света, видных издалека. Столбы дыма цеплялись за их верхушки и уносились в безоблачное звездное небо.
Половина дела была сделана. Теперь, цепляясь и двигаясь наугад, они продирались в самое сердце топей, куда не заходили даже отчаянные охотники и звери. Только укрывшись там, можно было рассчитывать остаться незамеченными шарящими по болотам Яг-зы.
Глава 9
МНОГО ЦАПЕЛЬ И ОДИН КОТ
— Ты знаешь, где мы? — шепотом спросил Одд.
Суп отрицательно мотнул головой, приложив палец к губам. С его заплетенной в косички шевелюры сорвалось несколько мутных капель, испугав маленького коричневого тритона, высунувшегося было над поверхностью.
Уже не меньше четырех часов они стояли здесь по грудь в воде, притаившись в корнях развесистого старого дерева, растущего прямо из болота. Вокруг простирались густые заросли камыша, за стеной которых беглецов было не различить с десяти шагов. Главное правило: не издавать звуков и не шевелиться, чтобы нагревшаяся от тела вода под одеждой не перемешивалась с холодной. Торчащие над поверхностью плечи пробирал назойливый ледяной ветерок, который при всем желании невозможно было назвать свежим. После долгого бега ужасно хотелось пить, но болотная вода для этого не годилась, а кожаные фляги были давно пусты. В дополнение ко всему на рассвете ветви дерева облюбовала большая стая ворон. Их ни на секунду не утихавший гвалт потихоньку сводил с ума, а на головы то и дело падали отходы неприхотливого птичьего пищеварения.
От нечего делать Одд с любопытством рассматривал удивительный мирок созданий, считавших это бесприютное для людей место своим домом. В скопившейся под корнями жирной грязи то и дело мелькали какие-то мелкие твари: тритоны, лягушки и охотящиеся на них тонкие, как шнурок, ужи. Сонная пиявка пыталась медленно заползти на руку Гумса. Тот сбросил ее в воду и мечтательно посмотрел на светлое утреннее небо.
Время тянулось, как патока, и сколько им еще предстояло находиться здесь, было неизвестно. Покидать укрытие слишком рано — явно плохая идея: ночью им едва удалось оторваться от погони. Яг-зы оказались гораздо ближе к кострам, чем хотелось бы. Двигаясь совершенно бесшумно, они подошли вплотную к импровизированному лагерю и сорвались на бег, только увидев первый костер-приманку. Судя по шуму и крикам, за мальчишками гналось не меньше трех десятков воинов, и то, что они без единой царапины стояли сейчас под этим деревом, было настоящим чудом. Тогда, ночью, бояться было некогда, зато сейчас каждый дал волю фантазии и представил себя убитым дикарями сорока пятью страшными способами.
Все как один нервно вздрогнули, когда совсем близко от них послышались хлюпающие прерывистые шаги. Судя по всему, кто-то пробирался сквозь заросли, не разбирая дороги и часто проваливаясь в грязь. Не могло быть сомнения, что это не лось и не кабан, а человек. Причем человек, либо предавшийся панике, либо спасающийся от преследования, что часто сопутствует одно другому. Все трое взялись за короткие жалящие, как змеи, копья, до этого мирно составленные у дерева, и до подбородка погрузились в воду. «Неужели они нас нашли здесь?!» — пронеслось в голове у Одда. Рукой он нашарил на поясе булаву, готовый в случае чего прибегнуть к крайнему выходу — случайному прыжку во времени.
Со стороны, обратной той, где стояли беглецы, среди камышей послышался отчаянный «плюх!» и возня человека, пытающегося выбраться из трясины. Теперь к плеску густой, как кисель, болотной воды добавилось срывающееся на плач дыхание и жалобный зов о помощи. Все трое невольно высунулись из-за корней: голос принадлежал ребенку.
Представшее им зрелище было вполне ожидаемым: в пластах липкой тины бултыхался мальчик лет семи, которому не хватало роста и сил, чтобы упереться в илистое дно и постепенно выбраться, хватаясь за жесткие стебли. Если не уповать на смутную удачу, его положение было безнадежным.
Лицо и бритую голову мальчика украшал почти смазавшийся рисунок из черной глины. Без сомнения, малыш был из племени Яг-зы. Юный, неопытный воин, отставший от взрослых головорезов и заблудившийся на болоте.
Все трое кинулись к нему — но, как оказалось, с совершенно разной целью: Суп, чтобы утопить, ведь его крики могил привлечь остальных охотников, а Одд, чтобы спасти, потому что имел вполне определенное мнение насчет попавших в беду малышей, к какому бы племени они ни принадлежали.
В результате небольшой потасовки все четверо оказались до макушек вывалены в грязи и стояли, тяжело дыша, среди взбаламученной ими заводи. Сверху на происходящее с интересом наблюдали вороны, не забывая о своей обязанности вести ритмичную бомбардировку отходами жизнедеятельности.
Мальчик вовсе не выглядел воинственным и готов был расплакаться, но явно держался, чтобы не упасть в грязь лицом, выражаясь фигурально, поскольку фактически в нее только что и неоднократно падал.
