Калитка от его толчка противно скрипнула. Звук, вопреки законам акустики, в тишине не разнесся, а, словно ударившись о нее, затух. От этой странности у Егора мурашки пошли по телу. Да и калитка вроде бы утром открылась совершенно бесшумно. Хотя Коржик ведь тарахтел, как перфоратор, заглушая остальные звуки.
Во дворе Егор опустил велосипед на траву и направился к дому. Заглянуть сперва в окошко или сразу постучаться в дверь? Приличней, конечно, последнее. Мара ведь может заметить, как он в окно смотрит. А если там не она, а ее бабушка, получится еще хуже. Примет его за жулика, потом оправдывайся и доказывай…
Егор громко постучал. Никакого ответа. Он повторил попытку. Результат тот же. Подергал за ручку. Заперто. Выходит, и впрямь никого. Егор повернулся и ахнул. Дым, замеченный им с того берега, ему не почудился, только вот поднимался он не от Мары, а из трубы дома Косачевых.
Вывод напрашивался один: туда кто-то проник. Бродяги, наверное, заселились. Или у Косачевых купили хутор, и новые хозяева теперь туда переезжают? Надо пойти посмотреть. Если бродяги, потребуется вмешательство Федора Николаевича. Хотя, если Потылиха и впрямь ведьма, им и без дяди Феди не поздоровится. Пожалеют, что вообще сюда сунулись.
Егор подрулил к косачевским воротам. Людей не видать, машин – тоже. Заросли крапивы не тронуты. А не примяв их, не доберешься до дома. Дым тем не менее продолжал идти из трубы, свидетельствуя, что внутри кто-то есть.
Егор с трудом перелез через запертую калитку и, подобрав с земли палку, стал пробираться сквозь заросли. Как ни старательно он сокрушал хищные крапивные стебли, все равно обстрекался. И к моменту, когда достиг стены дома, руки зудели. Заглянуть в окна оказалось нереально, они были плотно забиты досками. Сквозь узкие щели вряд ли увидишь, что делается внутри. Вновь объявив войну зарослям, Егор стал пробиваться к крыльцу.
Увиденное заставило его замереть. На крыльце, спиною к нему, стоял человек. Скорее всего, пожилая женщина. Невысокая, коренастая, в бесформенном ватнике, голова плотно обмотана платком. «Потылиха! – вроде бы догадался Егор. – Окликнуть ее? Но что я скажу?»
Женщина, будто почувствовав его взгляд, обернулась. У Егора пропал дар речи. Из-под низко повязанного серого платка на него глядело лицо Мары.
– Ой, это ты? Напугал-то как! – глухо проговорила она.
– Ты меня тоже, – признался он. – Понимаешь, я дым увидел и решил, что сюда залезли. Подхожу – человек наружу выходит. Я же сперва не понял, что это ты.
– А я вообще здесь никого не ожидала увидеть, – девушка рассмеялась и провела рукой по щеке, на которой остались черные полосы.
– Ты испачкалась.
– Да? – Мара снова потерла щеку, отчего на ней появилась еще одна черная полоса.
– А что ты вообще здесь делала? – полюбопытствовал мальчик.
– Да мусор решила сжечь. Накопилось. А у Косачевых печь больше нашей, удобнее. За один раз все запихнула. И в нашем доме не пахнет. Здесь-то без разницы, нюхать некому. Да я уже, в общем, справилась. Скоро прогорит. Можно даже не следить. Пошли ко мне.
– Лучше мы завтра к тебе придем вместе с Никифором, – покачал головой Егор. – А то у нас скоро ужин, неудобно опаздывать, я же здесь как-никак в гостях.
– Понятно, – хмыкнула Мара.
– Я просто катался и мимо проезжал, – зачем-то начал оправдываться он. – А теперь уже пора обратно.
– Как хочешь. Тогда пока, – не стала настаивать на приглашении она.
– А ты до сих пор одна, или бабушка вернулась? – напоследок поинтересовался Егор.
Мара расхохоталась:
– Тебя это очень волнует?
– Ну-у, – замялся он. – Неужели одной не страшно? Тем более в заброшенном доме.
– Нисколечки, – весело откликнулась она.
– Ну, тогда я поехал.
– Большой привет от меня Никифору.
– Обязательно передам, – пообещал Егор. – До завтра.
Вроде бы все разъяснилось. Никаких бродяг. И за Мару можно не беспокоиться. Но ему почему-то стало еще тревожнее.
Егор возвратился к самому ужину. Коржик уже мрачно восседал за столом, агрессивно елозя вилкой по скатерти.
– Ездил покататься? – спросила Егора Марина Николаевна, заходя следом за ним в дом. В руках она держала пучок свежесорванного укропа. – Сейчас вымою, порублю, и можно садиться. Ты руки пока помой.
Услыхав, что друг ездил кататься, Никифор прервал манипуляции с вилкой и вперил в него испытующий взгляд. Егор поспешил ободрить страдальца:
– Привет тебе от Мары. Она завтра нас ждет с нетерпением.
Эффект его реплика возымела прямо противоположный задуманному. Коржика перекосило от ярости. Он пробурчал себе что-то под нос и, резко встав, устремился к двери, возле которой, двинув Егора плечом, грозно бросил:
– Пойдем-ка выйдем.
– Мальчики, – понеслось им вслед, – у меня уже все готово! Да что же это творится? Куда вы разбегаетесь?
– Мам, мы только на минуту.
И Коржик решительно выпихнул друга на улицу. Там он схватил его за плечи и, резко развернув, шваркнул спиной о стену дома.
– К ней ездил? – Голос Никифор не повышал, чтобы взрослые не услышали, и ярость, его охватившая, воплощалась в хриплом надсадном шипении.
– Да совершенно не к ней, – начал оправдываться Егор и, чуть покривив душой, выдал другу полуправду: – Мне стало скучно, решил покататься, вдруг вижу: дым. Показалось, что Мара вернулась. Дай, думаю, проверю, все равно проезжал мимо.
– Хорош врать. – Коржик с удвоенной силой вдавил его в стену.
– Ты лучше дослушай, – продолжил Егор. – Ее там не было.
– И где ж ты ее нашел? – наливался все большим гневом Никифор.
– В соседнем доме, у Косачевых. Дым-то, как выяснилось, оттуда шел.
– Врешь, – коротко выдохнул Коржик. – Что Мара забыла в доме у Косачевых?
– Вот и я удивился, – ответил Егор. – Она сказала, что мусор в их печке жгла. А мне не веришь, сам потом у нее спроси.
– Надо будет, спрошу, – сурово отреагировал Коржик.
– Ребята, ну что за хамство? – возник на крыльце дядя Федя. Он только что умылся и застегивал на ходу чистую клетчатую рубашку. – Мать старалась, ужин на столе, а они здесь преспокойно шушукаются. Ну-ка, марш в дом!
Никифор, ни слова больше не говоря, отпустил Егора, однако тому было ясно: конфликт не исчерпан. Во взгляде друга по-прежнему читалась подозрительность: он явно подозревал измену и вероломство.
После ужина Коржик немедленно испарился вместе с легким велосипедом. «Поехал с инспекцией, – тут же понял Егор. – Впрочем, пусть, повидается с Марой, и утихнет».
Но Коржик вернулся мрачнее прежнего.
– Ну, что теперь не так? – поинтересовался Егор.
– Отстань! Надоел! – прорычал Никифор и, плюхнувшись на кровать, отвернулся к стенке.
– Поссорились, что ли? – проявил искреннее сочувствие Егор.
– Заткнись! – взвился на ноги Коржиков. – Квохчешь, как мамочка над сыночком! Какое вообще твое дело? Не лезь в мою личную жизнь своими грязными лапами!
– Это я к тебе лезу! – лопнуло терпение у Егора. – Хочешь честно? Мне твоя личная жизнь до высокого фонаря! Ты меня своей Марой достал!
– Заткнись! – Никифор, сжав кулаки, пошел на него.
Драться с другом Егору совсем не хотелось, тем более по такому поводу, пусть один дурью мается, если ему приспичило. Ловко увернувшись от его выпада, он быстро сбежал вниз по лестнице. Никифор что-то орал ему вслед. Егор, не слушая, выскочил на улицу и, пробежав немного по направлению к озеру, залег в кустах, надеясь, что Коржик, потеряв его, быстро остынет. Человек он отходчивый, глядишь, через час совсем успокоится.
Никифор, однако, даже не погнался за ним. Проведя еще некоторое время в своем укрытии и устав отбиваться от комаров, Егор счел за лучшее вернуться в дом. По дороге его перехватил дядя Федя и привлек к мытью машины. Работали они до тех пор, пока «Нива» не заблестела, как зеркало.
– Теперь отдыхай. Свободен, – возвестил о конце трудов праведных Федор Николаевич.
Собственно, уже пора было отправляться спать, и Егор ничего не имел против этого. На него напала отчаянная зевота. Видимо, сказывались дальние поездки на велосипеде. Намотался, накрутился педалей, да и загадка, по-прежнему не разгаданная, весь день не давала покоя.
Никифор так и лежал, отвернувшись к стенке, только за время отсутствия друга разделся и улез под одеяло. Вот лучше его и не трогать. Быстро скинув с себя одежду, Егор провалился в сон без сновидений.
Разбудил его тихий скрип. Сумрак июньской ночи серебрила луна. В свете ее на фоне оконного проема четко обрисовывался темный человеческий силуэт. Мара? Нет, не она. Волосы слишком короткие. И фигура для нее пухловата. Коржик! Но зачем он стоит в окне? Егор ущипнул себя за руку, чтобы проверить, не спит ли он. Ему стало больно.
Коржик уже, пыхтя, соскальзывал со стены вниз. Едва голова его исчезла за подоконником, Егор на четвереньках подобрался к окну. Так и есть. К батарее была привязана веревка; она тянулась через подоконник вниз. Выходит, пока он, Егор, гулял, Никифор основательно подготовился к ночной вылазке. Вопроса, куда он намылился, не возникало. Естественно, к Маре. Без вариантов.
