– Попробую, – пообещал Егор. – Во всяком случае, мяукать точно перестанет… А теперь, давайте, что ли, расправимся с оставшейся едой! Тут еще куча бутербродов и сосиски, налетай!
Упрашивать никого не пришлось.
Ребята постоянно пересмеивались друг с дружкой, а Марик с Егором, съев по десятку сосисок, затеяли сражение на вилках, в результате которого Марик даже свалился под стол.
Огонек свечи весело плясал на стенах столовой, отражаясь в посуде и оконных стеклах, и Молли вдруг подумала, что это самый веселый ужин в ее жизни. Она так радовалась, что уже представляла себе удивленное лицо деда, когда она приедет завтра и скажет – я смогла, у меня получилось уладить тяжелую проблему. А то обычно у нее получалось только эти проблемы устраивать.
Закатное солнце, которое заглядывало в столовую, в этот момент село за дальние дома, и в кухне резко потемнело. Только в домах не зажглось ни одного окна – все они остались темными. Улицы, видные вдалеке, тоже были погружены во тьму – на них не было ни одного фонаря. Проезжавшие по улицам машины ехали с выключенными фарами.
– Как темно за окном, – заметила Молли. – У вас, похоже, отключили электричество во всем районе.
Дрина, Марик и Егор переглянулись.
– Э-э-э… – замялся Егор. – Да, отключили…
– А тебе Гильс про Пестроглазово ничего не рассказывал? – как бы невзначай небрежно поинтересовалась Дрина.
– Нет, ничего. – Молли помотала головой. – А что он должен был рассказать?
– Да нет, все в порядке, – махнул рукой Егор.
Егор, Дрина и Марик снова переглянулись и как будто пнули друг друга ногами под столом.
– Гильс всегда так! – с набитым ртом вещал Марик. – Вечно натворит чего-то и где-то пропадает… Это из-за него мы все сидим летом и пишем реферат… Безобразие… – Вдруг он сморщил нос, будто в него что-то попало и… оглушительно чихнул, подпрыгнув вместе со стулом.
Пламя свечи на столе метнулось из стороны в сторону и погасло.
– О, черт… – с досадой сказал Марик. – Там, в вентиляции, столько пыли, а у меня на нее аллергия.
Но кухня уже погрузилась во тьму.
Молли собралась было сказать, что в темноте ужинать еще интереснее, но вдруг ее пальцы разжались и чашка чая со звоном упала на пол и разбилась.
Из темноты на Молли, моргая, смотрели три пары глаз – страшных светящихся глаз. В них переливался холодный нечеловеческий огонь, бросая отсвет на лица Дрины, Егора и Марика, которые сейчас казались лицами трех привидений.
Молли вскрикнула от ужаса и вскочила из-за стола, опрокинув стул.
– Молли! – крикнула Дрина. – Не бойся ты нас…
Но она не слышала уже ничего и никого, кинувшись прочь из столовой – туда, где, она помнила, был выход в коридор. На ощупь, по стенке она толкнула какую-то дверь, чтобы спрятаться, и упала куда-то, больно ударив ногу.
В панике ей удалось захлопнуть дверь за собой и задвинуть защелку, и она осталась в полнейшей темноте. Здесь пахло стиральным порошком, и где-то рядом капала вода – скорее всего, это была ванная комната.
Она была уверена, что страшные монстры расправятся с ней, это был лишь вопрос времени – когда им удастся выломать дверь и проникнуть в ванную. Молли уже мысленно попрощалась с дедом, вспомнила свой двор и с тоской подумала, что никто даже не узнает, почему она не вернулась домой.
Но прошла минута, другая, а в дверь никто не ломился.
Наоборот, в нее кто-то очень осторожно постучал.
– Молли, – позвал голос Егора. – Ты как, в порядке?
– Кто… Кто вы такие? – дрожащим голосом спросила Молли, на всякий случай отсаживаясь от двери подальше.
– У меня аллергия на пы… – послышался голос Марика, но его, видимо, отпихнули от двери и вместо него быстро заговорила Дрина:
– Ты не волнуйся, мы просто не знали, как тебе рассказать о том, кто мы, и куда ты приехала, чтобы не напугать…
– Понимаешь… – Егор поскреб ногтем дверь, – мы не люди… А если выразиться точнее, мы – нелюди. Самые обыкновенные нелюди.
– Нелюди… какие еще нелюди? – чувствуя, как ее начинает бить крупная дрожь, спросила Молли. – Ничего я не понимаю… Ваши глаза в темноте, как такое может быть…
– Ну да, светятся глаза, и с непривычки это выглядит немного страшно, – вздохнув, начал объяснять Егор. – Мы видим в темноте, лампы и фонари нам не нужны. Потому у нас в Пестроглазово нету на улице фонарей, и нет лампочек в домах.
Его голос звучал довольно искренне, и Молли постепенно начала успокаиваться. Действительно, если бы здесь ее подстерегала беда и эти существа были бы опасны, они не стали бы предлагать ей пироги, наливать чай и вообще объяснять, кто они такие.
Она сосчитала до двадцати, чтобы дыхание стало ровнее.
– Значит, вы нелюди, – стараясь говорить ровным голосом, сказала Молли. – Это вроде вурдалаков, упырей и так далее?
– Не совсем, – отозвался Егор из-за двери. – Марик – упырь, да… А Дрина – она кикимора, а я, насколько я себя помню, с утра был троллем…
– Так… – Молли судорожно вздохнула. – А Гильс – он тоже… нелюдь?
– Еще какой… – Егор за дверью тихо рассмеялся. – Ты знаешь, мы с людьми не так часто общаемся, я не понимаю, зачем старину Гильса занесло к вам на Садовую улицу.
Молли вспомнила, что впервые увидела Гильса, когда во дворе стемнело, и он пришел в темных очках, что тогда показалось ей странным. Теперь ей стало понятно, почему он так сделал – чтобы никто не увидел его глаз в сумерках.
– Погоди, Егор, я сама ей объясню и успокою, – затараторила Дрина. – Молли, мы тебе зла не причиним. Это только в сказках и фильмах нечисть гоняется за людьми, а в реальности у нас других интересов в жизни полно, тяжелая учеба в МУНе, например.
– Что это за место – МУН? Гильс тоже говорил, что учится там.
– Мы все там учимся. Ну, МУН – это сокращенное название, а если развернуть его, то получится международный университет нелюдей. Хочешь посмотреть на мой студенческий билет? Сейчас просуну под дверь.
Под дверью ванной что-то зашуршало.
– Вот, посмотри…
– Я не могу посмотреть на твой студенческий билет! – с досадой произнесла Молли. – Я не вижу в темноте, как вы!
– Тьфу, Дрина! – возмутился за дверью Егор. – Где у Мурановых фонарь был и батарейки?!
В недрах дома послышалась возня – начались поиски фонарика. Кто-то двигал стулья, что-то шуршало и звенело, а потом Егор, видимо, полез на антресоли и уронил оттуда что-то тяжелое и чугунное на ногу Марику. По звукам, которые издавал Марик, Молли смутно догадалась, чем упыри могут отличаться от людей.
Продолжать сидеть в ванной в компании стирального порошка, да еще в кромешной темноте было глупо. Молли, немного подумав, открыла защелку и толкнула дверь, осторожно выглянув наружу.
Перед дверью стоял Егор, держа в руках фонарик, которым он светил себе в лицо. За его спиной из темноты выглядывали Дрина и Марик, у которого на ноге уже красовался огромный синяк. При свете фонаря их глаза выглядели вполне обычными, а сами они, хоть и назвали себя троллем, упырем и кикиморой, сейчас больше были похожи на трех растерянных и перепуганных подростков.
– Ты это… прости, что так вышло… – неуклюже извинялся Егор. – Днем-то мы на людей похожи, с первого взгляда и не отличить. А объявлять с порога, кто мы такие, – тоже глупо, я же увидел сразу, что ты человек. Да и понял, что ты даже не знаешь, куда приехала. Вот ты на своей Садовой улице живешь вместе с дедом и в жизни бы не догадалась, что на краю города есть целый микрорайон, где живут нелюди…
При упоминании Садовой улицы и деда Молли вдруг обожгло, как огнем, – как она могла забыть позвонить деду! Она же собиралась вернуться до темноты!
– Мне срочно нужно домой! – побледнев, спохватилась Молли. – Дед ведь придет, а меня дома нет! Какой кошмар… Мне надо скорее уехать домой!
– Я бы не советовал, – тролль Егор шмыгнул носом. – Пока моя мама не успокоится, лучше из дома не выходить.
Да и не надо тебе так поздно возвращаться одной. Переночуешь в этом доме, а утром мы все вместе приедем на Садовую, и я посмотрю, что с той собакой. Правда, Гильс ей приказал мяукать, и я не уверен, что смогу отменить его приказ… Но я попробую его снять, как обычное наваждение, вдруг получится…
– Я тоже остаюсь здесь на ночь, пока мама Егора не успокоится, – заявил Марик. – У меня девятнадцать младших братьев и сестер, и я не могу рисковать собой. Да и моего отсутствия никто не заметит, родители нас пересчитывают только по пятницам.
