И все-таки будущий ученый опомнился первым.
— Дядя Леша, а вас здесь уже закрывали? — спросил он.
— Да нет, первый раз…
Кит поднес руку ко лбу.
— Люк мог закрыться автоматически… — забормотал он. — Ведь нас здесь оказалось сразу трое… Реле… Но, может, по чьей-то воле?.. Ежели так… Нет, это ничего еще не значит! И всё-таки… Вот так штука!.. Неужели… А что же еще!.. А что же еще!.. Ну, конечно!.. — Даня уже знал, что это такое, Жутиково бормотание, зато дядя Леша смотрел на топчущегося на одном месте, как шаман, пацана с изумлением и даже со страхом. Он, наверно, думал, что тот из-за захлопнувшейся над ними крышки люка свихнулся.
Беляш вдруг вскинул голову.
— Шах! Ты единственный, кто может нам помочь!
— Я? — не поверил Даня.
— Ну да! — ТЕМ СПОСОБОМ, ты знаешь, каким. Сосредоточься и скажи ИМ, чтобы открыли.
Алкаш подал голос с лесенки:
— Кто теперь нас услышит…
Кит сказал: сосредоточься… А он не может, не может! Мысли его сейчас носятся в голове, как муравьи в муравейнике, куда бросили зажженную бумажку, — не уследишь ни за одной.
Жутику легко говорить "сосредоточься". Он умеет собирать свой мозг в кулак, а ему как это сделать, если, чуть что, он уплывает от задачи в любую сторону, где покойно и приятно…
Кит не сводил с него требовательных глаз.
— Работай, Шах! — сказал он. — Работай!
"Работай" — это сейчас было самое подходящее слово.
— А что говорить?
— Самое обыкновенное — что у тебя сейчас на языке!
Даня поднял голову к потолку, представил кого-то, идущего по асфальтовой дорожке, и "крикнул", не открывая рта:
— Помогите!
Ему показалось, что идущий остановился и повернул голову к пещере.
— Помогите! — еще раз "крикнул" Шах. Он только шевелил губами. — Мы заперты в пещере!
Дядя Леша на лесенке вытаращил глаза на пацанов, занятых каким-то колдовством.
— Теперь прислушайся, — руководил его действиями Кит.
— Ре… — заговорил было дядя Леша, но Жутик остановил его мгновенно вскинутой рукой.
Даня заставил себя слушать. Тишина. В могиле, наверно, такая же. Мертвая. Немигающий свет плафонов. Дурацкие "яблоки" на карликовых деревцах. Густой запах оранжереи, который перехватывает дыхание. Непроницаемая темнота в глубине пещеры. И чей-то голос, раздавшийся прямо в голове:
— Одну минуту…
— Слышишь? — спросил он у Жутика.
— Нет… — ответил тот.
— Кто-то идет к нам.
Шах застыл, ожидая, что голос повторится, застыл и Жутик, глядя на Шаха, и дядя Леша застыл, глядя на замерших и к чему-то прислушивающихся пацанов.
Звуки шагов наверху услышали все. Под ногой подошедшего что-то хрустнуло. Потом бесшумно открылся люк — солнечный луч упал в подземелье, лесенка фосфорически засветилась.
— Здесь кто-то есть? — услышали они мужской голос.
— Есть, есть! — ответил дядя Леша и зажмурился в солнечном луче. Открыл глаза и увидел чьи-то серебряные усы и темные очки. — Есть, как не быть! — И первым полез наверх.
Сверху к нему протянулась рука.
На солнце все чуточку ослепли, но всё равно разглядели спасшего их. Это был пожилой высокий мужчина в белейшем костюме с серебряными, аккуратно подстриженными волосами и усами.
Он тоже разглядывал их: встрепанного, с вылезшей из брюк рубахой, измученного похмельем и страхом дядю Лешу с холщовой сумкой в руке, и двух перепуганных мальчишек. Дядя Леша не к месту улыбался, не зная, что сказать, как объяснить незнакомому человеку, что он с двумя пацанами только что находился в каком-то непонятном подземелье. Шах и Жутик тоже чувствовали себя неважно — может быть, как воришки, вытащенные милиционером из чужого подвала.
Дядя Леша смущенно молол чепуху:
— Вот, значит-понимаешь, какие дела. Чуть, это самое, значит, не застряли. На дворе, понимаешь, день, народ вкалывать идет, а мы, это самое, застряли и, значит, ни с места!
— Вы рукав испачкали, — сказал Белому Жутик, первым пришедший в себя.
Тот посмотрел на свежее пятно на рукаве и ответил странно:
— Ничего, это пройдет. — На открытый люк он не обращал внимания.
— Чуть не застряли — надо же! — трудолюбиво заполнял паузы в разговоре дядя Леша. — Кто бы, думаем, нам помог? А тут, значит-понимаешь, вы, это самое, подоспели.
Белый слушал алкаша, склонив голову набок, а сам поглядывал на ребят. Дядя Леша это заметил и решился на действия. Он опустился на колени, закрыл люк и натянул на него дерн. Пригладил взъерошенную траву и встал, уже смелее глядя на спасителя. Теперь, по его алкашиному понятию, их уже не в чем заподозрить, если бы даже кто и захотел. Скажи незнакомец дяде Леше о люке, он бы, закрыв глаза, завопил на одной ноте: "Где люк? Какой люк? Я его ни в жись не видел!" У них это называется "взять на горло".
Но Белого мало интересовали дяди Лешины заботы. Он, кажется, сразу определил в нем никчёму и больше не обращал на него внимания. Однако, решил объясниться:
— Я проходил по лесу и увидел, что кто-то прошел через заросли этой жгучей травы…
— Крапивы, — подсказал Жутик.
— Да, крапивы. Я подумал, это неспроста, и решил полюбопытствовать. Мне ведь нечего делать, я отдыхаю… И вдруг увидел крышку люка. Крышка люка в лесу? А вдруг там кто-то заперт? И я открыл ее…
— Вот-вот, — поддержал его дядя Леша. — Вы, значит, ее открыли, а мы, значит, тут как тут. Ни в чем, значит-понимаешь, не виноватые, а запертые, понимаешь, как обезьяны…
Белый терпеливо выслушал эту ахинею, потом предложил:
— Что ж мы стоим, давайте выйдем отсюда.
Он пропустил через дорожку, проложенную в крапиве, дядю Лешу, обоих охотников и вышел сам. Жутик достал рогатую палку и расправил помятые стебли.
— Ой, дядя, — удивился он, — пятно-то действительно прошло! — Рукав незнакомца снова сиял белизной, он сам "справился" с грязью, которую подцепил в люке.
Белый не ответил, он воззрился на холщовую сумку дяди Леши, будто знал, что в ней. Тот спрятал сумку за спину — лицо его хищно заострилось, а глаза напряженно заморгали: алкаш готовился защищать свое добро.
— Ну, хорошо, — сказал Белый, увидев это выражение. Он повернулся к ребятам. — Ваш испуг прошел?
— Прошел, — ответили по очереди оба охотника. — Почти.
— Тогда до свидания. — Сказав это, незнакомец повернулся и стал спускаться по лесистому склону по направлению к асфальту: серебряные волосы, прямая спина, ни одной складки на белом пиджаке.
Трое постояли еще немного, провожая его взглядом, оглянулись на крапиву и тоже стали спускаться.
Недалеко от водосброса и места, где рыбаки оставили удочки, дядя Леша почему-то заинтересовался своей сумкой. Ощупал ее, узнал по очертаниям бутылку, но тут его пальцы наткнулись на что-то и остановились.
— А это что у меня такое? — спросил он удивленно. Сунул руку в сумку, вытащил диковинного вида янтарный плод. — Ребятки, это что? Откуда оно у меня? Вы подложили?
Беляш и Шах тоже удивились. Такие фрукты он видели впервые.
— Нехорошо, мальчики, а вдруг это отрава? — корил их алкаш. — Нехорошо! — Один за другим янтарные плоды полетели в воду, раздалось шесть всплесков. Фрукты не всплыли. Теперь дядя Леша достал бутылку. — С кем я вчера пил? — озадачился он, разглядывая празднично-яркую наклейку. — Коллекционный! — Он откупорил бутылку, глотнул, тряхнул головой. — Мед! Всё, ребятки, я заправился. Мне пора.
— Куда?
— Так порядок же в парке наводить, бутылки по кустам собирать.
Тут и Шах что-то вспомнил:
— У нас же удочки!
И оба рыбака, оставив дядю Лешу с бутылкой дорогущего портвейна на лесопарковой дорожке, поспешили к водосбросу, возле которого они оставили удочки.
Девочки-близнятки, восьмилетние Вика и Катя Вагановы притащили в дом огромного рыжего кота с серым, будто пришитым хвостом.
— Он такой хороший! — приговаривали они, наперебой гладя кота. — Он такой ласковый! Он такой бедненький — ему кто-то лапку ушиб. Можно, он у нас поживет?
— Экая громадина! — ответила на приговаривание бабушка, Зинаида Васильевна. — Он всю мебель обдерет своими когтищами — гляньте, они у него, как у тигра. И хвост у него будто от другой кошки. Нет, нет, уносите туда, где взяли!
Кот в ответ на негостеприимные бабушкины слова вытер лапы о коврик у двери и мяукнул так, что всем показалось, что он сказал "Здрасьте".
На голоса вышел из кабинета папа девочек, писатель. От других писателей он отличался тем, что в первую половину дня у него было хорошее настроение, и он писал для детей сказки и рассказы, а во вторую — плохое, и он тогда писал для взрослых. Сейчас была половина двенадцатого. Кот увидел писателя и мяукнул "Здрасьте" и ему.
— Привет! — ответил папа гостю. — Что-то коты нынче очень уж вежливы стали. Проходите, проходите, сударь!
