В наших головах зазвучал мягкий голос Оракула.
«Молодцы, Стражницы. Достойная битва».
— Но как нам ее закончить? — спросила Вилл. — Как сделать так, чтобы в тот же миг где-нибудь не началась новая битва?
«Вы учитесь мудрости. Когда-нибудь вы найдете ответ в своих сердцах. Но здесь, сейчас, предоставьте это мне».
Вспыхнул и погас яркий свет, налетел порыв ветра — и вдруг черный силуэт Уничтожителя задрожал и исчез. На нетронутом мраморном полу лежала только разбитая гитара — груда порванных струн и деревянных щепок. Оракул унес Уничтожителя, чтобы тот предстал перед судом Великого Братства. Я вспомнила о том, что сделало это чудовище с Кидом, с Фионой, с тысячами других подростков, и пожелала, чтобы приговор Оракула не был чересчур мягок.
«Ну как, Стражницы? Готовы вернуться домой?»
Домой… Как было бы хорошо! Но сначала надо узнать…
— Погоди, — сказала я. — Ания. Кид. Что с ними будет?
Я оглянулась. Но Кид меня не замечал. Он обнял Анию и спрятал лицо в ее волосах. И, судя по радости в ее глазах, она была согласна стать женой не-музыканта.
— Хорошо, — сказала я. — Теперь можно возвращаться.
На продуваемом ветрами склоне холма возле Огнецветной фермы было холодно и сыро. В облике волшебницы я почему-то никогда не замерзаю, но в тот же миг, как я вернулась в свою старую одежду, я сразу почувствовала, что продрогла до костей, устала до смерти и перепачкалась с ног до головы. А меня еще ждала малоприятная задача возвратить Алу Гатору прежний вид.
— Неужели этого нельзя достичь никакими другими путями? — взмолилась я.
— Я их не знаю, — безжалостно ответила Вилл.
— А не могла бы ты сделать это вместо меня? — я с надеждой протянула ей ведро.
— Нет. Ты его превратила, ты и расколдовывай.
Тьфу. Тьфу, тьфу, тьфу. Но надо — значит надо. Я схватила жабу под бугристое брюхо. Ал выглядел довольно смущенным и, честно говоря, в земноводной форме нравился мне гораздо больше. Но никуда не денешься. Я закрыла глаза, стараясь не дышать носом, и чмокнула жабу в бородавчатый лоб.
Раз! Передо мной снова стоял Ал Гатор, в темных очках и прочем блестящем облачении. Но все такой же смущенный.
— О, привет, крошки мои! — воскликнул он. — Как я рад вас видеть! Чудесная встреча! — и затрусил вниз по склону холма, к ферме. У него, видно, не сохранилось никаких воспоминаний ни о нас, ни о Киде, ни о громилах, ни о своем пребывании в жабьем обличье. Позже я услышала, что от пережитого у него осталась привычка поквакивать в моменты сильного волнения.
— Как ты думаешь, в этом нам тоже помог Оракул? — спросила я у Вилл.
— Может быть, — она улыбнулась. — По крайней мере Сердце уж точно помогло.
— А теперь не пора ли нам домой? — подала голос Хай Лин. — Я продрогла до костей!
— Ты похудела! — осуждающе бросила мне Хай Лин.
— Да, у меня были большие нагрузки, — признала я. — Сама понимаешь, ходьба по зыбучим пескам, сражения с монстрами, масса других развлечений.
— Ты понимаешь, что мне придется опять перешивать твою юбку?
— А разве нельзя просто заколоть булавками?
— Попробую.
Мы снова были в нашей каморке-костюмерной и готовились к очередному музыкальному вечеру. Ощущение было странным. Прошло всего две недели, но от «Огнецветов» не осталось и следа. Остальные четверо ребят из ансамбля снова стали самыми обыкновенными мальчишками. Плакаты, записи, футболки, вся эта мишура… Люди не понимали, как они могли сходить по ним с ума, и вся фанатская атрибутика словно растворилась в забвении. Я, однако, все еще хранила в дневнике фотографию Кида. Теперь он почему-то казался не таким грустным. А Корнелия время от времени по рассеянности нажимала на свой брелок, и у всех пробегала дрожь по спине. «Отныне и навек».
Фиона опять стала самой собой. Она даже настояла на том, чтобы «Побрякушки» снова собрались и выступили на очередном конкурсе.
— Не забудь, в третьей строчке надо петь «затерянные в песках», — выговаривала мне Тарани, нервно крутя в руках косметический карандаш Корнелии. — А не «потерянные в песках», как ты спела на репетиции.
Я поморщилась.
— Попробую.
— Это очень важно.
— Знаю. Постараюсь, Тарани, честное слово, постараюсь!
Мы написали новую песню. Мне кажется, она намного лучше, чем «Хочу обратно в школу», но примет ли ее публика? От волнения у меня сосало под ложечкой.
Вошли Фиона и Кара с ворохом пластиковых стаканчиков и бутылкой воды.
— У «Кобальта» тоже новая песня, — сообщила Фиона.
— Правда? Хорошая? — спросила я, задержав дыхание, — прежде всего из-за того, что Хай Лин все еще закалывала мне юбку, но еще и потому, что от ответа Фионы зависели наши шансы на победу.
— Отличная, — в голосе Кары восхищение смешивалось с тревогой. — Сейчас они проверяют звук, и… в общем, песня классная.
— Лучше нашей?
— Конечно, нет! — с жаром воскликнула Фиона. Но мне казалось, Кара именно так и думает, а Кара — настоящий музыкант.
Хай Лин воткнула последнюю булавку.
— Готово, — объявила она. — Только не ходи колесом и не откалывай никаких акробатических трюков, а то я за твое здоровье не отвечаю.
— Я и не собиралась. — Я расправила зеленую юбку и посмотрелась в зеркало. Замешкалась на мгновение, вспоминая, как это было здорово — выиграть «Бесси». Редкостный восторг. Все зрители смотрят на нас, восхищаются, приветствуют, аплодируют, им нравимся мы, нравится наша песня… Я бы могла сделать так, чтобы это случилось снова. Запросто. Стоит только пожелать…
В дверях возникла Вилл.
— Девочки, осталось пять минут, — сообщила она. — Удачи вам! — и снова ушла к своим мониторам и переключателям.
— Так мало? — в панике воскликнула Фиона. — Но я еще не уложила волосы! А где моя помада?
— Ты классно выглядишь, — успокоила я подругу. — И все мы тоже. А теперь пошли на сцену!
Мы выступили великолепно. С каждым разом мы становились все лучше и лучше. Публика аплодировала нам, новая песня вызвала бурю восторгов. И мало того, мне было очень интересно ее петь. Я даже не перепутала слова. Вспомнила все…
Конечно, мы не выиграли. Победил «Синий Кобальт». Награда «Бесси» досталась им в пятый раз.
— Сегодня ты не пользовалась магией, — наметила Вилл, когда после вечера я помогала ей сматывать провода.
— Нет, — призналась я. — Хорошенько обдумав… я решила, что на этот раз мы обойдемся без нее.
