— Шестьсот восемьдесят два!
Он летал все быстрее, прямо метался во все стороны, хватая каждого комара, который попадался на пути.
— Тысяча! — выкрикнул он через минуту. — Я выиграл! А у тебя сколько?
— Что ты там делал так долго? — бросила Марина, свисая с соседней ветки и беззаботно вычищая крылья.
— Ты уже поймала тысячу?
— Гм-гм.
— Не поймала!
— Поймала, несколько секунд назад.
— Тебе просто нечего сказать, — проворчал Шейд, опускаясь на ветку рядом с ней.
— Ты не слышал меня. — Она громко рыгнула.
— Знаешь, по-моему, я объелся, — сказал он.
— Поделом тебе.
— Мне? Это была твоя идея.
— Видишь, мне тоже нехорошо, — призналась Марина.
— Больше никогда в жизни не съем ни одного комара.
— Тебе не кажется, что они слишком острые? — спросила она.
— Не говори о них, пожалуйста.
Они посидели еще немного, пока их желудки не успокоились настолько, что можно было лететь дальше. Шейду казалось, что он проглотил большой камень.
— Давай считать, что мы сыграли вничью, — сказала Марина, помолчав.
Шейд улыбнулся и тоже звучно рыгнул:
— Это звук удовлетворения.
Этой ночью стало значительно холоднее, трава покрылась инеем. Шейд и Марина летели над побережьем. Вдоль берега петляла Человеческая дорога, и теперь Шейд ясно видел повозки на ней.
— Ты думаешь, люди нам как-нибудь помогут? — спросила Марина.
— Так считал мой отец.
— Я все думаю об Обещании. О том, как мы вернемся к свету. Мы не ослепнем?
— Только если будем долго смотреть прямо на солнце, — ответил Шейд. В эту холодную ночь ему особенно ясно вспоминались тепло солнца, его чудесная сила.
— Но ведь ты видел только краешек солнца, верно?
— Да, но Фрида видела его целиком. Просто птицы и звери не хотят, чтобы мы жили днем. Знаешь, что я думаю? Если мы будем жить при солнце, то станем сильнее, и нам не придется больше никого бояться, и даже совы не смогут охотиться на нас. Мы спросим об этом других сереброкрылов, у которых есть кольца. — Он посмотрел на горизонт. — Если мы найдем их.
— Ты говорил, что они какое-то время полетят вдоль берега. А потом? Как мы узнаем, когда изменить курс?
— Я попробую спеть тебе следующий отрезок пути. — Он еще не умел это делать, но решил, что стоит попробовать. Ведь у него так хорошо получалось слушать в эхо-хранилище.
— Не получится.
— Не получится?
— Разве ты не знаешь? Ты сереброкрыл, а я златокрыл. Каждый может принимать только свое эхо. Получится путаница и все.
— Значит, только я могу прочесть карту, — сказал Шейд, с трудом сдерживая усмешку. Это хорошо. Значит, он знает хоть что-то, чего не знает Марина.
— Не очень-то важничай. Лучше объясни мне, как сумеешь.
Шейд вызвал в памяти мамину звуковую карту. Он увидел океан, маяк, побережье, а потом…
— Огни, — сказал он Марине. — Как звезды, только ненастоящие. Они внизу, на земле, а не на небе. Их как будто кто-то сделал.
— Это город, — уверенно сказала Марина.
Шейд моргнул. Все оказалось так просто.
— Ты там была?
— Один раз. Нам действительно нужно туда?
В этом городе, среди моря огней, что-то очень важное. Башня, выше, чем маяк…
— Да. Там находится метка. Мы сможем определить курс по звездам и металлическому кресту…
— Слушай! — вдруг перебила его Марина.
Шейд завертел ушами и отчетливо уловил звуки крыльев. Множества крыльев.
— Летим! — Он понесся вперед сквозь темное небо, пока не увидел летучих мышей, сотни летучих мышей, мелькающих над деревьями. — По-моему, это они! — крикнул он Марине. — Должны быть они!
— Надеюсь, я им понравлюсь, — сказала Марина. — Но как я представлюсь? Привет, я друг летучей мыши, из-за которой сожгли ваше убежище?
Шейд радостно засмеялся.
— Эй! Привет! — крикнул он. — Это я, Шейд!
Ближайшие к ним летучие мыши оглянулись. Шейд жадно ощупал их своим локатором. Так, крылья правильной формы… хвосты… туловища, может быть, немного крупнее, но…
— Нет, — разочарованно вздохнул он.
Это были серокрылы, покрытые роскошной густой шерстью и с бакенбардами на мордочках. Даже уши и внутренняя сторона предплечий были обрамлены серой шерстью.
— Куда вы направляетесь? — спросил один из них.
— Ищем колонию сереброкрылов, — ответил Шейд. — Вы их не видели?
— Мы только что прибыли с северо-запада. Видели несколько колоний, но сереброкрылов не встречали. Каким путем они следуют?
— На юг вдоль берега, по направлению к городу.
— Наверное, они немного опередили нас. Вы отбились от колонии?
— Две ночи назад, во время бури.
— Не повезло. Зря вы направляетесь в город. Это неподходящее место для летучих мышей. Мы-то летим в обход города. Можете некоторое время лететь вместе с нами, если хотите.
Шейд посмотрел на серокрылов: отцы и матери летели рядом с детенышами, время от времени меняя направление и на лету хватая насекомых. Он взглянул на Марину. Лететь с большой группой летучих мышей так соблазнительно. Может, действительно не стоит лететь в город?
Но тут один из серокрылов уставился на предплечье Марины.
— Она окольцована! — прошипел он Шейду.
— Я знаю, — ответил тот.
— Ты в своем уме? — удивился серокрыл, отлетев в сторону. — Это плохо, очень плохо. К ней прикасались люди. Разве твоя мать тебе ничего не говорила? Она приносит несчастье всем своим спутникам.
— Нет, — сказал Шейд, — это неправда.
— Ты можешь лететь с нами, сереброкрыл, но не она.
Шейд с недоумением смотрел на серокрыла.
— Если она не полетит, то и я не полечу, — наконец решительно сказал он.
— Как хочешь. Но на твоем месте я бы держался от нее подальше.
Серокрыл вернулся к своей колонии и повел ее в глубь материка, прочь от воды, прочь от них. Шейда охватило страшное разочарование, только что зародившиеся надежды рухнули. В мыслях он уже рвался вперед, к своим, представлял, как встретится с матерью…
— Извини, — сказала Марина. — Я забыла спрятать кольцо. Думала, это твои.
— Не важно, — ответил Шейд. — Но я не понимаю, почему они считают, что кольца приносят несчастье? — Он посмотрел на серебряный ободок вокруг ее предплечья, словно видел его впервые, и вдруг ощутил беспокойство. — Наверное, случилось еще что-нибудь, чего мы не знаем.
— Может быть, тебе все-таки полететь с ними? — язвительно спросила Марина.
— Я не об этом.
— Никто тебя не держит.
— Я не оставлю…
— Думаешь, я нуждаюсь в твоем обществе? Я привыкла жить одна. И обойдусь без твоей колонии, Шейд. — Она пристально смотрела на него потемневшими глазами, но потом отвела взгляд. — Я… забыла об этом.
— Может быть, бывают разные кольца, — сказал Шейд. — Плохие и хорошие. — Голова болела, его подташнивало. — Я не знаю.
— А у меня какое? Полагаю, что я узнаю это, когда сгорю в пламени.
Шейд с недоумением посмотрел на нее, и вдруг оба расхохотались. Они смеялись долго, от души, пока на глазах не выступили слезы. Но тревога не проходила. Скорее бы добраться до колонии, там он сможет спросить об этом взрослых и хоть в чем-то разобраться.
— Жаль, что это была не твоя колония, — сказала Марина.
— Ага.
— Мы догоним их. Твоя замечательная карта нам поможет.
Шейд благодарно улыбнулся. Впереди, на горизонте, он увидел призрачное сияние, словно восход солнца. Только это было не солнце.
— А теперь летим в город, — сказала Марина.
Сегодня ночью он будет свободен.
Он висел, покачиваясь на толстой ветке в искусственных джунглях. Здесь было очень жарко, но жар шел не от жгучего тропического солнца, а от спрятанных под полом обогревателей. Мелкий дождь и туман спускались не с неба, а из маленьких разбрызгивателей в черном потолке. Даже некоторые растения были фальшивыми — без запаха, с жесткими искусственными листьями. Неужели люди думают, он настолько глуп, чтобы не распознать обман?
Это место было совсем не похоже на его дом, настоящие джунгли, где его поймали месяц назад. Это была тюрьма. Здесь он мог описать круг, сделав всего сотню взмахов могучими крыльями. Попав сюда, он все время натыкался на невидимые, твердые как камень стены. И он решил исследовать их с помощью эхозрения. По непонятным причинам звук не мог проникнуть сквозь них. Также ему не удавалось увидеть место, откуда приходили люди рассмотреть его.
Неужели они не понимают, кто он? В нем течет королевская кровь Вампиров-призраков, он — Гот, потомок Камы Зотца, бога в образе летучей мыши, властелина Подземного царства. Все, даже люди, отправятся туда, когда их тела умрут. Они предстанут перед лицом Зотца, и он решит их судьбу, раскалывая головы тем, кто оскорблял его при жизни.
