… - Хах!
Негр неверяще смотрит на отрубленную в бедре ногу, и, завыв, падает вбок. Ударом кулака я отбрасываю ятаган, палаш разрубает маску наискось — достал, не достал — не важно — хах! Клинок палаша змеёй обвивается вокруг ятагана негра, тот, не повинуясь уже хозяину, прыгает в сторону, как живой, а палаш тонет на ладонь между ключиц негра и тут же отскакивает — есть! Кто-то ревёт рядом по-немецки:
— Клинки наши пламенем были
В кипящих недрах земных!
Их быстрые реки калили
В глубинах гор ледяных!
ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!
На дне синеструйных потоков
Белеют кости врагов,
Напоминая потомкам
О доблести наших отцов!
ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!
— Хах!
Эфес палаша врезается в лоб негру — глаза в кучку, харррррашоооо!!! Лёгкое движение кисти вправо — ещё один забулькал перерезанным горлом… Над моим плечом змеиным телом скользнула шпага, рухнул негр, замахнувшийся на меня топором. Незнакомый мальчишка широко мне улыбнулся, а голос продолжал реветь:
— Прольётся кровь на камни
И грудь пронзит клинок —
Но мести вскинут знамя
Все те, кто выжить смог!
ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!
— Хах!
Отвесно сверху — в левое плечо. Левая сторона отваливается, как ломоть переспелого арбуза, в треске и брызгах, гулко звучит спружинивший щит. А вот это меня Танюшка учила — правым кулаком в землю, ногой вверх — апп! Словил… Веером по ногам под щитом — держи!
— Хах!
— Пусть пытка вспыхнет болью,
Ударит рабства плеть —
Сердец свободных волю
Врагам не одолеть!
ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!..
…Иван был мёртв. Ятаган раскроил ему череп. Я молча опустился на колено рядом с ним, всмотрелся в неожиданно спокойное лицо с кровавым, густым, ещё не успевшим застыть потёком в левый глаз. Что я о нём знал? Застенчивый. Тихий, даже и не поверишь, что он тут четвёртый год. Влюблённый в паруса… Вот и всё. Недолго я побыл его князем. Только и успел, что позвать за собой — на смерть. И он пошёл. И успел только спасти мне жизнь.
Всё.
Я протянул руку — закрыть глаза. И не сделал этого.
Пусть смотрит в небо. Оно красивое. Чистое.
— Скорей, скорей! — крикнул мне, тряся за плечо, незнакомый парнишка. — Да потом, скорей!..
…Боец редко видит всю картину боя. Казалось, горный лес выбрасывает мне навстречу всё новых и новых негров, и конца им не будет. Как не было страха, и не было боли, хотя у меня, кажется, разошлись швы в боку и кто-то, похоже, сумел-таки достать меня в левую руку повыше локтя. Текло и в перчатку, и к рукаву, и никак не переставало — уж не вену ли перешибли?
— Хах!
Негр с проколотым горлом боком падает со скалы, телом проламывает кустарник внизу. Сталь звенит о сталь — вот кстати, откуда у них сталь? Откуда всё-таки? Дагой — остановить ятаган в свистящем полёте, укол палашом прямо в щит, изо всех сил, так, что ломит руку — насквозь! Ударом ноги в щит я освободил палаш, увернулся от топора, подбил пинком ноги негру, размахивавшему этим оружием. Куда он там делся — я не знаю, потому что вокруг и других по-прежнему хватало. Вадим и Джек, оба с бастардами, крутили вокруг себя сверкающие лезвия, не успевавшие окраситься кровью от скорости ударов. Я не сообразил даже, откуда они взялись, хорошо было и то, что взялись вообще.
На юге пронзительно и ясно закричал рог — не наш, но это был и не сигнал негров.
— Идут! — завопил Вадим в мою сторону.
Да, идут. Вот теперь всё и решится. Или негры побегут — или мало кто из нас унесёт отсюда ноги. Да и стоит ли их тогда отсюда уносить?
— Хах!
Перекосив рот, садится, раскинув руки, негр с перерубленной шеей. Слева — блок дагой, удар ногой; рукоять в рукоять направо — переламывается ятаган, конец палаша входит в глазницу маски… Что такое?! Зацепили, кажется?!. Н-на!
— Хах!
Кто-то — возле дерева, приколотый к нему ассегаями, рядом — драка… Вперёд! удар ногой в бедро, рукоятью даги в висок, остриём даги назад, ногой в щит, палашом — отвесно — в голову — мокрый треск!
— Хах!
— Бегут! Ре-бя-та-а-а-а, они бегу-у-у-ут!!!
Дикий, истошный вопль, даже не человеческий крик, а вой волка, загнавшего добычу. И — эхо катится, дробясь на десятки таких же голосов, по всему горному лесу, отражаясь где-то впереди, возле Куры…
— Бегут!!! — подхватил я. — РО-О-О-ОСЬ!!!
Спины. Одинаковые спины чёрных крыс, наискось вскипающие кровью. Розовой пружиной выскакивает наружу позвоночник, коротко хрустят рёбра.
Не дано им будет убежать. Ноги их ослабеют и подломятся, руки их опустятся и не смогут держать оружие. Страх пригнёт их за шеи к земле тяжёлыми гирями.
В мокрым ошмётках взрывается курчавый затылок. Ноги сами собой переносят через пролом, в который, объятые запредельным ужасом, сыплются негры. Я, кажется, научился летать?.. Ничего невозможного…
Небо. Солнце. Бронзовый щит в синеве. Луч — уколом меча. Танцующий диск. "Коловрат," — вот слово, вот название — откуда оно всплыло в памяти?!
Прыжок — вслед за живым клинком.
В небо. Гром музыки. Голоса внизу.
Полёт.
Николай Гумилёв
О да! Мы из расы
Завоевателей древних,
Взносивших над Северным Морем
Широкий крашеный парус
И прыгавших с длинных стругов
На плоский берег нормандский —
В пределы дряхлеющих княжеств
Пожары нести и смерть!
О да! Мы из расы
Завоевателей древних,
Которым вечно скитаться,
Срываться с высоких башен,
Тонуть в ледяных океанах,
И жаркой кровью своею
Поить ненасытных пьяниц —
Железо, сталь и свинец!
Уже не одно столетье
Вот так мы бродим по миру,
Мы бродим и трубим в трубы,
Мы бродим и бьём в барабаны:
"Не нужны ли сильные руки,
Не нужно ли верное сердце
И жаркая кровь не нужна ли
Республике иль королю?!"
Но всё-таки песни слагают
Поэты на разных наречьях,
И западных, и восточных;
Но всё-таки молят монахи
В Мадриде и на Афоне,
Как свечи горя перед богом;
Но всё-таки женщины грезят
О нас — и только о нас!
* * *
— Олег, Олег. Олег.
Что, опять? Нет меня, я умер. Дайте же отдохнуть.
Вода лилась мне на лицо, и чья-то жёсткая, но осторожная ладонь растирала её по коже.
— Поливай, поливай…
Что ещё за новости-то?!
— Я вам что — морковка?! — чужим голосом спросил я, открывая глаза. Надо мною маячило лицо Серого — это он окатывал меня из фляжки. Рядом был Вадим — а он меня за каким-то дьяволом умывал. Отовсюду слышались близкие и отдалённые крики, лязгал кое-где металл, торжествующе и возбуждённо звучали голоса. Заревел рог — победно и яростно. — Что со мной? — я попытался сесть, но голова резко закружилась, сознание отступило куда-то в темноту, и я бы треснулся затылком о камни, не подхвати меня мокрые руки Вадима. Вокруг стояло ещё несколько человек — и моих ребят, и просто знакомых, и совсем незнакомых — и в их взглядах я прочёл восторг и страх. — Что случилось?! — требовательно спросил я. Серый, нагнувшись сбоку, осторожно развёл мои пальцы на рукояти палаша — я с интересом наблюдал, как он их разгибает — ничего не ощущающие, совершенно чужие, белые, с кровью под ногтями. Клинок палаша был тоже в крови — весь, и гарда в крови…
— Оглянись, — попросил Вадим, помогая мне развернуться корпусом. — Вон там ты бежал. Оцени.
Негры лежали позади, как деревья на хорошем лесоповале — влево-вправо, в лужах сохнущей крови, среди ломаного и раздробленного оружия, чётко обозначая мой путь к берегу Куры.
— Не помню, — сказал я, отворачиваясь. — Помню музыку… солнце танцевало с мечом… как горящая мельница в "Они сражались за Родину"…
— Заговаривается, — сказал кто-то, и я, тряхнув головой, снова уставился на Вадима:
— Ты зачем меня умывал?
— Ты был весь в пене, Олег, — негромко сказал Серый.
— В какой пене? — спросил я. Серый усмехнулся:
— В обычной. Изо рта. Вон, ребята видели, еле успели в стороны отскочить. А ты долбанулся в дерево, — он кивнул на изрядно выщербленный по бокам дуб, — начал его рубить, потом свалился…
— Дай попить, — попросил я. Припал к фляжке, не отрывался от неё, пока не высосал всё. — Негры где?
— Остатки утонули в Куре, — криво улыбнулся Вадим. — Если кто и спасся — так сотни две-три, не больше. Трупами весь лес завален.
— Ну и хорошо, — я огляделся. — Дайте ещё попить! — ко мне протянулись сразу несколько фляжек, я, не глядя, взял одну, долго пил. Все молча ждали. — Я посижу тут, — наконец сказал я. — Найдите наших.
