Кит и Шашлык
Утром Шашлык, посланный за хлебом и молоком, заглянул в телефонную будку. Лохмотья провода свисали до самого пола, пружина была растянута.
"Узнаю, кто — не жить ему в нашем районе" — решил он, в доказательство стукнул кулаком по телефону и расшиб руку до крови.
В магазине Шашлык, посасывая раскровавленное ребро ладони, взял что нужно, не заметил очереди у кассы, даже не ответил ни одним словом на возмущенные вопли выстроенных в ряд пенсионеров и молодых мам и выскочил на улицу.
Шашлыку нужно было сейчас с кем-то поговорить. Во-первых, повидать своих и узнать, кто мог сорвать телефонную трубку. Во-вторых, потолковать о Белом. Что он вдвойне ненормальный: десятку за окурок — раз, да и врач, каких сейчас не бывает. Это ж надо — услышать чей-то ночной крик, сходу понять, какая беда происходит, вычислить адрес, подняться на четвертый этаж… и что за коробочка на маминой груди? Таких он не видел, хотя врачи в их квартире, уколы, валокордин и таблетки не новость. Загадок Шашлык не любил, он с ними разделывался в два счета. А эта мучила, как зубная боль. В ней был привкус чего-то такого… Шашлык вспомнил, что после ухода бригады "скорой" в комнате матери остался странный запах — не пахло ни машиной, на которой она приехала, ни уколами, а чем-то настолько незнакомым, что это тревожило — так, может быть, тревожит поисковую милицейскую собаку запах наркотика в чьем-то чемодане.
Так с кем же об этом всём поговорить? Размышляя, Шашлык остановился.
Тут на него налетели и чуть не выбили из руки хлеб. Это были шестиклашки, они неслись на большой перемене в кондитерский отдел магазина. Шашлык пнул кого-то в толстенький задик и, пнув, узнал в обернувшемся Балашова, соседа по улице, такого умного, что, по слухам, уже сейчас учится на ученого.
Шашлык дождался умника у школьного забора. В руке того был изрядный кусок нежного и сладкого рулета. Беляш был схвачен крепкой Шашлыковой рукой.
— Пусти! — забился он, как рыба, пойманная на крючок. — Пусти, чего ты!
— Слушай сюда, — остановил трепыхание вчерашний враг, а ныне защитник телефонов. — Есть к тебе ученый вопрос.
Никита притих и проверил, целы ли пуговицы на рубашке. После этого он поднял глаза на Шашлыка. Ничего хорошего в его лице он не увидел.
— Какой вопрос?
— Ты, говорят, на ученого учишься?
— Я член детского научного общества, — неприязненно ответил Никита. — А на ученых учатся, как ты говоришь, в аспирантуре.
— Ну все равно рубишь, — решил Шашлык. — У меня такое случилось, что хоть академиков зови.
— Что же? — нисколечко не поверил в такое Никита. Он покрутил головой, а глаза его еще больше похолодели и сузились, как всегда, когда он разговаривал с дилетантом, а то, что Шашлык дилетант почти во всем, он не сомневался.
— Пойдем в сторонку, покурим, я тебе всё расскажу.
— Я не курю, — так же неприязненно ответил Никита.
Они присели на каменное основание школьного забора, Шашлык закурил и, смущаясь и запинаясь, рассказал про свое первое знакомство с Белым, про тот престранный разговор с Сенчиком, когда в руке у него, Шашлыка, была телефонная трубка, а Сенчик шел с пустыми руками в аптеку. И еще рассказал про нынешний ночной эпизод: тот же чудной Белы оказался в нужное время в их доме. Что-то тут не то и не так, как должно быть…
Он думал, что отличник его осмеет, — и было за что! — но Никита выслушал его невероятный рассказ спокойно (несмотря на то, что внутри у него бушевало пламя, как в паровозной топке). Выслушал и сказал невозмутимо:
— Интересно… Интересно… А больше ты ничего необычного не видел?
Шашлык помотал головой. Никита потер переносицу и поднял на него ясные — уже без холода — глаза.
— Ну и что ты сам обо всем этом думаешь? — Вопрос был задан на тот случай, не думает ли Шашлык так же, как они с Шахом.
— Фокусы, — неуверенно ответил враг скамеек. — Или этот Белый — экстрасенс.
— Вполне возможно, — быстро согласился Никита, думая о своем. — Хорошо, что ты рассказал нам об этом.
— Кому это нам?
Никита понял, что чуточку проговорился.
— Я сказал "нам"? Ну, я имел в виду наше общество. Я ведь расскажу там об этом феномене.
— О чем, о чем?
— О том, что ты назвал фокусом экстрасенса. Так твой Белый часто бывает в лесопарке?
— Бывает, — закивал Шашлык. — Ходит, смотрит…
Никите не терпелось поделиться с Даней.
— Ладно, Коля, — откуда-то он знал настоящее Шашлыково имя, — спасибо за информацию.
— Пока, — Шашлык протянул Никите руку. — Если что еще узнаю, скажу.
Никита понесся в школу, на бегу откусывая от куска рулета. Перемена давно закончилась, он влетел в класс запыхавшись.
— В чем дело, Балашов? — спросила Раиса Ивановна. — Уже и ты начинаешь опаздывать?
Беляш смахнул крошки рулета с губ.
— Я домой бегал, — соврал он, разыскивая глазами Даню. — Бабушке надо было лекарство купить и отнести.
Он сел на место и оглянулся. Как ему не хватало сейчас Шаховой телепатии! Он бы передал ему, что след пришельцев вновь отыскан!
Это был один из тех моментов, когда не успеваешь даже крикнуть. На краю тротуара у продовольственного магазина стояла мама с малышом лет, наверно, трех. Она разговаривала с другой женщиной и держала сына за руку. А тому хотелось от материной руки освободиться. Он дергался, дергался и наконец мама, увлеченная разговором, отпустила его. Малыш огляделся, увидел что-то на другой стороне улицы и стремглав понесся туда. Он побежал неожиданно для мамы и неожиданно для машины, разогнавшейся по пустой мостовой. Несчастья было не миновать. Все, кто видел это, замерли, и даже крик ни у кого не успел вырваться.
И тут случилось вот что. Навстречу малышу с ветки дерева у дороги пулей кинулся голубь. За один шаг, за долю секунды до столкновения с машиной, он налетел на мальчугана, ударил его собой в лицо — тот остановился, успев сбросить с себя голубя. Машина пронеслась в полуметре от малыша, сшибла птицу и отбросила ее, то ли оглушенную, то ли мертвую на асфальт.
Крик матери раздался одновременно с визгом тормозов.
К месту происшествия бежала вся улица. Мать схватила малыша на руки, унесла к магазину, где прижимала к груди, целовала, ругала, шлепала, обливала слезами, осыпала поцелуями и снова шлепала. Вокруг матери с чудом спасшимся сыном шумела толпа — радовалась, обменивалась впечатлениями, охала, ахала, грозила кулаками, сумками и палками шоферу, а тот, бледный, как мука, стоял возле машины и не был даже в состоянии найти трясущейся рукой карман в брюках, чтобы достать зажигалку и закурить.
Голубь бился на тротуаре, вертясь на одном месте, и Кит с Шахом, видевшие всё с начала до конца, подошли к нему.
При их приближении голубь поднялся на лапки, попятился, попытался взмахнуть крыльями, но только поднял пыль, а улететь не смог. Оглушенный или раненный ударом машины, он ходил по кругу — хромая и волоча одно крыло.
И вдруг ребята услышали, что голубь говорит! Говорит на человеческом языке!
— Мне кажется опасной точка зрения, — говорила раненая птица, не шевеля раскрытым клювом, — которая в последнее время активно внедряется в общественное сознание: новые чиновники ничуть не лучше старых, надежд не оправдывают, а потому — стереть их в порошок, в грязь втоптать и призвать еще более новых, истинно честных и неподкупных…
Дикция у голубя была прекрасная, каждое слово звучало отчетливо. Охотники остолбенели.
— Нет таких, — вещал голубь, продолжая кружить на месте, — их просто не существует в природе…
— Что-что? — Первым опомнился, конечно, будущий ученый.
И сей же момент голубя встряхнуло, он подпрыгнул, насколько ему позволяла хромота, и чуть не оглушил мальчишек музыкой, которая грянула прямо из него.
— Транзистор, — прошептал Жутик, — это транзистор, Шах!
Даня ничего не ответил. Слово "транзистор" никак не связывалось у него с видом подбитой птицы, ходящей перед ними по кругу. Может, музыка исходит все-таки не из голубя? Он оглянулся. Толпа, теперь уже состоявшая почти целиком из женщин, всё еще окружала у магазина мамашу с малышом, чуть не попавшим под машину. И дом, где в окно могли выставить приемник, далеко. Он поднял голову — над ними была разноцветная крона осеннего клена, никто на нем не сидел, показывая им язык..
— Шах, мы должны его поймать!
Голубь шарахнулся от Никиты в сторону, но Даня обежал его, растопырив руки, упал на колени и в ту же минуту раненая птица оказалась прижатой к его груди. Теперь сомнений не было: эстрадный концерт лился из нее, хотя голубь был как голубь, вернее, кольчатая горлица — черное полукольцо на шее, бежевый окрас, желтые лапки, оранжевые глаза.
— Лечить будете? — спросил проходивший мимо мужчина.
— Лечить, — ответил Кит, — не суп же из него варить.
