— Да, Хенрик, ты, наверное, прав. Я уферена, что здесь не о чем беспокоиться. И Марта кажется такой радостной — за все лето она еще ни разу такой не была. В конце концов, это федь всего одна ночь.
В этот момент по лестнице взбежала Марта.
— Ты почему здесь сидишь?
— Мне скучно, — сказал Сэмюэль.
— Ну а мне нужно увидеть тетю Иду и выяснить, что она решила насчет завтрашней ночи.
— Не переживай, — печально сказал Сэмюэль. — Они собираются отпустить тебя к Корнелии Превосходнейшей.
— Правда? Bay! Это круто. Я пойду проверю.
Она пробежала мимо него и вошла в комнату тети Иды, завизжав от восторга при известии, что это правда. Она болтала с тетей, когда из комнаты вышел дядя Хенрик и поинтересовался, что Сэмюэль делает на лестнице.
— Я не знаю, — угрюмо ответил Сэмюэль.
Хенрик улыбнулся. Он знал, как решить эту проблему.
— Да, я понимаю, жить здесь — это, возможно, не самое захватывающее занятие на свете. Но я тебя уверяю, что существуют более интересные способы убить время, чем сидеть на лестнице.
— Например? — спросил Сэмюэль.
Дядя Хенрик понизил голос до шепота:
— Иди за мной, я тебе покажу.
Заинтригованный, Сэмюэль прошел за дядей в гостиную, где тот достал пачку игральных карт.
— Итак, — сказал дядя Хенрик, садясь и начиная раздавать карты, — цель игры в блек-джек — набрать как можно больше очков, но не больше двадцати одного. Если у тебя есть две карты стоимостью в шестнадцать очков и ты получаешь карту в шесть очков, ты проигрываешь, но если тебе достанется карта в пять очков, тебя будет очень сложно обыграть… Понимаешь, блек-джек на самом деле очень похож на жизнь — разница между абсолютной победой и абсолютным проигрышем обычно ничтожна. Это совсем небольшая деталь. Но эта небольшая деталь значит все.
— А почему вы говорите шепотом? — спросил Сэмюэль.
Дядя Хенрик покосился на потолок, словно это был пробравшийся в комнату незнакомец, которому не следовало доверять.
— Если тетя Ида поймает меня за тем, что я учу тебя играть в блек-джек, она будет на меня немного сердита.
— Но почему? Это же просто карточная игра.
Дядя Хенрик засмеялся и кивнул.
— Да, это просто карточная игра. Ты прав, Сэмюэль. Ты как никогда прав. Но когда я был лыжником, мы с другими лыжниками из команды иногда играли в эту игру на деньги… И… ну, мне никогда не везло в картах, так что каждую ночь я проигрывал деньги. И твоя тетя была не очень этим довольна.
— А мы можем сыграть на деньги? — спросил Сэмюэль.
Дядя Хенрик захохотал так громко, что ему пришлось закрыть рот рукой, чтобы тетя Ида его не услышала.
— Вот что я тебе скажу. Мы сыграем на мытье посуды. Если ты выиграешь, ты не будешь помогать мыть посуду в течение месяца. Но если сюда спустится твоя тетя, давай просто сделаем вид, что играем в щелчки, потому что люди обычно не играют в щелчки на деньги. Идет?
— Идет, — ответил Сэмюэль, улыбаясь. И когда они начали играть, он почувствовал себя довольно странно: его голова как будто стала легче, чем обычно. А потом он понял, что это за чувство. Это было счастье. Это было счастье — сидеть здесь вечером четверга и обыгрывать дядю в блек-джек. И мало-помалу все печальные и тяжелые мысли начали испаряться из его головы.
И как раз в ту секунду, когда он это понял, раздался стук в дверь.
На лице дяди Хенрика выразилось беспокойство, когда он услышал этот стук. Он покосился в сторону лестницы и задумался, должен ли он спрятаться. Нет. Он вполне мог остаться в гостиной. Она не просматривалась от входной двери.
— О господи, где же Ида? — воскликнул он.
Стук повторился.
— Все в порядке, — произнес Сэмюэль. — Я посмотрю, кто это.
— Кто бы это ни был, не впускай его, — сказал дядя Хенрик.
— Хорошо.
Сэмюэль вышел в коридор и, открыв дверь, увидел Корнелию, за спиной которой стоял очень толстый мужчина в костюме и курил огромную сигару. Мужчина, который, как правильно понял Сэмюэль, был мистером Мюклебустом, выглядел разочарованным, словно ожидал, что дверь откроет кто-то другой.
— Это Сэмюэль, — сказала Корнелия, презрительно скривив губы. — Брат.
— Привет, Сэмюэль, — сказал папа Корнелии, заглядывая в дом поверх головы Сэмюэля. — Твоя тетя здесь?
Сэмюэль заметил, что у мужчины крошечные глазки. Или, возможно, они не были такими уж крошечными. Возможно, это его щеки были такими жирными, что мешали открываться глазам. Он снова затянулся сигарой, после чего отшвырнул ее на тропинку.
— Э-э… нет… ее сейчас нет, — сказал Сэмюэль.
— Так-так. Боюсь, это не очень хорошо. Я никак не могу позволить моей бедной маленькой Корнелии остаться здесь на ночь, не встретившись предварительно с хозяевами дома. С ней может случиться все что угодно!
Сэмюэль пришел в замешательство:
— Но ведь Корнелия не остается здесь. Это Марта собирается остаться у вас дома.
Мистер Мюклебуст притворился, что не расслышал его.
— Ну, раз никого нет дома, нам придется войти и подождать, пока они придут.
— Нет, — сказал Сэмюэль. — Я думаю, будет лучше, если…
Но все было бесполезно. Корнелия уже оттолкнула его в сторону и теперь шла по коридору, а ее необъятный папа следовал за ней по пятам.
Забыв запереть дверь, Сэмюэль побежал за непрошеными гостями.
— Подождите, вы…
Но было поздно. Корнелия с папой уже вошли в гостиную и теперь стояли, уставившись на дядю Хенрика, который безуспешно пытался спрятать лицо за веером из карт.
Но мистер Мюклебуст и так прекрасно понимал, кто сидит перед ним. Потому что именно этот человек был причиной, по которой он сюда приехал.
— Хенрик? — воскликнул он, изображая удивление. — О, боже мой, Хенрик, ты ли это? Это ты, правда? Это ты.
Хенрик опустил карты, за которыми старался укрыться, и выдавил из себя слабую улыбку.
— Ты не узнаешь меня, не так ли? Это я. Магнус. Магнус Мюклебуст. Я немного набрал вес с тех пор, как мы в последний раз виделись, — ты помнишь это, правда? Те лыжные соревнования на горе Мюрдал? Когда ты жульничал… да… да… — Он постукивал пальцем по задранному вверх подбородку, словно только сейчас припомнив это.
— Я не жульничал, — тихо сказал дядя Хенрик.
— Но подожди-ка минуточку… Я слышал… Я слышал, что ты пропал… Да, твоя жена Ида рассказала об этом всей деревне. Она сказала, что ты ушел в Тенистый лес и не вернулся… Вот почему все эти десять лет люди так боялись этого места. Говорили, что тебя, должно быть, похитили тролли или убили пикси или еще какая-нибудь ерунда в этом духе. Конечно, я никогда не верил во все эти россказни. — На этом месте он оглушительно захохотал, хотя Сэмюэль понятия не имел, над чем тот смеется, потому что всю свою речь он произнес на норвежском. — Итак, — продолжал мистер Мюклебуст, — скажи мне, Хенрик. Кто живет в этом лесу? Что с тобой произошло?
— Э-э… Я так рад увидеть тебя, правда… но я боюсь, что мне на самом деле почти нечего сказать…
— Ты пропал в лесу почти на десять лет и тебе нечего сказать?! Это звучит весьма странно, Хенрик, мой старый друг. Давай же, тебе должно быть что-то известно.
Дядя Хенрик вздохнул. Ему было чрезвычайно неловко. Видите ли, вранье ему давалось примерно так же тяжело, как игра в блек-джек, и любой секрет, который он пытался удержать при себе в течение долгого времени, заставлял его лицо становиться ярко-красным.
— Да… ну… это длинная история. Я расскажу тебе как-нибудь в другой раз.
Мистер Мюклебуст оглядел комнату. Его крошечные поросячьи глазки пробежались по креслу-качалке, дивану, покрытому разноцветным шерстяным покрывалом, обеденному столу, камину, коврикам, полкам, уставленным стеклянными вазами и старинными книгами, пейзажами с горами и фьордами на стене. Его взгляд задержался на собачьей корзине.
— У вас есть собака? — осведомился он.
Дядя Хенрик помедлил.
— Да… Нет… У нас был пес по имени Ибсен… но он умер.
— И вы оставили корзину?
— Ида его очень любила. Мы оставили корзину по сентиментальным причинам…
— Ох, просто дело в том, что моя маленькая принцесса ненавидит собак. Правда, Корнелия?
— Да, — сказала Корнелия, бросив на собачью корзину такой же презрительный взгляд, которым она раньше наградила Сэмюэля. — Они произошли от волков. И меня от них бросает в дрожь.
— Ну… сейчас-то здесь нет собаки, — сказал дядя Хенрик.
В эту секунду Сэмюэль услышал что-то, или кого-то, в коридоре. И это что-то услышал не только Сэмюэль.
— Что это? — спросил мистер Мюклебуст.
— Что это? — спросил дядя Хенрик, который был слишком увлечен выдумыванием какой-нибудь правдоподобной истории про лес, чтобы что-то заметить.
— Этот шум. Похоже на то, как будто в дверь вошла собака.
