— Я — орк. А ты — человек.
— Да.
Маленький орк склонил голову набок:
— Ты не любишь орков?
— Ну… — замялся Одд, не зная, как правильно ответить, чтобы не обидеть товарища.
— А я их терпеть не могу, — заявил Клюпп и пошел в сторону леса. — Идем ждать темноту.
Глава 16
ВСТРЕЧА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО
Когда долина сначала налилась оранжевым, а затем стала серо-голубой от опускающегося на землю вечера, друзья выдвинулись из своего укрытия на краю леса и начали полями пробираться к деревне, стараясь не привлекать внимания жителей. Впрочем, издалека они казались парой обычных мальчишек, возвращающихся с рыбалки. Для большего сходства с юными рыбаками на плече у каждого было по длинной ветке, похожей на удочку. Медвежонок вполне сошел за толстого неповоротливого щенка пастушьей собаки. А то, что он то и дело пытался забраться на дерево, можно было объяснить его беспримерной щенячьей глупостью.
Миновав какое-то число еще голых полей и огородов, засаженных в основном репой, они спустились вдоль реки к запущенному яблоневому саду, в большую часть которого вообще никто не заходил. Яблони здесь почти выродились и многие почти не плодоносили. Те же, что находились в ухоженной части сада, давали посредственный урожай бледно-зеленых мелких плодов, которые вымачивали в бочках или сбраживали для домашнего сидра. В доме родителей Одда всегда стоял бочонок того и другого. Моченые яблоки отлично пригождались для жарки гуся в зимние праздники, а сидр… о сидре Одд ничего не знал, потому что ему было строго запрещено его пробовать.
Так, пробравшись вдоль отвесного берега под яблонями соседского сада, они вышли к большому дощатому сараю, с которого начинались владения семьи Одда. Клюпп с медвежонком остались в высокой траве за сараем, а сам он медленно, как во сне, пошел к дому.
Наряд Одда сильно отличался от того, во что одевались люди в деревне, и хорошо было бы умыться… Но он шел к своей семье, которую не видел уже три года! Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее.
Во дворе было пусто, только у крыльца под навесом сидела и тихо напевала колыбельную его мама, покачивая плетеную люльку. Она тоже, кажется, выглядела моложе, чем та печальная женщина, которую запомнил Одд после гибели отца и исчезновения брата.
У ее ног развалился в пыли огромный серый пес. «Это же Пепел! — пронеслось в голове мальчика. — Пепел, которого искалечили орки, утащившие Гладда!»
Старый трехлапый пес дни напролет лежал у сарая под навесом, поглядывая на людей единственным оставшимся после драки глазом. Пес казался Одду скучным, и он почти никогда не подходил к нему. А Пепел провожал его грустным собачьим взглядом, норовя вскочить и защищать от всех опасностей. Но, едва привстав, он скулил от боли и снова ложился, тяжело дыша. Из его груди так и не смогли достать глубоко засевший наконечник орочьей стрелы.
Большой серый пес поднял голову и сонно посмотрел на Одда. Оба его глаза были на месте, как и четыре лапы, вытянутые в теплой пыли двора. Шерсть вилась по бокам и лоснилась. Судя по всему, он был молод, доволен собой и не считал каких-то проходящих мимо мальчишек достойными своего внимания.
Мама Одда посмотрела на юного гостя и улыбнулась, не переставая напевать и покачивать прикрытую от мошек люльку.
Одд стоял посреди двора, не зная, что ему делать дальше. Это была его мама, его родной дом, и его пес. Но он чувствовал, что для них он сейчас чужой. Просто какой-то мальчишка, зашедший во двор со стороны соседского сада. Судя по одежде, они даже не считали его местным. Возможно, он приехал в деревню с родителями откуда-то издалека погостить летом у бабушки. Или отец взял сына помочь с работой — ведь Одд уже был подростком, совсем не малышом, которым помнил сам себя в этом доме. Наверное, родители не узнали бы его сразу, даже если бы он вернулся домой в тот день, когда покинул орочью шахту…
В люльке произошло какое-то движение и раздался плач. Сначала тихий, а потом громче и громче. Женщина приподняла покрывальце и покачала головой:
— Мы уже проснулись? — сказала она нараспев. — Ну, иди сюда, мой малыш. Гладд, мой мальчик. Проголодался? — Младенец продолжал кричать, и женщина взяла его на руки. — Ну, пойдем. Пойдем кушать! Не плачь, не плачь…
Его мама и старший брат скрылись в доме, зайти в который Одду так хотелось сейчас. Они даже не посмотрели на него! Гладду вообще было не больше полугода.
Пес приподнялся и устроился ближе к входной двери, чтобы никто не думал, будто можно проскочить в него незамеченным.
Что же делать? Для его родителей и ни для кого в мире Одда еще не существовало. Он едва не расплакался. Но плакать было нельзя. Нужно было жить и действовать дальше. Может быть, в другой раз все получится лучше…
В конце концов, это ужасно! Он потерял семью. Потерял дом. Потерял самого себя. И все это приключилось из-за мерзких, отвратительных орков! Вот ими-то он теперь и займется! По крайней мере, он был жив — а ведь еще недавно он сам бы не поставил хлебной корки на то, что продержится так долго.
«Не раскисай!» — накричал на себя Одд.
В эту секунду он перестал быть беглецом даже на малую каплю, еще где-то сочившуюся в глубине души. Он больше не спасался от чудовищ. Он превратился в охотника за ними, и пусть теперь они трясутся от ужаса перед ним.
Одд был настолько зол, что даже не запомнил, как вошел в сарай, взял там круг сыра, котелок, узкий мясной нож и рабочую одежду отца. Все это он сложил в мешок и направился к реке, совершенно забыв о друзьях. И только когда уже прошел шагов триста вдоль кромки черной быстрой воды, то вспомнил, что теперь он уже не один и должен заботиться о тех, кто был рядом с ним.
Ему было очень стыдно, но, кроме еды, ножа и одежды, пришлось украсть чью-то привязанную у берега лодку. Одд мысленно попросил прощения у своих родителей и неизвестного хозяина лодки, подумав, что если бы он рассказал им свою историю, то они, наверное, не отказали бы ему и позволили все это взять. Уж родители-то точно. Потому что сейчас он должен был победить — во что бы то ни стало!
Глава 17
ПИЛЮЛИ ИЗ СУШЕНЫХ ГУСЕНИЦ
Минула ночь, которую друзья провели в лодке.
На повороте река широко разливалась между лугами и текла медленно, будто отдыхая от сумасшедшего бега вблизи гор. Вода здесь была уже не коричневой от взбаламученного ила, а зеркально-серой, как рыбья чешуя. Небо и облака отражались в ней размытыми пятнами, а к самой воде подходили заросли кустов и сочные травы.
Когда лодка, чуть покачиваясь, шла у самого берега, в густом диком малиннике, увешанном редкими ранними ягодами, что-то зашуршало и послышались приглушенные ругательства.
— Кто это там? — прошептал Клюпп. — Пахнет как-то странно.
Одд насторожился, оттолкнулся веслом подальше от берега и поднял булаву, почувствовав себя увереннее. Ее тяжесть и металлический холод в ладони действовали успокаивающе. Однако он отметил про себя, что металл не стал ледяным, как вблизи смертельной опасности.
Медвежонок ревел, продолжая рваться к малине. Что тут поделать — природа берет свое. А малина для медведя — это первое лакомство после меда. Клюпп попытался усадить его на дно лодки, чтобы тот не шумел, но он вывернулся и с громким «плюх!» свалился в воду, направляясь к вожделенному лакомству.
Кусты на берегу снова зашуршали, а между листьями прямо перед лодкой показалось исцарапанное мальчишечье лицо. Оно было густо украшено веснушками, а на носу криво сидели перемотанные проволокой очки. Лицо улыбнулось, показав отсутствие верхнего переднего зуба, и шмыгнуло так, что очки подскочили до лба.
— Привет! — мальчик немного помолчал и добавил: — Классный медведь у вас, — его лицо снова расплылось в щербатой улыбке.
В это время медвежонок добрался до малинника и начал прорываться в самую гущу, чтобы заняться своим медвежьим делом: ощипывать всю ягоду, до которой мог дотянуться.
— Привет, — ответил Одд.
Клюпп настороженно молчал.
— Ты кто?
— Я Крокк. Младший. Пишется «мл.», — поведал внезапный гость и тут не удержался, повалившись из кустов в реку.
Теперь он стоял по пояс в воде между малиной и лодкой, придерживая на плече тяжелый кожаный мешок.
— Возьмите с собой, а?
— Зачем?! — удивился Одд.
— Пригожусь! Я, знаете?! Все умею! Закачаетесь, что могу! А тут что, по-вашему? — он показал взглядом на мешок. — В жизни такого не видели.
— А что там? — пропищал Клюпп, любопытство которого не знало границ.
— О-о-о… — закатил глаза Крокк-младший (пишется «мл.»), но Одд был настроен решительно:
— Нам таких придурков не надо. Самим есть нечего.
— У меня есть специальные пилюли из сушеных гусениц! Во! — Крокк выставил вверх большой палец руки с обгрызенным ногтем, как бы подтверждая, что нет на свете слаще лакомства в походе, чем сушеная гусеница. — Одной хватает на целый день!
