— Технология изменения людей, — серьёзно сказала Мидори. — Она ускоряет эволюцию. Она изменяет наше мышление, наши поступки, наше восприятие мира. Мой отец хочет, чтобы эти перемены были благом для людей, и думает, что нашёл способ сделать это.
— С помощью игр? — спросила Элейн.
— Да, с их помощью.
Эндрю свистнул.
— Неудивительно, что все ищут его. Должно быть, эти игры стоят целое состояние.
— Дело не только в деньгах. Они дают людям власть. — Девушка наклонилась вперёд и тихо спросила Эндрю: — Помнишь кассовый аппарат? И робота?
Он кивнул:
— И продуктовый автомат в аэропорту.
— Мы способны на многое, — заключила Мидори, — Я ещё не знаю, как контролировать эту силу, но в нашем сознании произошло нечто, позволившее нам воздействовать на электронные механизмы. Оно нарушает работу компьютеров, заставляет их действовать непредсказуемым образом...
— Заставляет их делать то, что мы хотим, — вмешался Бен.
— И людей тоже, — добавила Элейн, — Как иначе мы могли одновременно попасть в Японию и собраться вместе? — Она покачала головой, словно не веря собственным мыслям, — Нет, это уж слишком! Это не может быть правдой!
— О чем ты только что подумала? — быстро спросила Мидори.
— Так, пустяки, — ответила Элейн, — Обычная фантазия.
Однако её глаза ярко блестели — то ли от волнения, то ли от подступивших слез.
— Что? — тихо спросил Эндрю.
— Мы можем заставлять свои мечты сбываться, — прошептала Элейн.
Резкий смех Бена неприятно прозвучал в наступившей тишине.
— Я понимаю, как глупо это звучит, — смущённо пробормотала девочка. — Не обращайте внимания.
— Но почему, Элейн? — настаивала Мидори. Не дождавшись ответа, она добавила: — Ты должна сказать. Нам нужно быть полностью откровенными друг с другом.
— Мне кажется, я видела свою маму в Хараюко, — сказала Элейн и отвернулась.
Её мать внезапно бросила их с отцом, когда Элейн было десять лет. Ещё вчера она была с ними такая же, как обычно, — вспыльчивая, своевольная, непредсказуемая, а на следующий день просто исчезла. Отец почти никогда не рассказывал Элейн о ней, за исключением одного раза, когда он крепко выпил и говорил без остановки в течение часа. Девочка появилась на свет, когда её матери было всего семнадцать лет. Она родилась недоношенной и несколько недель провела в клинике под надзором врачей. Когда она наконец появилась дома, это был трудный ребёнок, с желудочными коликами, часто плачущий и требующий постоянного внимания. Мать в основном оставляла дочку на отца. А потом эта женщина, которая не хотела стать ни настоящей женой, ни заботливой матерью, уехала, не оставив объясняющей записки или хотя бы адреса.
Раньше Элейн сочиняла мысленно письма для неё, но уже довольно давно забросила это занятие — с тех пор, как её жизнь более или менее устроилась, когда появился дом и настоящие друзья. Отец стал внимательнее прислушиваться к её мнению, и она распоряжалась своей жизнью свободнее, чем раньше. Но, увидев свою мать в Хараюко, Элейн внезапно почувствовала, что лишилась всего, достигнутого за последнее время.
Увидев мать, девочка осознала, что хотела этого больше всего на свете. Это место в её жизни до сих пор оставалось незанятым, и никакие доводы рассудка не могли заполнить пустоту. Как она позволила матери уйти? Почему она потратила впустую так много времени, почему не искала её, не заставляла отца найти её? Как она могла примириться с тем фактом, что у неё больше нет матери?
— Ты уверена? — Бен пристально смотрел на неё. Он думал, что знает её лучше, чем все остальные. За весь год совместных занятий танцами и акробатикой Элейн ни разу не упомянула о своей матери. — В конце концов, ты уже очень давно не видела её. Возможно, ты немного забыла, как она выглядит. Сколько тебе было лет?
— Десять, — ответила Элейн. — Это случилось более четырёх лет назад.
Внезапно её прорвало, и она высказала то, что уже долго держала в себе:
— Но она часто снилась мне. Женщина, которую я видела в Хараюко, выглядела точно так же, как мама в моих снах.
— Это была женщина возле живой статуи, верно? — поинтересовался Эндрю. — Я тоже видел её. Она напомнила мне тебя, а потом я увидел вас с Беном.
— Значит, это была она, — с горечью сказала Элейн. — Может быть, я вызвала её из своих снов?
Некоторое время все молчали, думая об одном и том же. С помощью полёта мысли они могли подчинить пространство и время своей воле. Они могли проникать в объединённый разум человечества и влиять на ход событий. Это было страшно и чудесно, но главное — наделяло их необычайной властью.
— Будьте осторожны, — прошептала Мидори. — Мы не должны ничего предпринимать до тех пор, пока не поговорим с моим отцом.
Поезд замедлил ход. Мидори встала.
— Наша остановка, — объявила она. — Это Итако.
Они купили пригородные билеты в Хараюко, и на выходе с платформы им пришлось доплачивать у кассового окошечка.
— Я не уверена, что мне хватит денег, — сказала Мидори, обменявшись несколькими фразами со сборщиком билетов, — Извините, что приходится просить, но не одолжите ли вы немного? Мой отец потом вернёт деньги.
— Вот, возьми, — сказал Эндрю. — Отец дал мне немного.
Бен ничего не сказал про банкноту в 5000 иен, полученную от австралийца. Он не хотел, чтобы дочь профессора знала об этом.
Велосипед стоял там, где Мидори оставила его: у выхода со станции, под небольшим пластиковым навесом.
— Ты оставила его здесь на целый день? — изумлённо спросил Бен, — И никто не стащил его?
— С какой стати? Здесь не принято брать чужое.
Солнце уже зашло за горизонт, и небо на западе полыхало багрянцем. Ночь обещала быть морозной. Поёжившись в своей тонкой куртке, Элейн с тоской посмотрела на тёплую стёганую куртку Мидори.
— Что нам теперь делать? — поинтересовался Бен сердитым, осипшим голосом.
— Идти слишком далеко, — сказала Мидори. — Я позвоню отцу.
Из окрестных кафе и магазинчиков доносились сытные запахи незнакомой еды и соевого соуса. Ребята внезапно почувствовали, как они проголодались.
Девушка вернулась, поговорив по телефону-автомату. Она выглядела совершенно успокоившейся.
— Он приедет и заберёт нас, — сообщила она.
— Послушай, Мидори, — сказал Эндрю.— Как насчёт подкрепиться? Мы умираем с голоду.
— Я не уверена, что здесь есть западная еда.
— Не имеет значения. Нам сойдёт что угодно.
Девушка зашла в один из маленьких ресторанчиков и вскоре вернулась с якитори на деревянных шампурах. Они ели жадно и не переговаривались.
Мидори тяжело вздохнула.
— Что случилось? — спросил Эндрю с набитым ртом.
— Вы слишком привлекаете к себе внимание, — ответила она. — Я только зашла в ресторанчик, как официантка начала интересоваться: «А кто ваши друзья: американцы или австралийцы? Они приехали по обмену из высшей школы? Камису или Кашима?» Ну почему люди так любят совать свой нос в чужие дела?
— Что ты им ответила?
— Я сказала, что вы американцы из высшей школы на Гавайях. Но я не люблю лгать.
Они почти доели цыплят, когда приехал профессор. Старая голубая «тойота-корона» остановилась у поворота, и Мидори помахала рукой. Последние лучи заходившего солнца отражались от окошек, мешая разглядеть того, кто сидел внутри.
— Садитесь быстрее, — приказал мужской голос.
Дверцы распахнулись. Ребята положили велосипед
Мидори в багажник и вчетвером погрузились в автомобиль — Мидори рядом с водителем, остальные сзади.
Профессор Ито повернулся и обменялся рукопожатием с каждым из них. Он внимательно смотрел на ребят и называл каждого по имени.
— Итак, я не ошибся, — заключил он. — Игроки собираются вместе.
Он глубоко вздохнул.
— Что ж, чему быть, того не миновать. Я очень рад познакомиться с вами, даже при столь необычных обстоятельствах. У меня такое чувство, будто я хорошо знаю всех. Теперь я быстро довезу вас домой; оттуда мы позвоним вашим друзьям и родственникам, чтобы они не волновались. А потом уж решим, что делать дальше.
Когда автомобиль свернул на главную дорогу, идущую параллельно широкой реке, последние лучи солнца обагрили пламенем тёмную воду. Странное освещение и поразительные события сегодняшнего дня воздействовали на Элейн так, словно ей все приснилось. Она выглянула в окошко и опять же, как во сне, увидела очертания вулкана, плывущие над горизонтом.
— Смотри, Фудзи-сан! — воскликнула Мидори.
— Гора Фудзи? — переспросил Бен. — Не может быть! Мы же очень далеко от неё.
— Да, далеко, — подтвердил профессор Ито. — Но в ясные зимние вечера Фудзи-сан можно видеть даже отсюда. Вам повезло. — Он немного помолчал, а потом тихо добавил: — Будем надеяться, что это добрый знак.
