– Перестань болтать ерунду! – одернул ее пес, уютно устроившийся на коврике. – Жандармы моментально тебя схватят. И потом, нам и здесь неплохо… Приятно отдохнуть после всех наших приключений.
От этих слов Пегги немного успокоилась. Она не могла сбежать по той простой причине, что почти ничего не знала о мире, простирающемся за пределами дворца. Представители дворянства никогда не ходили дальше парка, окруженного крепостной стеной и охраняемого вооруженными солдатами.
Вопреки расхожим представлениям, в участи настоящей принцессы не было ничего забавного.
Конечно, она не смогла бы выжить за пределами дворца, не смогла бы даже найти пристанище! К тому же она не знала никого из простых людей. Во дворце она жила как затворница. Ей едва позволялось заговаривать со слугами!
Только синий пес мог радоваться такой жизни. Он разленился и только и делал, что ел из золотой миски, позволял опрыскивать себя духами, спал… и толстел, как поросенок. А свой знаменитый галстук он сменил на желтые шелковые ленты, так хорошо подходившие по цвету к его шерсти.
Пегги Сью нервно отбросила ногой одеяла. По правилам этикета[4] ей запрещалось вставать, пока служанки не зайдут в спальню, чтобы раздвинуть шторы и подать ей комнатные туфли. Это очень раздражало Пегги! (К тому же ей хотелось в туалет!)
Как только Пегги присвоили титул принцессы, она словно стала фарфоровой куклой, столь хрупкой, что ее редко доставали из коробки.
С шумом раскрылась дверь, и вошла герцогиня Марвифлор, а следом за ней – эскадрон камеристок, набросившихся на Пегги, чтобы надеть на нее церемониальный наряд.
Герцогиня была высокой худой женщиной, одетой во все черное и с неизменным веером в костлявых руках. Она размахивала им во все стороны с такой силой, словно намеревалась взлететь. Деся тилетиями она следила за образованием принцесс и не скупилась на замечания, изводя их советами и рекомендациями. Она всегда поджимала губы и никогда не улыбалась. Ее острый взгляд не пропускал ни малейшей оплошности. Герцогиня учила поклонам, вежливым улыбкам, ведению приятной беседы, и девушки из знатных семей были обязаны эти уроки посещать.
– Анна-София! – просвистела она. – Пробуждайтесь, сегодня – великий день. Вы вступаете в почетную должность. Вам все будут завидовать!
Пегги Сью состроила гримасу – она никак не могла привыкнуть к новому имени. Девочка попыталась подавить поднимавшийся в ней страх. Не колеблясь, она отдала бы ужасную должность одной из своих соперниц! Однако Пегги не стала в этом признаваться. Принцесса не должна выдавать тайные волнения своей души (ей сто раз повторяли). Единственным проявлением чувств, которое она могла себе позволить, являлась доброжелательная улыбка.
– Давайте шевелитесь, лентяйки! – воскликнула в нетерпении герцогиня, ударяя камеристок веером. – Где только раскопали таких бездельниц?
Когда Пегги наконец затянули в мешавший ей дышать корсет, обмотали шуршащими шелками и увесили старинными украшениями, герцогиня приказала служанкам открыть створки дверей. Девушка прошла по парадному коридору между двумя рядами придворных, спешно кланявшихся при ее появлении.
Пегги едва их замечала, настолько она сосредоточилась на происходящем. Тяжелое церемониальное платье создавало ощущение, будто ее замотали в парус корабля. Привыкшая к джинсам и футболкам, она с трудом переносила похожий на панцирь парадный наряд знатных женщины двора.
На вершине лестницы из белого мрамора она споткнулась и чуть было не потеряла равновесие, чудом удержавшись от падения. Случись такое, это произвело бы ужасное впечатление. Придворные, всегда готовые замечать чужие промахи, обратили внимание на ее оплошность. «Дурное предзнаменование, – зашептались они между собой. – Еще одна принцесса, которую священные собаки съедят в один присест!»
Во дворце было холодно, и Пегги приходилось очень стараться, чтобы не стучать зубами. Огромные залы почти не отапливались. Прекрасные дамы должны были проявлять особое мужество, чтобы носить зимой платья с открытыми плечами, не переставая при этом улыбаться.
– Скорее, идем! – прошептала герцогиня де Марвифлор. – Поспешим! Астролог нас уже ждет. Мы опаздываем! Собаки, наверное, в нетерпении, а это нехорошо. Они будут в плохом настроении. Не в ваших интересах сердить их, Анна-София. Что касается вашей ужасной синей собачонки, советую оставить ее здесь, иначе сторожевые псы колдуна съедят ее в один присест.
Услышав слова герцогини, синий пес сел у подножия лестницы.
– Останусь здесь, – заявил он. – Трава еще мокрая, а у меня ревматизм. Я же всего лишь старый пес, мечтающий уйти на заслуженную пенсию.
– Да ты просто превращаешься в труса и лентяя! – присвистнула Пегги. – Живешь в роскоши и ничего не делаешь!
– Что? – простонал пес. – Не слышу. Похоже, я оглох от старости.
Девушка отошла, выведенная из себя его притворством.
Кортеж покинул дворец и двинулся по утопавшему в тумане парку. Небо было серым. Лес вокруг казался черным. Пегги хотелось знать, как выглядит мир за крепостными стенами, окружавшими дворец, но – увы! – вероятность того, что такая возможность когда-нибудь ей представится, была очень мала. В день своего прилета Пегги проехала дорогу до дворца в карете с окнами, затянутыми кожаными шторами, и совсем не видела окрестностей.
– Поля за крепостными стенами ужасно загажены, – твердила герцогиня де Марвифлор. – Воздух наполнен вонью, которая непременно отравит вас, милое дитя. Только крестьяне, деревенщина, простолюдины с их грубыми носами могут выносить эти запахи. Мы слишком нежны, чтобы выжить в таких условиях. Так погибла юная графиня де Валь-Флери, вы знаете? Аделаида де Валь-Флери, одна из ваших дальних родственниц. Она скучала при дворе. Глупышка мечтала исследовать мир… Какая нелепая идея! Однажды ей удалось усыпить бдительность часовых и сбежать. Она не смогла прожить и больше часа снаружи. Всё восстало против нее: звуки, запахи… Когда ее карета замедлила ход на одном из перекрестков, к ней подошел крестьянин и хотел дать яблоко. От него так ужасно несло зловонием, что Аделаида задохнулась. Она умерла в мгновение ока. Когда ее привезли сюда, лицо у нее было черным, как гнилой орех.
Пегги задумалась, была ли эта история правдой или герцогиня придумала ее с единственной целью напугать свою подопечную. Каждый раз, когда Пегги хотела узнать больше подробностей, герцогиня де Марвифлор сухо ей отвечала:
– Дворец – это рай. Деревья, цветы посажены здесь специально, они очищают воздух, делая его пригодным для дыхания. Мы принадлежим к другой расе. Нам не выжить вне этого оазиса красоты, вот почему ни одному королю, ни одному властителю, достойному этого титула, не пришло бы в голову отправиться марать подошвы своих туфель в грязи по ту сторону крепостной стены. Задумайтесь над этим, дитя мое, если не хотите умереть раньше времени. Бедная Аделаида не пожелала послушать меня, и видите, что с ней стало…
Пегги задавалась вопросом, какие у нее шансы выжить за пределами дворца? Правда ли, что она не смогла бы питаться овощами и фруктами, росшими за его пределами? Неужели она и ей подобные и впрямь обречены есть лишь овощи, выращенные внутри крепостных стен «intra-muros» [5]? Может, все так и есть. В конце концов, она ничего не знала об этой странной планете, с которой ее увезли еще совсем крошкой.
Лай священных псов вернул ее к действительности. Псарня стояла поодаль от дворца, в березовой роще. Она представляла собой уродливое здание из черного камня с решетками на окнах, что делало его похожим на тюрьму. Здесь над собачьими клетками, в башенке с флюгером в виде змеи, жил королевский астролог. Поговаривали, что он давно уже потерял рассудок, однако все боялись его предсказаний. Это был столетний старец, с седой, никогда не чесанной бородой, в которой кишели пауки и прочие, еще менее привлекательные насекомые. Все время он спал, лишь изредка пробуждаясь, чтобы пробормотать туманные пророчества, в которых философы и министры постоянно искали ответы на свои вопросы.
Пегги задержала дыхание. Из-за решеток псарни на нее смотрели маленькими злыми глазками белые борзые. На первый взгляд в них не было ничего страшного. Очень красивые, с белоснежной шерстью, и их даже хотелось погладить. Но делать этого не стоило, поскольку собаки астролога обладали колдовской силой. Непредсказуемые и капризные, то покорные, как овечки, то свирепые, как тигры, они могли лизнуть лицо или оторвать руку без видимых на то причин.
Герцогиня Марвифлор позвонила в ржавый колокол, подвешенный над воротами, чтобы возвестить об их появлении. Им открыл слуга, весь в шрамах. Уже десять лет он кормил этих собак. Пегги заметила, что у него нет двух пальцев на правой руке, левого уха и кончика носа, что, конечно, делало его не слишком привлекательным.