Но в этот момент непонятно откуда — справа, слева, спереди или сзади — послышался голос, напевавший довольно бессвязную песенку. Ребята замолчали.
Опасаться вам не надо,
Я на графа только зол.
Колотил меня Фернанду,
Гад ползучий и козел.
И из облака дыма появилась поразительная фигура, будто сбежавшая с картинки учебника по истории. Это был человечек в разноцветном костюме с вертикальными прорезями и шутовском колпаке, на многочисленных язычках которого болтались бубенчики, колокольчики, погремушки — словом, все, что способно бренчать, аккомпанируя песенке без конца и без начала:
Колотил меня Фернанду,
Гад ползучий и козел.
— Смотрите, настоящий шут! — воскликнула Мафалда.
— О каком это Фернанду он поет, не о тебе ли? — шепнул Вашку брату на ухо, получив вместо ответа локтем в бок.
Между тем таинственное существо заголосило еще громче:
Гимарайнш[2] — вот зараза,
Нет спасенья от тюрьмы,
Сторожит Фернанду грязный,
Крысы сын, исчадье тьмы.
— Слушай, Фернанду, за что он тебя так? — зашептала Мафалда.
— Я-то тут при чем? Не знаю я никакого Гимарайнша! — защищался Фернанду, которому этот элегантный господин уже начал казаться довольно подозрительным.
Сторожит Фернанду грязный,
Крысы сын, исчадье тьмы, —
продолжал завывать человечек.
Тут Мафалда решила, что шутка зашла слишком далеко. Она тронула незнакомца за рукав с прорезями и спросила:
— Скажите, пожалуйста, вы готовитесь к народным гуляньям, к Празднику песни или карнавалу?
Но остановить этого грубияна не представлялось никакой возможности. Похоже, он вообще не замечал ребят и пел для собственного удовольствия, не рассчитывая на внимание каких бы то ни было зрителей:
Он вонючий, пьяный, грязный,
Злой дурак, палач тупой,
Дон Фернанду с рожей красной,
Сатана — его святой.
Мафалда снова дернула незнакомца за рукав:
— Сеньор артист, мы обязательно выслушаем вашу песню до конца и поаплодируем. Можем вызвать вас на «бис», если хотите, только объясните нам сперва, что здесь происходит?
Человечек прервал свое пение и уставился на ребят.
— Поклянитесь богом, которому вы молитесь, что вы не шпионы графа!
— Сеньор, мы не знаем никакого графа, и вообще мы все республиканцы. Наш дядя Жоан говорит, что монархия себя изжила.
Шут сделал пируэт, и бубенчики на его колпаке зазвенели так весело, будто тоже обрадовались словам Вашку.
— Что за удивительные речи, что за чудные слова, каких я не слыхал даже в Гимарайнше. Но я верю, что вы не шпионы… И скажу вам по секрету: нужно всегда быть настороже: этот ди Трава хитер как дьявол!
Снова стремительный поворот на одной ноге.
— А теперь живо за мной, если вы хотите услышать речь короля. Он у нас долго говорить не любит и, если мы не поспешим, к нашему приходу уже отправится завоевывать следующий город. Итак, за мной, и поклянитесь не выдавать дорогу этим дьяволам из Гимарайнша!
Ребята терялись в догадках, пытаясь понять, что происходит и кто же такой этот чудак, который ведет их по незнакомым дорожкам. Но вскоре уразумели, что задавать вопросы бессмысленно, — ответа на них все равно не дождешься.
Глава 3. А ВОТ И ДОН АФОНСУ ЭНРИКЕШ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ
Пока они поднимались к замку по узким дорожкам, дым мало-помалу рассеивался, и наконец очертания всех предметов приобрели прежнюю ясность. Стали отчетливо видны дороги, люди, животные, птицы. Вот только в головах у ребят оставались туман и неразбериха. Куда они попали? Разумеется, если бы они почаще читали приключенческие книжки и смотрели приключенческие фильмы, герои которых легко переносятся на тысячу лет вперед или назад, то давно сообразили бы, что с ними случилось то же самое. Но ничего не попишешь, все трое пребывали в уверенности, что они в 1981 году. Я бы объяснила, да не могу — не имею права. Сами понимаете, моя роль совсем другая. Ладно, продолжаем.
Через несколько минут вся компания во главе с шутом, который непрерывно напевал и звякал бубенчиками, оказалась у входа в замок.
— Не пойму, это всерьез, что ли? — озадаченно произнес Фернанду.
Впервые в жизни он заподозрил, что далеко не все знает и понимает. Нив одной книге ему не попадалось то, что сейчас он видел собственными глазами и слышал собственными ушами. Ни в одной многотомной энциклопедии.
— А ты как думал? Видал стражников? Это тебе не манекены какие-нибудь! Только к чему весь этот маскарад?
— Спроси лучше, что мы тут среди них делаем? — пробормотал Вашку, который, по-видимому, чувствовал себя виноватым в том, что уговаривал брата и сестру подняться в замок. И далась ему эта демократия дяди Жоана!
— Знаете, мальчики, этому должно быть какое-то объяснение. В противном случае, мы все сошли с ума!
— Ого, красиво говоришь! — съязвил Фернанду.
— Это она… а-пчхи!.. со страху, — пояснил Вашку.
— А с тобой что случается со страху? — огрызнулась Мафалда.
— Со мной-то? Я бы сейчас со страху проглотил пять кило берлинского печенья, три дюжины сладких пирожков и несколько литров лимонада. Эх-ма! Неужели в этой таинственной стране не найдется магазинчика, где можно чего-нибудь пожевать, ну хоть лягушачью лапку!
Но ответа он не получил, потому что как раз в этот момент шут, стоявший рядом со стражниками, помахал ребятам рукой и крикнул:
— Сюда, сюда, сейчас все начнется!
Они побежали за шутом и вдруг очутились в просторном зале, где толпились какие-то странно одетые люди, говорившие между собой на непонятных языках.
— Вроде по-английски… или по-французски… — шепнула Мафалда на ухо Фернанду.
— Знаешь что, здесь, наверно, снимают фильм. Хочешь стать кинозвездой?
Тут все зашумели, и в зал вошел человек, одетый так, будто он только что вернулся с поля битвы или, наоборот, собирается туда отбыть.
Вашку толкнул сестренку локтем:
— Мафалда, смотри, как он похож на дона Афонсу Энрикеша! Точь-в-точь как памятник! Интересно, где они нашли такого актера?
— Кто это они?
— Ну эти, киношники!.. Фернанду же сказал, что здесь съемка…
— «Сказал, сказал»… Будто я знаю, что здесь происходит… — проворчал Фернанду. — Давайте лучше сядем в сторонке и будем помалкивать, пока все не прояснится.
— Точно. Может, нас возьмут в статисты, как этих всех, заодно и заработаем. Отец одного парня из нашего класса был как-то статистом. Он должен был войти в харчевню и сказать: «Зе Ганфиаш проигрался». Он неплохо заработал, да еще они записали его имя и адрес, чтобы снова вызвать, когда понадобится. Правда, больше не понадобилось. Его сын, мой одноклассник, считает, это из-за того, что папочке его пришлось пятнадцать раз повторить ту фразу, пока режиссер не добился своего…
— Да помолчи ты хоть минуту, — прошипела Мафалда. — Трещит как сорока!
— Никто меня, бедняжку, не понимает. Заговоришь о еде — плохо, о другом — тоже плохо. Теперь я вижу, как вы ко мне относитесь. Впрочем, мне давно пора к этому привыкнуть… И все оттого, что я младший…
— Расхныкался! Не трудись, не разжалобишь. Тебя просят всего лишь помолчать, и так ничего не слышно. Нашел время болтать про какого-то Зе Манфиаша…
— Ганфиаша… Зе Ганфиаша… — уточнил Вашку.
— Какая разница? — пожала плечами Мафалда.
В это время тот, кто был не кем иным, как доном Афонсу Энрикешем, уселся во главе огромного стола и положил перед собой тяжеленный меч, причем так естественно и легко, будто это был столовый ножик или бутафорское оружие из картона.
Да-да, речь идет о настоящем Афонсу Энрикеше, основателе португальского королевства, однако, как вы успели заметить, никто из ребят до сих пор ничего не понял. Я хочу сказать, не понял того, что они перенеслись на несколько сотен лет назад, — сейчас, минутку, посчитаю, только возьму бумагу и карандаш, считать в уме я совершенно неспособна. Значит, так, от одиннадцати семь — четыре, а от семи четыре — три, от девяти один — восемь и, наконец, от одного отнимаю один — получаю ноль; итого: ровно на восемьсот тридцать четыре года назад. Я понятия не имею, когда их наконец осенит и они перестанут думать, что участвуют в съемках какого-то фильма. Это зависит только от них самих. На мой взгляд, у них уже было достаточно времени, чтобы догадаться. Впрочем, ничего удивительного. Если бы все происходило, как в научно-фантастическом фильме о полетах из галактики в галактику, из тысячелетия в тысячелетие с помощью пучка светового излучения, — вот тогда бы до них сразу дошло. Еще бы! Таких фильмов по телевидению хоть пруд пруди! А здесь переехали на 834 года назад, прямо в средние века, в эпоху, можно сказать, феодализма — казалось бы, ну что общего с нашими днями? — и вот, пожалуйста, ничего не понимают! Ах, простите, я что-то опять разговорилась. Никак не могу избавиться от дурной привычки вмешиваться в чужие дела. Еще раз извините…
