— Ну и дурак же ты, Александр! — в сердцах воскликнул Иван. — И не духи в твоей картине, а душа природы светится. Вернее, светилась… Эх, поговорил бы я с тобой, да не хочется ссориться на прощание…
— Уже? — губы мальчика дрогнули.
— Уже, Саня, — вздохнул Иван, глядя на погрустневшего брата. — Наш «Призрак» готов к отлету… Не переживай, ты ведь почти взрослый. Скоро я вернусь. А с тобой всегда остаются друзья — Антон, Юджин, Зина… И еще — Афанасий!
Иван улыбнулся, хотя ему было совсем не весело.
Месяц спустя не космодроме Ивана Яснова провожали самые близкие друзья и брат Александр.
«Призрак» вернулся через два с половиной года.
На космодроме среди встречавших Иван с трудом узнал младшего брата.
— Саня! Ты ли это? Ну и вымахал же!
Они крепко обнялись.
— Ого, и усы намечаются! — весело изумлялся Иван. — Прямо жених!
От него не укрылось, что Санины щеки чуть порозовели при этих словах. «А что, может, уже и влюбился. Не мальчик — семнадцать скоро…»
Торжественное заседание во Дворце космоса транслировалось на всю Солнечную систему. Но доклады участников экспедиции Саня слушал не очень внимательно: самое главное Иван рассказал ему еще там, на космодроме, в первые часы после встречи. О чудовищных пространственно-временных вихрях и водоворотах, едва не поглотивших «Призрак». О неистово пылающих безднах Полярной звезды, где безвозвратно сгинули все запущенные зонды. О диковинных планетах, самую загадочную из которых нарекли Надеждой — так звали любимую Ивана, погибшую в звездном рейсе за полтора года до того, как первобытный мальчик Сан очутился в гравитонном веке…
В Байкалград братья прилетели ранним утром. Над знакомым водоемом еще стлался туман, и роса осколками звезд блестела на траве. Цвела черемуха, тополь-великан окутался, словно зеленым дымом, молодыми и клейкими листьями и звенел весенними птичьими голосами. «Дома! — счастливо вздыхал Иван. — Наконец я дома!» Стоявший у порога Афанасий сделал замысловатый старинный реверанс, чуть не упав при этом, и напыщенно произнес:
— Рыцарю дальних странствий мой почтительный поклон.
— Ну и Афанасий! — качал головой Иван. — Где ты этого нахватался? Опять же в средневековых романах? Смотри, свихнешься на них.
Кабинет хозяина Афанасий содержал в отличном состоянии. На столе лежала стопка добытых им редких книг. Среди них самым ценным приобретением была «Божественная комедия» Данте. Иван листал книгу и был счастлив, как ребенок, получивший новую игрушку. Потом посмотрел на Афанасия и строго спросил:
— Не украл?
— Никак нет! — с достоинством ответил кибер и прищелкнул каблуками. — Обменял у библиофила из Варшавы Виктора Ситковского.
— Сейчас проверю. Помнится, ты как-то стащил у него две книги.
Иван связался с Варшавой и выяснил, что на этот раз состоялся честный обмен.
После завтрака братья поднялись в мастерскую.
— Вижу, ты не сидел сложа руки, — одобрил Иван, разглядывая многочисленные этюды и картины. Особенно ему нравилась «Наездница».
— Кто это верхом на лихом коне? — заинтересовался он. — О, да это же хохотунья Зина!
«Не такая уж хохотунья», — хотел сказать Саня, но промолчал. Он чувствовал, что всадница не получилась. Даже конь у него мыслящий. А психологический портрет человека — плоский, однозначный. Как ни бился художник, не удавалось ему передать текучесть и неуловимость Зининых настроений.
Временами — и это было для Сани необъяснимым — девушка казалась веселой и грустной, доброй и гневной, нежной и строгой. И все это одновременно! Все это сливалось в ней в единое целое, как цвета в радуге или краски в закатном небе.
Зина догадывалась: юноша влюблен в нее. Это льстило девушке, радовало ее и в то же время… забавляло! Она поддразнивала Саню, прикидываясь кроткой и нежной. И вдруг взрывалась звонким смехом, способным ужалить и не такое легкоранимое самолюбие, как у Сани. Смешное, неуклюжее в нем она умела подметить удивительно метко. Но долго обижаться Саня не мог. Обида проходила и он снова смотрел на Зину с восхищением — так прекрасны были ее смеющиеся глаза, ее летящие черные брови…
Иван решил устроить себе нечто вроде каникул и полностью доверился Сане, желавшему показать звездному скитальцу «неведомую планету».
— Такой планеты ты не найдешь и за миллионы световых лет отсюда, — говорил Саня.
Каждый день они отправлялись по новому маршруту, и Иван не узнавал порой знакомых мест — так многое изменилось за два с половиной года.
Однажды приземлились в густой роще. Иван не знал даже, на каком они материке: кабину гравиплана юноша так зашторил, что старший брат не мог видеть проносившиеся внизу ландшафты.
Иван вышел из рощи и очутился на берегу тихой реки. За ней открывались щемящие, повитые голубизной дали. Под косыми лучами восходящего солнца сверкали луга, в чистом небе плыли алые голубые облака.
— Куда же ты меня затащил? — воскликнул Иван. — В какую райскую страну?
— Догадайся. Может, тебе подскажет вот этот пока единственный в своем роде город. Он не висит на месте, а передвигается на волнах тяготения, как на морских волнах.
На аквамариновом горизонте, меж кучевых белобоких облаков, Иван разглядел сказочный воздушный город, издали похожий на старинный морской корабль с туго надутыми парусами-секторами и бушпритом-энергоприемником. Даже транспортные эстакады между секторами и зеленоватым корпусом тянулись наподобие мачт и такелажных снастей. Удивительный город почти не отбрасывал тени: «днище» его светилось голубизной, сливаясь с красками неба.
Иван морщил лоб: где он видел это чудо гравитонного градостроительства?
— Вспомнил! Это же Рязань! Но когда успели?! Я же видел все это в макете…
— Пока вы там проделывали всякие штучки со временем, люди не теряли его даром, — улыбнулся Саня.
Не раз после этого прилетали братья в лесостепь, где шумели травы с медовыми запахами, где по синему горизонту плыл, соперничая белизной с облаками, многопарусный дивный город-бригантина с двухмиллионным экипажем. Они ходили по лугам, отдыхали в прохладных рощах. Иван с удивлением узнавал в младшем брате другого человека. От детской «первобытности» не осталось и следа. Перед ним был современный юноша, немного, правда, застенчивый и с грустинкой в глазах, но с ясным и счастливым ощущением жизни.
Однако что-то в нем осталось и от прежнего Сана. Что-то очень редкое и ценное, помогавшее ему видеть и воспринимать мир иначе, чем другие люди, — глубже, своеобразней, одухотворенней. «Мудрость двух эпох», — вспомнились Ивану слова психолога.
И слушать младшего брата было интересно. Было в его словах что-то свое, какие-то искорки и соки образной речи.
— Постой! — осенило Ивана. — Уж не пишешь ли ты стихи?
Саня смущенно признался: есть такой грех.
— Покажешь?
— Не знаю…
Однажды они сидели на зеленом холме и долго, до хрипоты, спорили об искусстве, о музыке. Иван был задет за живое: он почувствовал, что в этой области порядком поотстал от Сани.
Спор закончился весьма неожиданно. На весь этот день синоптики запланировали в среднерусской полосе сухую, солнечную погоду. Но в их небесном механизме, в этом хитром переплетении силовых полей, внезапно что-то разладилось. Какой-то циклон вырвался из-под контроля и пошел гулять по степи, как Соловей Разбойник. Он свистел ливнями, встряхивал землю громами, полосовал небо сабельными взмахами.
Братья вскочили на ноги и ошарашенно глядели на обступившую весь небосклон тучу, исчерканную ветвистыми молниями. Потом все поняли и расхохотались. Разгоряченные и потные, они запрокидывали лица навстречу освежающему дождю, ловили ртом тугие струи.
В разрывы туч глянуло солнце. Но ливень от этого только разъярился. Он гудел, ликующе барабаня по траве. Веселились и братья. Они скакали по лужам, как малыши. Взметывая брызги, что-то кричали друг другу, ничего не слыша и почти ничего не видя, — все исчезло в серебряном кипении ливня, клекоте воды и сиянии брызг.
Ливень прекратился так же внезапно, как и начинался. Синоптики прекратили циклон, усмиренная туча сконфуженно уползала за горизонт. И снова в небе ни облачка. Один лишь город-бригантина сверкал в синеве своими парусами.
— До чего хорошо, черт побери! — восклицал освеженный дождевым душем Иван.
День этот надолго запомнился братьям.
В августе их вылазки на природу прекратились. В «Космосе» — гигантском сооружении, повисшем между Землей и Луной, — создали лабораторию искусственных коллапсаров, и Яснов стал ее руководителем. Дома он опять засиживался в своем звездном кабинете до глубокого вечера.
Работа приносила Ивану радость. Но брату своему он все же чуточку завидовал.
