— Понятно, — сказал я.
— Мы можем снова быть друзьями? — Он протянул руку.
Я слегка расчувствовался:
— Хорошо. Я больше никогда так не сделаю, обещаю!
— Ну, все мы ошибаемся. А что… Что ты видел в альбоме?
— Да ничего особенного. Пару необычных животных на первых страницах. Одного из них я видел в лесу. Это существо, похожее на гигантскую крысу.
На его лице появилось облегчение:
— А, это! А на следующей странице такой зверь, похожий на щенка, но с крыльями? В мире много необычных животных. Эти дюгони, которых упоминала Джорджия…
— Она меня им обозвала! — горячо воскликнул я.
Рам не обратил никакого внимания на мои эмоции:
— А еще есть молох, австралийский рогатый дьявол, — вот уж где вправду удивительное животное! И айе-айе — мадагаскарская руконожка. И конечно, в океане полным-полно всяких страхолюдных существ.
Я сказал Раму, что видел фотографии, и согласился, что мир полон странностей.
Позже, после того как мы провели наш традиционный час у костра, я пошел спать. Хасс не лег вместе со мной: у него еще были дела на кухне. Папа пришел ко мне в палатку. Он откинул полог и остался стоять снаружи.
— Москитов напустишь! — пробормотал я.
— Макс, мне очень жаль, что у тебя вышла эта стычка с Рамом. Он очень чувствителен, когда дело касается его собственности.
— Все в порядке. Мы помирились.
— Я знаю. Но, послушай, эти рисунки…
— Никак не пойму, из-за чего столько суеты! — прервал я.
Папа внимательно посмотрел на меня, потом сказал:
— И я не пойму.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Не мог бы ты наконец задернуть полог? Москиты вокруг так и клубятся!
— Хорошо.
Он опустил полог и оставил меня наедине с моими мыслями.
Я сказал, что не понимаю, из-за чего столько суеты, но это не значит, что я не чувствовал, что что-то происходит. Кто-то пытался что-то скрыть. Вокруг существовали тайны, которые следовало разгадать. В тот момент я не был точно уверен, какие именно, но знал, что они есть. Я целый час провалялся на спине, разглядывая потолок палатки.
Я решил, что завтра пойду и поговорю с Портерами. Узнаю, что они думают о всех этих вещах. С Хассом бесполезно говорить. Он всегда принимал сторону папы. Я ничего не имел против этого. Я знал, что он благодарен папе за то, что тот спас его от незавидной работы пастуха и всего остального. Но папу при Хассе критиковать не стоило. И разговор о том, что происходит что-то зловещее, не привел бы никуда.
У меня появился шанс узнать, куда ходят папа с Рамом. Я следовал за ними на некотором расстоянии через джунгли, пока не понял, куда они направляются. Их целью оказалась долина в центре острова. Место, где, кажется, собираются все животные. Я не могу поверить, что вся эта секретность из-за носорога. Зачем? В этом просто нет никакого смысла. Думаю, дело как-то связано со свитками из Кумрана. Думаю, я догадался, что там. Сокровища! Вполне возможно, верно? Свитки были чем-то вроде карты, которая привела папу на остров. Он изучал их в сарае для вяления рыбы, чтобы выяснить, где же именно зарыты сокровища. Поэтому и пираты шатаются вокруг, поджидая, когда мы поплывем назад с добычей.
Одна-единственная вещь по-прежнему беспокоит меня. Что же за животное сломало стену сарая? Может, это и вправду был носорог, который никак не связан с тем, чем занимается папа. Возможно, они просто опасались, что он нападет на них в лесу и поэтому заперли его. В этом есть какой-то смысл. Теперь они всегда берут в лес винтовки — и папа, и Рам, и Грант. Это потому, что они боятся мести носорога. И они больше не могут поймать и запереть его, потому что теперь он настороже.
Зарытые сокровища! Нам с Хассом нужно пойти поискать их!
Мы с Хассом пришли на яхту рано утром. Портеры уже все встали. Когда мы плыли к лодке, я слышал какой-то монотонный бубнеж, доносящийся с яхты. Ничего хорошего. Это означало уроки. Можно было быть уверенным, что Лоррейн сидит в парусиновом кресле с вышитой надписью «Помощник капитана» на спинке, а Джорджия сидит на мотке каната на палубе. И обе они уткнулись носами в какие-нибудь пыльные книжонки. Мы выбрались из лагуны, вода капала с нас на надраенную палубу Гранта. Вода высыхала почти сразу же, как только касалась раскаленных досок.
— А у вас нет никаких школьных заданий, которые надо сделать? — спросила Лоррейн, глядя на нас поверх очков для чтения.
— Мы уже все сделали, — сказал Хасс.
Мама Джорджии удивленно покачала головой:
— Мы занимаемся сравнением стихов Теннисона и Лонгфелло. — Лоррейн улыбнулась. — Не хотите присоединиться?
Я поежился. Удивительно, но, несмотря на то, как сильно я любил Джорджию и мечтал побыть в ее обществе, перспектива урока поэзии не наполняла меня радостью.
— Нет, спасибо. Мы уже прочли их.
Джорджия фыркнула:
— Ага, вы прочли все работы Альфреда Лорда Теннисона и Лонгфелло? Так я вам и поверила!
— Я нет, — сказал Хасс и сел прямо на палубу, опершись на нее руками и приготовившись слушать. — Я ничего не знаю об этих людях.
Грант посмотрел на меня.
— Макс, а ты не хочешь прогуляться? — спросил он.
— Да, хорошо бы! — согласился я.
Грант спустился вниз и вернулся через несколько минут, одетый в походную рубашку, шорты и шляпу. Он взял винтовку. Пушка не удивила меня. После того как папа объявил, что в лесу потерялся носорог, все взрослые носили оружие. Мы, дети, конечно, не носили (хотя нас об этом никто не спрашивал), но нам запретили ходить в лес без сопровождения взрослых. Единственное место, где мы могли ходить, — это хорошо известная всем дорожка из лагеря на пляж.
— Хорошо, пошли, — сказал Грант, спуская надувную шлюпку. — Я хочу, чтобы ты показал мне место, где видел крысоподобное существо с перьями.
Я был удивлен:
— Откуда вы знаете об этом?
— Я слышал, как Джорджия рассказывала об этом матери. Правда, я не должен был этого слышать.
— Она не имела права никому говорить!
— Послушай, Макс, — сказал Грант, глядя мне прямо в глаза, — не бывает никаких секретов между матерью и дочерью. Запомни это на всю оставшуюся жизнь. То, что ты говоришь одной, другая узнает в течение часа. Поверь мне, я никогда не перестаю удивляться, как быстро это происходит.
Он погреб к берегу. Дул легкий бриз, но в остальном день был из тех, которые моя мама называла «слегка сумасшедший денек». (Это была одна из ее шуток — она имела в виду, что день был великолепен.) Волны бились о риф, а небо чистое, как голубая фарфоровая тарелка.
— Не чешись! — проворчал Грант, работая веслами.
Мои шорты и футболка были уже сухими после купания. Они стояли колом и были пропитаны солью, но я привык к этому. Папа всегда заставлял меня носить футболку, даже если я все время сижу в воде, чтобы я не обгорел на солнце. Все взрослые просто с ума сходят из-за этого! Но хотя я и привык носить одежду, из-за соли похожую на наждачную бумагу, кожа под ней зудела, и я чесался.
Мы вытащили шлюпку на пляж, и я повел Гранта по узкой тропинке в подлесок, который сомкнулся вокруг нас подобно влажному горячему одеялу.
— Куда мы идем? — спросил Грант.
— В долину, к воде.
Он кивнул, как будто понял, о чем я говорю.
— Мы можем одновременно искать сокровища, — сказал я ему.
— Какие сокровища? — теперь Грант выглядел удивленным.
— А разве папа не ищет здесь сокровища? — глупо спросил я. — Свитки и все остальное — разве это не зашифрованная карта?
— Что-то новенькое, — пробормотал он, поднимая винтовку.
— Вы же не собираетесь ни в кого стрелять? — нервно спросил я.
— Не беспокойся, Макс, дочь больше никогда не заговорит со мной, если я это сделаю. Мне не позволяется даже убивать тараканов.
Мы вошли в заросли.
Когда мы прошли некоторое расстояние по тропинке, ведущей к долине в середине острова, Грант заговорил:
— Рамбута показывал тебе свои рисунки.
— Ну, я взглянул на них без разрешения.
— И что ты об этом думаешь?
Я пожал плечами:
— Он хорошо рисует.
— А что ты думаешь о существах на рисунках?
Я снова пожал плечами. А о чем тут думать? Какая все-таки суета из-за нескольких рисунков!
Грант, кажется, решил оставить эту тему и начал говорить о самом Рамбуте:
— Этот парень Рам — умелый работник. Как ты думаешь, он скучает о своей жене и семье? Он уже так долго здесь.
Грант просто помешан на семье, и, наверное, нашел это слегка подозрительным, но я был просто поражен, узнав, что у Рамбуты есть семья:
— Он женат?
Грант глянул на меня:
— Конечно. Двое детей. Одному восемь, другому пять. Мальчик и девочка.
— Черт побери, а я и не знал!
Грант пожал плечами:
