— С тобой Динька поедет? — спросила Молли, ощутив легкий укол ревности.
«Ну разумеется, тупая гусыня!»
— Что она говорит? — поинтересовалась Молли.
— Она говорит: «Как жаль, что ты не можешь к нам присоединиться», — слукавил лорд Астер.
Несколько часов спустя, когда на палубу «Мишель» падали косые лучи вечернего солнца, Молли с Джорджем смотрели в иллюминатор, как Леонард Астер, облаченный в белый балахон кочевника, спускается по трапу на пристань, неся в руках резную шкатулку с Динькой. На пристани его встретил коренастый человек с окладистой черной бородой. Видимо, это и был Бакари. На нем тоже был белый балахон, только грязный и потрепанный, как будто он приехал издалека. Он подвел Леонарда к паре опустившихся на колени верблюдов.
Оба взгромоздились на верблюдов. Наблюдая за этим, Молли невольно улыбнулась. Ее папа, искусный наездник, едва не свалился с непривычного деревянного седла, когда верблюд резко поднялся на ноги. Однако же лорд Астер сумел удержаться в седле, и всадники двинулись прочь.
Молли с Джорджем провожали их взглядом, пока они поднимались по узкой улочке. Верблюдов сразу окружили босоногие ребятишки. Они протягивали руки, прося монетку, хлеба или хоть что-нибудь.
Но тут внимание Молли привлекло кое-что еще. Из-за строения на пристани выскользнули двое людей. Это не были грузчики, и они не спускали глаз с двух всадников на верблюдах. Они бросились вверх по улице почти бегом — непривычное зрелище в такую жару.
— Ты видела этих двоих? — спросил Джордж.
— Видела, — кивнула Молли.
— Что-то они мне не нравятся!
— Мне тоже. Папа сказал, тут повсюду вражеские агенты. Потому нам и велели сидеть в трюме, чтобы они нас не заметили. Потому и папа путешествует переодетым.
— Сдается мне, — заметил Джордж, — что эта маскировка не сработала!
Молли угрюмо кивнула. Двое людей, которых они заметили, трусили следом за верблюдами. Сомнений быть не могло: они преследовали ее отца и Бакари!
— Как ты думаешь, может, стоит попробовать предупредить твоего отца? — спросил Джордж.
— Он велел ни при каких обстоятельствах не сходить на берег, — возразила Молли. — Мы должны сидеть здесь и ждать, когда он вернется.
— Да, но ведь он тогда думал, что его никто не обнаружит, — сказал Джордж. — А если они пронюхали, что он здесь, то…
Джордж не договорил, но это было и не нужно. Молли сама думала о том же: «То он может и не вернуться».
Молли посмотрела на Джорджа, и он без слов понял все, что она хотела сказать.
— Понятно, — вздохнул он, — значит, видимо, придется нам все-таки сойти на берег…
Питер выглянул сквозь решетку, посмотрел направо и налево, чтобы убедиться, что стражников поблизости нет. Потом отступил назад, на середину камеры, сделал глубокий вдох и медленно оторвался от пола. Перешел в горизонтальное положение и всплыл к потолку, потом встал вертикально и мягко опустился на пол. Он позволил себе чуть заметно улыбнуться.
Джеймс тоже улыбнулся, хотя ему до сих пор было больно улыбаться: раны, которые нанес ему Омбра, все еще толком не затянулись.
— Тебе лучше, да? — спросил Джеймс.
— Да, — кивнул Питер. — Намного лучше. Еще пара дней, и буду как новенький!
— Ну да, а что толку-то? — прогундосил Толстый Тэд, развалившийся в углу камеры, который он присвоил себе. — Летай не летай, а отсюда нас уже не выпустят!
— Это мы еще посмотрим! — возразил Питер.
Он пытался говорить уверенным тоном, но Тэд был прав: мальчишек заперли в темнице в глубине дворца. Решетки, за которыми их держали, открывались в темный коридор, освещенный факелами. В обоих концах коридора дежурили стражники. Правда, в камере было крошечное зарешеченное окошко, но под самым потолком. Окошко выходило на широкий двор дворца, обнесенный высокой каменной стеной, на которой торчали сторожевые башни. Во дворе возвышались еще две отдельно стоящие башни странного вида, каждая, наверное, футов пятьдесят высотой, с остроконечными крышами. Башни были тускло-красноватого цвета. Питер еще никогда не видел такого камня.
Мальчишкам дали грубые, колючие одеяла из верблюжьей шерсти, однако нельзя было сказать, что две прошедшие ночи они спали с комфортом. Кроватей в камере не было, спать приходилось прямо на голом каменном полу.
Да еще эти обезьяны! В одной из соседних камер держали полдюжины обезьян. Мальчишкам было их не видно, зато слышно очень хорошо, да и запах чувствовался отлично. Время от времени — иногда в середине ночи — обезьяны разражались пронзительными криками и воплями, отчего спать было совершенно невозможно. Питер ужасно жалел, что при нем нет Диньки: она умела говорить с обезьянами.
Из камеры ребят пока что ни разу не выпускали. Дверь открывали только дважды. Оба раза это был человек — по всей видимости, доктор, — который приходил осматривать Питера. Кроме доктора их навещали только Хитрюга и Болтун. Дважды в день они приносили еду и просовывали ее сквозь решетку. Еда была непривычная: круглые плоские лепешки и какое-то странное на вкус месиво в маленьких горшочках. Поначалу только Толстый Тэд лопал все подряд, остальные не ели ничего, кроме хлеба. Но на второй день голод взял над ними верх, и ребята съели все, что им дали.
За мальчишками, приносившими еду, наблюдали стражники, но они не понимали по-английски. Питер решил этим воспользоваться, чтобы как следует расспросить Хитрюгу, который немного понимал по-рандунски и с удовольствием подслушивал разговоры короля Зарбофа. Вот и сегодня утром Хитрюга принес неприятные новости.
— Вчера вечером к Зарбофу приходил странный человек, разговаривал с ним насчет тебя, — сообщил он. — Если это, конечно, человек. Очень, очень странный!
— А как он выглядел?
— В этом-то вся и штука: я его, считай, не видел. Он был похож скорее на плащ с черным призраком внутри. А уж как он движется… У меня волосы дыбом встали, скажу вам без утайки. Его, похоже, даже сам Зарбоф боится, а уж Зарбоф — он не боится никого на свете! Его самого все боятся, даже змея, честное слово!
— Это был Омбра, — прошептал Питер. — Лучше держись от него подальше!
— Да уж постараюсь, можешь мне поверить! Но его интересую не я, а ты. Я слышал, как он спрашивал, достаточно ли ты здоров.
— Достаточно здоров для чего?
— Он упоминал Шакала, — сказал Хитрюга с таким видом, что Питер сразу понял: это что-то нехорошее.
— Шакала? Это же зверь такой, да?
— Нет, это другой Шакал. Говорят, что он находится где-то в пустыне, среди других гробниц и храмов. Сам-то я там никогда не бывал — и не хочу побывать, имей в виду. Говорят, там творится что-то плохое. Зарбоф туда как-то раз ездил и вернулся с таким лицом — краше в гроб кладут.
— А меня туда зачем отправят?
— Не знаю.
Питер помолчал.
— А что будет с моими товарищами? — спросил он.
Хитрюга окинул взглядом Джеймса, Прентиса, Томаса и Толстого Тэда. Все четверо были заняты едой.
— Мне велели обучить их, — сказал он. — Они будут помогать мне и другим мальчишкам работать на доктора Глотца.
— Кто это?
— Доктор Глотц работает на Зарбофа и называет себя ученым. А мы ему нужны как помощники, потому что он не говорит по-рандунски. Там, за стенкой, его обезьяны, слышишь, как орут?
— А зачем ему эти обезьяны?
— Для экспериментов.
— Каких экспериментов? — спросил Питер.
Но ответить Хитрюга не успел: разговор прервал стражник, который что-то рявкнул и дал Хитрюге затрещину. Потом он что-то добавил на рандунском. Питер не понял ни слова, но смысл был ясен: «Заткнитесь оба». Мальчишки молча доели свою еду и просунули пустые горшочки обратно сквозь решетку. Питер рискнул задать Хитрюге последний, очень важный вопрос. Он еле слышным голосом спросил:
— Зарбоф сказал, когда я буду достаточно здоров, чтобы отправиться в эту… гробницу?
— Сегодня, — мрачно кивнул Хитрюга.
Через пять часов стемнело, и мальчишки уснули — все, кроме Питера, который сидел, привалившись к холодной каменной стене, прислушивался и ждал.
Шаги. Двое стражников. Стражники открыли дверь камеры — мальчишки зашевелились. Один из стражников указал на Питера. Тот поднялся и вышел. Джеймс поднял голову, но ничего не сказал. Стражники заперли дверь, один из них встал впереди Питера, другой сзади, и они повели его лабиринтом полутемных коридоров. Наконец они поднялись по крутой лестнице к массивной двери. Шедший впереди стражник отворил дверь и вытолкнул Питера наружу, где его уже ждали четверо солдат. Рядом стояла запряженная лошадьми повозка. На кучерском месте, спиной к ним, сидел человек в плаще.
Двое солдат схватили Питера за руки, стиснув их так крепко, что ему стало больно. Двое других надели на него металлический ошейник с прикованной к нему цепью. Ошейник был холодный и тяжелый. Клацнул замок. Солдаты усадили Питера в повозку и пристегнули второй конец цепи к металлическому кольцу, вделанному в повозку. Они еще проверили, хорошо ли заперт замок и надежна ли цепь. Человек в плаще тряхнул поводьями, и повозка покатилась во тьму.
