Йон Колфер - Последний Хранитель

«Я близко», — подумала она. — «Я чувствую земные силы».

Волна смерти будет в форме геотермальной энергии, и, предположила она, будет состоять не только из неглубоких гидротермических водохранилищ, но и из всех ресурсов земли в целом. Это должно оставить порядочную дыру в мировых запасах и, теоретически, может ввергнуть Землю в новый ледниковый период.

«Мы выживем», — бессердечно подумала она. — «У меня в хранилище есть хорошие сапоги с подогревом».

Работа была сложной, но вполне выполнимой, и это Опал нравилось. Приятно было осознавать, что она — единственное волшебное существо, которое сумело сделать достаточно исследований по тонкостям древней магии, чтобы открыть вторую печать. Открытие первого потребовало чуть больше, чем взрыва черной магии, но для второго необходимо было знать искусство заклинания на энциклопедическом уровне.

«Этому техно-придурку Жеребкинсу никогда бы не удалось подобное. Даже за миллион лет».

Опал не знала, как самодовольно она выглядела в этот момент — она передернула плечами и замурлыкала.

«Все идет так хорошо».

Этот план был абсурден даже по ее меркам, но, как бы то ни было, все встало на свои места. Ее первой мыслью было пожертвовать собой младшей, чтобы использовать добытые нечестным путем силы для побега из Пучины. Лишь потом до нее дошло, что такую силу следует сразу же, так сказать, выбросить за борт, иначе она съест ее живьем. Так почему же не использовать ее в благих целях?

Эту возможность Опал предоставила сама себе, когда ее младшая копия вышла на телепатический контакт.

Однажды утром Опал пребывала в глубокой очищающей коме, и вдруг — пинг! — внезапно в ее голове прозвучал голос, называвший ее Сестрой, и попросил о помощи. На миг она решила, что на самом деле безумна, но буквально через секунду мозг отфильтровал информацию. Младшая Опал последовала за Артемисом Фаулом из прошлого.

«Я не помню этого», — поняла реальная Опал. «Значит, я была схвачена и отправлена в прошлое со стертой памятью».

Если только…

Если только линия времени не распалась. Тогда возможно было всё. Опал была удивлена, обнаружив себя младшую несколько плаксивой, даже докучливой. Неужели она и вправду была настолько эгоцентричной?

— Эй, я, я, я! — слышала Опал. — Я повредила ногу в результате взрыва! Моя магия угасает! И я хочу вернуться в свое время.

Ничего полезного для старшей Опал, сидевшей в тюрьме, младшая копия не предлагала.

— Первое, что мы должны сделать, так это вытащить меня отсюда, — транслировала она своей младшей копии, — а потом осмотрим твои травмы и отправим домой.

Но как это сделать? Этот чертов кентавр Жеребкинс заточил ее в камеру, оснащенную самыми передовыми технологиями в мире.

Ответ был довольно прост: «Они будут вынуждены отпустить меня, ведь об альтернативе им даже страшно подумать будет».

Несколько минут Опал боролась с этими мыслями, прежде чем признала, что Опал младшей придется пожертвовать. После этого все части головоломки быстро встали на свои места и вокруг неё быстро построился план.

Пип и Кип были двумя сонными гномами, работающими на государственной службе. Совет послал их сделать аудит одного из ее предприятий пару лет назад, и Опал загипнотизировала их, использовав запрещенные Руны и темную магию. Все, что понадобилось, чтобы пробудить в них верность, пусть даже в будущем стоящую им их жалких жизней — это звонок молодой Опал. Старшая передавала младшей инструкции, говоря ей, как именно организовать мнимое похищение и как использовать остатки темной магии, еще сохранившиеся в ее теле, чтобы найти легендарные Врата Берсеркеров. Врата были ее дорогой в прошлое. По крайней мере, именно такая легенда отправлялась Опал.

Младшая не могла об этом знать, но инструкции Пипа и Кипа были другими. В словах был скрыт простой код, который молодая Опал передала им вместе с узами преданности. Если бы ей пришло в голову выписать все заглавные буквы, то она бы увидела более зловещее сообщение, чем то, что она передавала:

Убить заложника, когда придет время.

Нужно было сделать его максимально простым для гражданских служащих.

Все сработало именно так, как она и запланировала, за исключением прибытия Фаула и Малой. Но это было просто удачей. Теперь она прикончит их лично, окончательно.

Нет худа без добра.

Вдруг Опал почувствовала, как по ее желудку прокатилась волна тошноты. Первой ее мыслью было, что это ее собственные антитела борются с черной магией, но потом она поняла, что дело во внешнем источнике.

Что-то раздражает мои обостренные магией чувства. И это что-то совсем близко.

Разбитый шаттл стоял за кольцом воинов, охраняющих свою королеву.

Под шаттлом. Что-то покрытое дрянью, от которой меня тошнит.

Это был проклятый гном, высовывавший клапан из своей задницы везде, где этому было совсем не место. Опал нахмурилась. Сколько можно терпеть унижения от этого напыщенного недоростка? Это было невыносимо.

Вне всякого сомнения, пришел за оружием с корабля.

Опал подняла глаза на пятнадцать градусов выше шаттла. Хотя Купидон был разбит, своим шестым чувством она могла видеть волшебную ауру, колеблющуюся около фюзеляжа, как жирный червяк. Эти волны не смогут открыть вторую печать, но они могут стать чрезвычайно наглядным свидетельством ее власти, что, несомненно, прибавит ей авторитета.

Опал вытащила руку из медленно колеблющегося камня и сжала пальцы в кулак, собирая всю энергию изнутри Купидона. Мощь, сжимающая шаттл, раскалила его добела, превращая в жижу и иссушая руины корабля, после чего все это зависло в воздухе над благоговейными Берсеркерами.

— Узрите, на что способна ваша королева! — воскликнула она, сверкая глазами. Её крошечные пальцы закрутили энергию в острый клин, который она послала сквозь землю туда, где слышалось гномье кряхтение. Сокрушительный взрыв, от которого земля вспенилась, а камни полетели ввысь, оставил после себя глубокий кратер.

Опал вновь переключили свое внимание на вторую печать.

— Ты видишь гнома? — спросила она у Оро, вглядывающегося в дыру.

— Я вижу ногу и много крови. Нога дергается, значит, он еще жив. Я вытащу его оттуда…

— Нет! — отрезала Опал — Ты должен быть в поле мамочкиного зрения. Отправь своих землероек убить его.

Если бы магические оковы не подавляли волю Оро, он бы давно заставил Опал поплатиться за постоянное пренебрежение к старейшим, но даже мысль о том, чтобы сделать замечание своей королеве, заставляла его желудок сжиматься в судорогах.

Когда боль улеглась, он приложил пальцы к губам, стараясь свистнуть своим соратникам. Свистеть такими необычными пальцами оказалось непросто. Звук, сорвавшийся с губ, больше походил на слюнявое сипение.

— Что это за сигнал, шеф? — сказал Ежви Хан, гном, который когда-то умело обращался с топором. — Это перерыв на обед?

— Нет! — закричал Оро. — Мне нужны мои землекопы. Собраться вокруг.

Кролики стали быстро сбиваться в кучу возле его ног. Их маленькие усы подрагивали в нетерпении.

— Взять гнома, — приказал Оро. — Я бы сказал: «принести его живым», но сомневаюсь в ваших нынешних возможностях.

Кролики пристукнули задними лапами в знак согласия.

— Итак, приказ довольно прост, — сказал он, с оттенком сожаления. — Убейте его.

Толпа кроликов повалила в дыру, алчно вгрызаясь в раненого гнома.

«Быть убитым кроликами, — думал про себя Оро, — далеко не самый лучший способ покинуть этот мир».

Оро не хотел на это смотреть. Гномы были частью волшебного народца, и при других обстоятельствах они могли бы быть союзниками. За своей спиной он слышал хруст костей и шелест обрушивающейся земли.

Оро вздрогнул. Он предпочел бы лицом к лицу столкнуться с троллем, чем с кучкой плотоядных кроликов.

Стоя на платформе, Опал почувствовала, как на ее сердце полегчало, когда прекратились страдания еще одного недруга.

«Скоро твоя очередь страдать, Жеребкинс», — думала Опал. — «Но убить тебя было бы слишком просто. Может быть, ты уже страдаешь. Может быть, твоя прелестная женушка уже открыла подарок, который послал ей мой маленький гномик».

Опал напевала короткую песенку, пока разбиралась со второй печатью.

Опал не осознавала этого, но она напевала популярную песню из шоу Пипа и Кипа.

В Гавани дела никогда не шли так плохо, как сейчас. Даже эльфы-телепаты, которые легко могли видеть картины прошедших тысячелетий и любили вдалбливать школьникам, как хороша жизнь сегодня по сравнению с тем, какой она была в те годы, должны были признать — это был самый черный день в истории Гавани.