Октавиан забеспокоился.
— Еще ничего страшного не случилось, — успокаивал сидевший рядом Жан Виардо. — Постоит да вернется к костру греться. Человеческая история от этого не пострадает.
Однако колдун пошел в сторону, противоположную той, которая была предписана ему историей. Крадучись он медленно приближался к «Скале».
— Черт бы его побрал! — выругался Октавиан.
Ленивый Фао подступил к самому входу и заглянул внутрь. Увидел ли колдун в темноте пульт, осталось неизвестным, но он отшатнулся и выронил хворост. Постоял немного, испуганно озираясь по сторонам и принюхиваясь. Любопытство все же взяло верх. Фао вошел в «пещеру» — и вход за ним замкнулся. Биополе включило автоматику. «Скала» растаяла.
Октавиан схватился за голову. Натыкаясь на кресла, он бегал вдоль хроноэкрана и бормотал:
— Браконьеры истории! Такое проглядеть!.. Убить нас мало! Разогнать весь «Хронос»!..
— Перестань суетиться!
Металлические нотки в голосе Ивана отрезвили «повелителя времени». Он остановился и воскликнул:
— Надо что-то делать!
— Сначала встретим гостя, а потом решим, что делать, — сказал Иван. — С ним и с этой дыркой в истории.
— А дырка получилась порядочная, — заметил кто-то.
У хроноэкрана остались лишь дежурные. Остальные через минуту были на холме, имитирующем Гору Духов. Здесь находились и подоспевшие медики.
— Уверяю вас, — заявил один из них. — Колдун стар и немощен, он просто умрет в капсуле от потрясения и страха.
Врач оказался прав. Из пучин времени выплыла «Скала», ее зев раскрылся, и оттуда вывалилась груда грязных шкур. Бесцветные глаза колдуна, широко раскрытые от застывшего ужаса, немигающе глядели на яркое искусственное солнце «Хроноса».
— Мертв… — констатировал врач. — Оживить не удастся.
— Но там, — Октавиан побледнел. — Колдун должен работать на историю еще три дня. И под конец спасти мальчика. Очень важного мальчика!
Октавиан вдруг остановился. В голову ему пришла спасительная мысль.
— Иван! — воскликнул он, умоляюще глядя на своего друга. — Больше некому… Заменить колдуна больше некому!
— Понимаю, — кивнул Иван и подумал, что лучшей кандидатуры и в самом деле не найти. Он уже побывал в каменном веке, адаптировался, и хроношока не будет.
— Ты знаешь язык, — продолжал Октавиан. — Знаешь жизнь племени, обладаешь актерскими способностями. Рост почти тот же. Колдун, правда, обрюзг и расплылся. Но мы наклеим пластиковый жирок и на нем, кстати, нанесем тот самый шрам, которым колдун так гордится. Шкуры дадим чуть почище.
— А глаза? У меня карие, а у колдуна серые, почти бесцветные.
— Ты что? Забыл? — повеселевшим голосом откликнулся Октавиан. — Иные наши модницы частенько меняют цвет глаз. Один пигментный укол — и на три дня у тебя будут другие глаза. Времени для подготовки достаточно…
Времени, однако, оставалось, не так уж много. К вечеру, еще засветло, колдун должен спуститься с гор и войти в стойбище.
А пока Гора Духов пустовала, Иван перед хроноэкраном готовился принять сан колдуна.
— Давай, Ваня! Спасай историю! — посмеивались гримеры.
А Яснову было не до шуток: перед глазами стоял Саня… Не мог, не хотел он верить, что брат погиб. Не поверит, пока не убедится воочию!..
На боковом экране снова и снова прокручивались кадры, показывающие, как в недалеком от натурального момента времени должна протекать жизнь племени. Иван запоминал каждое слово, каждый жест Ленивого Фао, кое-что тут же отрепетировал.
Запоминать, к счастью, пришлось, не так уж много. Колдуну оставалось жить семьдесят пять часов. И трое суток он мало бывал на людях. Почти все время спал в землянке или дремал на священной горе.
Не успело весеннее солнце уйти за бескрайнее болото Урха, как на Горе Духов бесшумно возникла «Скала». Створки ее разошлись, и на землю каменного века бесшумно ступил новый колдун. Он тщательно закрыл вход в пещеру-капсулу и с этого момента старался ничем не отличаться от своего предшественника.
Кряхтя и постанывая, лже-Фао нагнулся, подобрал хворост, оброненный прежним колдуном, и не торопясь зашагал по седловине. С частыми передышками взобрался на вершину, где темнели каменные «духи Фао», оживил огонь под березой.
Ленивый Фао грелся около костра минут пятнадцать. В стойбище он вошел в точно назначенное историей время, когда длинные вечерние тени растворялись в сгущающихся сумерках.
И вот прошли три дня, внешне бездеятельных, но мучительных, потребовавших от Ивана немалых нервных усилий. Подходит к концу и последняя ночь. Чтобы отдохнуть, Яснов в эту ночь расслабился, отдался воспоминаниям. Но в целом роль Ленивого Фао он исполнил, кажется, хорошо, без срывов и отклонений. Завтра старый колдун должен уйти из мира, утонуть в пенистом водовороте реки…
Иван взглянул на часы. Нет, не завтра, а уже сегодня. До рассвета осталось полчаса.
Утро выдалось тихое и безоблачное. Ленивый Фао выполз из землянки, когда Огненный Еж уже выкатился из-за дальних холмов и вовсю припекал землю горячими лучами. Добрые духи, говорили в такие дни старые люди, несут на своих крыльях тепло и удачу.
Удача и в самом деле сопутствовала охотникам племени. Только уселся колдун под березкой, чтобы погреться на солнышке, как в дальнем конце стойбища послышались крики, радостные детские взвизгивания. Подслеповато щуря глаза, Фао долго смотрел в ту сторону и наконец увидел: охотники принесли из саванны тушу еще одного оленя. Тут же, у крайней землянки, разожгли костер. К нему спешили люди.
С противоположного берега реки торопился Гзум — тот самый «важный мальчик», которого в интересах истории необходимо было во что бы то ни стало спасти. И сделать это мог только колдун.
Привычно хватаясь за высохшие, а в иных местах и полусгнившие сучья, мальчик шел по бревнам, перекинутым через поток. На него из-под насупленных бровей посматривал лже-колдун, знавший наперед каждое движение мальчика, каждый его будущий шаг.
Шагах в десяти от землянки колдуна кипел водоворот, грохотали камни. Здесь Гзум поскользнулся и упал. Одной рукой он успел ухватиться за ветку, и вереща от страха, пытался подтянуться к бревну. Но тугие спирали водоворота крутили его, тащили в глубину. Рука Гзума слабела, ветка гнулась.
Толпившиеся у костра люди повернули головы в ту сторону, где сквозь шум воды прорывались отчаянные вопли. Один из охотников бросился на выручку. Но вряд ли успел бы он спасти мальчика. Было слишком далеко.
И тут Ленивый Фао удивил всех. Видно, охотничья сноровка не совсем еще забылась и не вся его сила угасла в его мышцах. В три-четыре прыжка он подскочил к бревну, на четвереньках подполз к мальчику и схватил его за руку в тот миг, когда ветка обломилась.
Вытащив Гзума на бревно, Фао сердито заворчал и дал такого пинка, что мальчик перевернулся в воздухе и упал в неглубоком месте.
Ленивый Фао спас Гзума, но сам не удержал равновесия, покачнулся и грузно плюхнулся в воду. Рухнул без вскрика, без единого звука. Видимо, он потерял сознание. Еще какое-то мгновение сухие шкуры крутились на поверхности. Но вот и они, намокнув, скрылись в пенистых струях водоворота.
У самого дна Иван уцепился за каменистый выступ, нащупал в шкурах кислородную маску и натянул ее на лицо. Чтобы не всплыть на поверхность, сунул за пояс под шкуры увесистый камень. По песчаному, в мелких камешках дну прополз несколько шагов, перевернулся на спину и пытался рассмотреть, что делается вверху. Сквозь взбаламученную воду ничего не увидел, кроме размытого диска солнца.
Подгоняемый упругим течением, Иван наискось пополз к другому берегу. Там, в излучине, образовался уютный заливчик со стоячей водой. С песчаного дна в вязкий ил Иван вполз с предосторожностями, побаиваясь водяных крыс и пиявок. Их здесь, к счастью, не оказалось. Из водорослей выскакивали воздушные пузырьки. Приятно щекоча руки и ноги, они стайками бежали вверх.
Раздвинув головой слой ряски, Иван всплыл и очутился в тихой заводи с редкими кочками. На широких глянцевитых листьях кувшинок сидели любопытные лягушки и таращили на него глаза. Иван замер и прислушался. Еле слышно шуршали камыши.
Одна из лягушек, приняв его голову за кочку, прыгнула на самую макушку.
Чертыхнувшись, Иван сбросил ее и стал подбираться к краю зарослей. Здесь он осторожно раздвинул камыши и выглянул.
На противоположном берегу стояли охотники и смотрели на водоворот, поглотивший колдуна. Женщины и дети, крича и размахивая руками, бегали вдоль берега. Слов Иван разобрать не мог. Но все движения людей, все их жесты были в точности такими, какими и должны быть по естественному, ненарушенному ходу времени. Все это он не раз видел на хроноэкране.
