Я поднялась и расправила полосатую юбку. А затем начала медленно прогуливаться в лабиринте роз, и ни один голос из дома не окликнул и не остановил меня. Чудно! Ведь я знала, что кругом повсюду стены, а сад и вправду не больно велик. Но как только я сделала несколько кругов в запутанной сети дорожек, мне показалось все же, будто дом и стены исчезли, а я бреду в заколдованном лесу роз. Розы были сверху, и розы были повсюду. Блестящие зеленые листья, светло-зеленые гирлянды и красные шипы, а сквозь лесную чащу роз вела лишь узкая тропа, усыпанная белым, похожим на жемчуг гравием.
Я шла по белоснежным тропкам, ходила взад-вперед, делая круги, шла прямо в сердце запутанной сети дорожек. В лесу роз была маленькая прогалина, кругообразная площадка с двумя скамьями и… да что же это вообще? Какая-то статуя? Но я не могла понять, что она собой представляет. Плющ окутал статую, словно многочисленные зеленые щупальца, и сначала я не смогла разглядеть, что это, – верно, какой-то человек. Но это был не взрослый человек. То была статуя девочки, стройной, статной и красивой, но когда я сдвинула листья в сторону, чтобы лучше разглядеть ее лицо, я обнаружила, что у девочки – рожки. Не такие большие, как козьи или коровьи рога, а два маленьких нежных острия, будто мелкие роговые зубцы на голове очень молодого оленя.
На белом каменном личике застыло выражение ужасного отчаяния. И пока я таращилась в глаза каменной девочки, примчавшийся стремглав маленький блестящий жучок сел ей на щечку, и на какой-то миг показалось, что она плачет.
И тут я перепугалась, не знаю почему. Вдруг мне и вправду почудилось, будто зеленый плющ – чудовище, щупальца которого крепко держали и медленно душили ее, и я не в силах была видеть это. Я круто повернулась и стремглав бросилась прочь из самого сердца запутанной сети дорожек.
Ветки роз хватали меня, будто когти. Крепко вцепившись, они продырявили красивую белую блузу Марте, когда я пыталась высвободиться из их цепких объятий. Я знала, что бегать здесь не подобает, и все же не могла остановиться.
Но вот снова мелькнула какая-то зелень, это были не розы, и я остановилась.
То была зеленая дверца. Дверца в каменной стене, почти скрытая побегами розовых цветов. И думаю, я не нашла бы ее, не протискивайся я столь безрассудно сквозь дикие глухие заросли, да еще не обращая внимания на все царапины и дыры от шипов.
Нечто таинственное, нечто запретное витало над этой дверцей. Эта дверь была совсем не для того, чтобы люди ходили через нее туда и сюда. Быть может, она была сработана для того, чтобы тот или иной господин мог тайно войти к знатным дамам туда, где розы раскинули свои сети. Однако же единственное, о чем думала я… эта дверца ведет отсюда…
Я отодвинула веточки роз в сторону. Мои руки уже были сильно исцарапаны. Теперь появились новые царапины, но я едва обратила на них внимание. Дверца! Путь к бегству! Замок – большое тяжелое ржавое кольцо, которое надо повернуть. Оно скрипело и плохо поддавалось, но я упорствовала. Старый запор заскрипел и защелкал, и вот я могла уже отворить дверцу.
За ней открылся небольшой луг со старыми, жесткими, пожелтевшими, пережившими зиму травами, доходившими мне почти до пояса. За лугом виднелся лес. Молчаливый и тесный ельник. А за ним раскинулись горы. Высокогорье!
Мои ноги зашагали сами по себе. Я даже не закрыла за собой дверь. Я переходила вброд высокую траву, мокрую от ночной росы. Мои юбки мигом промокли до нитки и обдавали холодом ноги, а мелкие желтенькие семена трав приклеивались к полосатой ткани платья. Несмотря на это, мне понадобился все лишь миг, чтобы добраться до лесной опушки.
В лесной чаще средь елей царили полумрак и тишина. Мои шаги были почти беззвучны, ведь я шла по толстому ковру бурых еловых игл. Редкие лучи солнца то тут, то там пробивались на дно леса, и казалось, что уже вечер, а вовсе не раннее предполуденное время. В отдалении слышался шум реки и мельничьих колес, а также резкие удары молотов в оружейной. Но меня это словно не касалось. Я ускорила шаг и пустилась бежать. Меня в Дракане больше не было. Я была на пути в Высокогорье. Сколько же потребуется времени, прежде чем Вальдраку станет ясно, что редкая его птичка улетела? Правда, сначала забеспокоится Марте. Она, наверное, начнет искать меня в розарии, быть может, немного покричит. Раньше или позже они отыщут дверцу, а остальное поймут. И тогда Вальдраку уж точно напустит на меня стражников и…
Я круто затормозила. Я уже знала, что сделает Вальдраку. Он пошлет Сандора вниз, в подземелье, за Тависом. А потом убьет Тависа.
Я рухнула на камни в лесной чаще. На какой-то краткий миг я и думать забыла о Тависе. А теперь ловушка снова захлопнулась за мной. Я могла трепыхаться сколько вздумается, но убежать было невозможно. Если я удеру без Тависа, Тавис умрет.
Ноги по-прежнему хотели бежать что есть сил, все дальше и дальше через еловую чащу, как можно дальше от Драканы. Тяжко было возвращаться назад, а еще тяжелее – спешить. Но я должна была вернуться, и вернуться так, чтобы никто не заметил, что меня в доме нет.
Я едва успела добраться до зеленой дверцы и услыхала, что Марте кличет меня. Я закрыла дверцу и поспешила сквозь запутанную сеть роз, и бежала так быстро, как только несли меня ноги.
– Но, дорогое дитя, какой же у тебя вид! – воскликнула она, когда увидела меня.
И я ее прекрасно поняла. Все эти царапины на руках, разорванный в клочья рукав, мокрое платье – что тут скажешь?! Неудивительно, что у нее было обескураженное лицо.
– Иди сюда! – позвала она. – Поспеши. Нам надо переодеть тебя. Господин желает говорить с тобой, а явиться так ты не можешь.
* * *
– Почему так долго? – Вальдраку, оторвавшись от грамоты, что читал, смерил меня холодным и неодобрительным взглядом. – Когда я зову тебя, я жду, что ты явишься немедленно.
– Мне нужно было переодеться, – пробормотала я. И я не солгала.
– Вот как! – только и произнес он. – Следуй за Сандором. Я приду позднее.
«Куда?» – подумала я, но ничего не спросила.
Даже если Вальдраку был доволен своей редкой птичкой, он не отменял своих условий. И в его обществе я не открывала рта, по крайней мере пока меня не спрашивали. Сандор отворил дверь.
– Сюда, мадемуазель! – сказал он с фальшивой учтивостью.
Иногда его забавляла необходимость обходиться со мной как со знатной дамой.
Я последовала за ним из Мраморного зала в галерею и дальше, на вымощенный брусчаткой двор. Мальчик-конюх обтирал там сеном гнедую лошадь, мокрую и темную от пота. Верно, то была лошадь гонца, что прибыл с грамотой для Вальдраку. Мальчик-конюх молча поклонился Сандору, а может, и мне, когда мы проходили мимо.
В конюшне на крюках и гвоздях висели седла и упряжь, одни возле других, и пахло кожей, а еще хлопковым маслом и немного пылью. В полу был люк, прикрытый крышкой с большим кольцом. Сандор потянул за кольцо. Видно было, что ему пришлось напрячь немало сил, чтобы поднять ее. Мышцы на его руках вздулись. Но в конце концов люк открылся, и он с учтивым жестом произнес:
– Первыми – дамы!
Не великая честь проползти через люк и спускаться вниз по узкой лестничке, что была не намного больше стремянки. Душный и холодный запах ударил мне навстречу, запах словно от полусгнившей репы.
– Что нам здесь делать? – спросила я, хотя это и было против условий.
– Скоро узнаешь, – только и сказал он. – Спускайся вниз.
Когда я думала о Тависе и его подвале, я всегда представляла себе, что это подпол с каменной лестницей в большом доме. Я и думать не думала, что это погреб под конюшнями, покрытыми общей крышей. Там внизу почти всегда было темно. Я понадеялась, что Тавис не здесь.
– Тавис!
Мой голос прозвучал немногим громче шепота, но и этого хватило, чтобы он поднял голову. Он заслонил глаза одной рукой и, прищурившись, поглядел на свет фонаря. Но даже мягкий блуждающий свет был ослепителен для того, кто неделями сидел в этом погребе.
– Убирайся! – сказал он, но голос его звучал скорее робко, нежели злобно. – Глупая девчонка! Это все из-за тебя!
Голос его был хриплым и надтреснутым, словно он накричался вволю.
– Идем дальше, – сказал, толкнув меня в спину, Сандор. – Сегодня господину нужен не он!
Как оказалось, тот, кем интересовался господин, был по-прежнему тот самый спятивший бродяга. Он лежал в последнем отсеке, и было ясно, почему допрос не мог быть в Мраморном зале. Он был попросту так изувечен, что не держался на ногах.
– Ведь он же бедолага, у которого не все дома, – сказала я. – Почему бы вам не отпустить его?
– Не твое дело! – огрызнулся Сандор. – Исполняй что велят!
В тот же миг мы услыхали, как кто-то спускается вниз по лесенке. То был Вальдраку, и он был в гневе – с головы до ног. Что бы он ни прочитал в той грамоте, его там ничто не обрадовало. Его сапоги затопали по глиняному полу, и Сандор выпрямился, как солдат на параде, и поторопился открыть отдушину отсека, где валялся бродяга. Конечно, он торопился угодить Вальдраку, когда тот в таком гневе.
