Дон Ансельм с превеликим тщанием выбрал место для судилища. Неподалеку от стоянки покато сбегал к озеру обширный луг. Места здесь хватит для нескольких тысяч зрителей. Внизу у самого берега врос в землю исполинский валун.
На этой каменной глыбе восседал Николас, закутанный в белоснежные одежды, рядом с ним примостился, болтая ногами, Каролюс в полном парадном облачении. Он не позабыл ни об одном из атрибутов своего королевского достоинства: на нем была великолепная алая мантия, расшитый серебром пояс, изящный кинжальчик и берет с перьями. Дон Йоханнес с самым несчастным видом сидел подле Каролюеа. Ансельм держался рядом с Николасом.
У подножия валуна расположилась знать. Позади высокого суда полукругом рассыпалась сотня охранников с горящими факелами. Смеркалось. Стражники напряженно всматривались в полутьму. Напротив валуна оставалось пустое пространство, там в одиночестве стоял Долф. За его спиной тысячи и тысячи ребят заполняли огромное поле: самые маленькие в первых рядах, ребята постарше — позади. Местность спускалась под уклон, и всем было видно, что происходит у подножия камня.
Надо сказать, что в ту пору пышные церемонии и вообще любые знаки проявления верховной власти производили на людей сильнейшее впечатление, и, хоть сегодня дело касалось жизни Рудолфа ван Амстелвеена, которого они безмерно любили, зрители от души наслаждались спектаклем и ролью, отведенной им. Ансельм, как нельзя лучше понимая это, вознамерился устроить настоящее представление, чтобы раз и навсегда внушить ребятам, кто их подлинный господин.
Церемонию суда открыл Николас, который поднялся и громко повторил, в чем он обвиняет Долфа. Его визгливый голос далеко разносило ветром:
— Несомненно, Рудолф ван Амстелвеен — верный прислужник Сатаны. Он сносится с евреями и колдунами, он приносит нечестивые жертвы демонам. Это он навлек мор и болезни на воителей-крестоносцев, дабы извести нас.
Он…
Долф вскинул руку, прерывая поток обвинений.
— Совсем напротив, Николаc. Все, что ты говоришь, как раз подлежит сомнению. Приведи доказательства своим словам.
Огромная толпа ответила ропотом: подсудимому полагается молчать и говорить, лишь когда к нему обращаются.
Ансельм тоже вскочил и выкрикнул во весь голос:
— Правда ли, что ты, Рудолф, происходишь из графства Голландия, которое лежит далеко на севере?
— Да, это так, — спокойно подтвердил Долф.
Страх покинул его, и все случившееся приняло нереальные очертания. Он казался себе героем остросюжетного телесериала, а в фильмах, как известно, главному герою уготована благополучная судьба. Конечно, Долф сознавал, что играет сам с собою в прятки, все было как нельзя более серьезно, но он цеплялся за придуманную им уловку, которая помогала ему хотя бы сохранять спокойствие.
— Правда ли также, что ты вступил под наши знамена близ города Спирса, а не с самого начала похода в Кельне? — продолжал допрос Ансельм.
— И это правда.
— Как ты попал в Спирс?
— Я путешествовал.
— В одиночестве?
В голосе монаха прозвучали нотки недоверия.
— Я направляюсь в Болонью вместе со своим другом Леонардо Фибоначчи.
— Может ли Леонардо, купеческий сын, свидетельствовать в твою пользу?
Не тратя слов, Леонардо вступил в освещенный круг.
Он небрежно опирался на свою дубинку и разглядывал высокий суд.
— Я готов.
— Где ты повстречался с Рудолфом ван Амстелвееном?
— Я держал путь из Парижа на юго-восток. В дороге на меня напали разбойники, и Рудолф спас мне жизнь. Лишь благодаря его отваге я стою теперь перед вами и свидетельствую о его благородстве, рассудительности и благочестии.
Ребята зашептались; Леонардо был всеобщим любимцем, а его ослик столько раз помогал в дороге больным, измученным малышам.
— Тогда объясните нам, что побудило вас обоих отправиться за нами, — потребовал Ансельм.
— Крестоносцы повстречались нам неподалеку от Спирса. Мы пожалели усталых детей, но нас не впустили в город вместе с ними. Колонна крестоносцев следовала по той же дороге, по которой пролегал наш путь, и мы пошли за ними.
— Это еще не причина отправляться в крестовый поход, — с насмешкой заметил Ансельм.
— Причина вполне достаточная, — все так же спокойно продолжал Леонардо. — Детям были уготованы бесчисленные страдания. Мы видели, как худо они одеты, как больно ступать босыми, разбитыми в кровь ногами по каменистому тракту. На наших глазах несчастные падали замертво прямо на дороге, и некому было похоронить их. Тогда мы поняли: те, кто предводительствует походом, не искушены в своем деле, этим детям требуется помощь. Могу поклясться, мы и вправду пригодились им. Мы научили детей, как самим позаботиться о себе, а своих сил мы с Рудолфом не жалели. Мы выполняли христианский долг, и только.
Удар пришелся прямо в цель. Из обвинителя Ансельм, того и гляди, превратится в обвиняемого. Почуяв опасность, монах отпустил Леонардо на место.
— Сказанным выше установлено, что Рудолф ван Амстелвеен, равно как и Леонардо из Пизы, присоединились к нам на середине пути. Прекрасно! Многие приходили в стан крестоносцев, и всех мы принимали с радостью. Но по какому праву ты, Рудолф, стал у нас непрошеным командиром? Кто дал тебе право распоряжаться этими детьми?
Долф вскинул голову.
— Никто, — четко выговорил он. — Я сам возложил на себя такое право, но при этом я позволил им самим выбирать себе дело по душе и никого не принуждал делать то, что не хочется. Восемь тысяч свидетелей есть у меня.
Ребята одобрительно загалдели и захлопали в ладоши.
Они радовались от души. Но одолеть Ансельма было непросто, и Долф это знал.
— Осмелишься ли ты отрицать, Рудолф ван Амстелвеен, что владеешь таинственными силами, которые выше человеческого разумения?
— Я отрицаю это, — громко прозвучал ответ Долфа. — Я самый обыкновенный человек. В борьбе я уступаю Берто, на рыцарском турнире мне далеко до Каролюса, а из пловцов мне не догнать не только Петера, но и еще добрых двух десятков ребят. Будь вы достаточно учены, чтобы проверить наши знания, вы бы нашли, что студент Леонардо умудрен в науках гораздо более меня, а я могу похвастать лишь сообразительностью да еще выносливостью и силой. Разве это преступление? С каких пор?
Смех и возгласы одобрения раздались в толпе. Долф поднял руку, призывая к тишине.
— Тело у меня крепкое, и не всякой хвори под силу свалить меня. Может, это грех? Здоровье, разум, сила — разве не есть щедрые дары всевышнего, за которые нам никогда не отблагодарить его? Каждый день я возношу за них благодарственные молитвы.
«Так, с благочестием все в порядке», — подумал он.
Дон Ансельм язвительно скривился:
— Ты возносишь молитвы? Интересно, когда же это? Ты уже почти четыре недели с нами, а многие ли видели тебя за молитвой? Зато я своими глазами видел, как ты, проходя мимо церкви, и не подумал перекреститься. Рудолф ван Амстелвеен, восемь тысяч детей свидетельствуют, что ты вероотступник, забывший Бога.
Долф не стал опровергать очевидное, вместо этого он воскликнул:
— Я не поклоняюсь Господу на людях, я служу ему в сердце своем!
— Хорошо сказано, сын мой, — сердечно отозвался дон Йоханнес.
Но ребята не спешили поддерживать Долфа, и он снова почувствовал себя неуверенно.
— Значит, для молитвы у тебя не хватает времени? — наступал Ансельм. — Зато его с лихвой достает, чтобы корчить из себя важного господина, не так ли?
Долф топнул ногой.
— Хватит придираться ко мне! — вскричал он. — Какое дело вам или этим детям до того, откуда я родом и сколько раз на дню я осеняю себя крестом? Это мое дело! Вы хотите знать, причинял ли я детям зло? Нет, никогда!
Он обернулся к толпе, простирая руки перед собой.
— Дети, кого из вас я хоть раз ударил, толкнул или обругал?
— Никого! — в один голос взревела толпа.
Долф снова был на коне, он стал прежним доблестным героем крестового похода.
— Заботился ли я о том, чтобы вы были сыты?
— Да, да! — отвечал дружный хор.
— Кто ходил за больными, кто победил Багряную Смерть, кто вступался за маленьких и слабых?
— Рудолф ван Амстелвеен, да здравствует Рудолф! — в исступлении повторяли они.
«Победа!» — с облегчением подумал он — и опять обманулся.
— Тихо! — прогремел Ансельм.
Дети, довольные тем, что представление еще не закончено и поединок продолжается, мгновенно затихли.
Монах набрал воздуху и начал:
— Я расскажу вам, добрые мои детки, о том, что доподлинно сотворил Рудолф ван Амстелвеен, якобы помогая вам. Пользуясь дьявольскими ухищрениями, он пытался отвлечь вас с пути истинного; несчетное число раз требовал он остановить наше паломничество, ибо цель его — не допустить нас до врат иерусалимских. Это он сеял клевету и подстрекал своих друзей против Николаса. Он открыто заявил, что не верит богоизбранному Николасу, он утверждал, что море не расступится перед святым, что морская пучина поглотит наше воинство. Послушайте меня, дети, послушайте своего духовника, хотите ли вы попасть в Белокаменный Город, оскверненный нечестивыми сарацинами?
