«Да, мачеха из Никитиной получилась бы классическая!» — хихикнула Миль.
— В общем, придётся тебе принять меры.
«А может, мне перевестись в параллельный класс? Или в другую школу? Или… за другую парту пересесть?»
Бабушка покачала головой:
— Поздно, это не решит проблему, потому что его сердце уже удочерило тебя. Хорошее у паренька сердечко… намается он с ним… — она встала и направилась в свою комнату, внучка поплелась следом, устроилась в уголке дивана. Бабушка села напротив, чтобы видеть её лицо.
«Зато оно у него есть».
— Да, но ведь и у таких, как Никитина Оля, оно есть тоже.
«Каменное, что ли?» — подумала Миль, а бабушке написала:
«Только они это очень тщательно скрывают».
— Пусть так, но ты ей должна быть благодарна, как любому, у кого учишься. А учиться надо постоянно, что бы с тобой ни происходило, из всего делать выводы, во всём искать смысл. И, уж если не можешь её полюбить, то хотя бы пожалей.
«Уже. Но тех, кого она лупит в подвале и за школой, мне жаль как-то больше».
— Таким образом, проблема назрела. И есть лишь три решения: смириться с ней, разобраться с ней, и — рехнуться. Чего хохочешь? А впрочем, хорошо, что тебе весело.
«Извини. Как я могу с ней разобраться? Она уже очень-очень на меня зла. И чем больше я её игнорирую, тем злей она становится», — пожаловалась девочка.
— О, да. Её злоба уже стала силой. Ещё недостаточной для чудес, но уже вполне заметной.
«Я даже издалека чувствую, когда она мне в спину смотрит. Глянь, в платье ещё нет дырки? Амулеты отводят её злобу, но как же достаётся тем, в кого она попадает!»
— Ага, ты заметила, что это практически разряд! Теперь представь, что амулетов больше нет.
«Набросится и порвёт». — Это не вызывало никаких сомнений.
— А коли не достанет, то может сглазить или проклясть — в том случае, если она сильнее тебя. Или если ты ей позволишь. Но ты же не позволишь? Ведь это всего лишь сила, энергия. Которую можно отразить, направить, переключить. Понимаешь?
«Не очень». Догадка брезжила, но неясная. Бабушка пояснила:
— Ты долго растила в ней её злобу. Собственно, это ты её дала. Теперь можешь отнять. Можешь-можешь, не сомневайся. Мы с тобой не зря столько тренировались. Уж раз ты теперь умеешь защищаться, различаешь ауру, которую и я-то не всегда распознаю, то в твоих силах и подключаться к потокам чужой энергии. В идеале — вообще к любому источнику, но с людей снимать излишки проще всего. Поверь мне, — бабушка наклонилась к лицу внучки, — это не причинит ей никакого вреда. Ты ведь не собираешься опустошить её, да пока и не сумеешь. Напротив, ей станет легче жить без её злобы. Хотя поначалу будет, наверное, чего-то недоставать.
Миль чувствовала себя так, будто её подвесили в воздухе. Неуверенно она спросила:
«Может быть, ты это сделаешь?»
— Ну, не-ет! — рассмеялась бабушка. — Свой страх каждый преодолевает сам.
«А… технически как это выглядит?»
— Ну, как… — бабушка глянула искоса, пряча улыбку. — Она должна находиться недалеко, в пределах прямой видимости. Лучше всего, если она будет зла до крайности, тогда сброс энергии наиболее эффективен. Если она будет спокойна, то ты подключишься к её общему полю, а в состоянии ярости она отдаст именно злость — всю, до капельки. И ещё не скоро сумеет вообще как-нибудь рассердиться.
«А я? — испугалась Миль. — Я стану злобной? Буду всех ненавидеть, да? Как настоящая ведьма?»
Бабушка расхохоталась. Миль нравилось, когда она так хохотала, это было очень красиво.
Просмеявшись, Мария Семёновна вытерла выступившие слёзы. Покачала головой:
— Всё забываю, что ты у меня совсем ещё ребёнок, мышка-трусишка! Нет, конечно, ну, с чего бы тебе стать злобной? Это у неё злоба, оставшись без энергии, сотрётся напрочь, пока она не сумеет отрастить себе новую — если захочет, разумеется. Правда, при её условиях жизни поводов у неё будет достаточно. И надеюсь, что не ты их ей дашь.
Посерьёзнев, бабушка продолжала:
— Обычно люди не склонны распылять энергию, и все их эмоциональные наработки накапливаются, утрамбовываясь, превращаются в образ мысли, образ жизни, влияют на выбор, на желания, привычки… Но в момент эмоциональной встряски происходит мощный выброс энергии, многие паразитные образования сгорают, сбрасываются, человек чувствует облегчение и бодрость. Основная психоструктура очищается, получает подпитку. В такое время люди открыты и уязвимы, конечно, но могут быть и опасны, особенно в толпе. Зато в миг сброса так легко принять их лишнюю энергию — и не приходится никого заставлять, они это делают сами и с удовольствием. Смекаешь, где такое происходит? Подсказать?
«На футболе?»
Бабушка кивнула:
— Ещё.
«На концертах… Во время игр… соревнований… в кино и в театре…»
— И во время скандала и ссор тоже. Ну, суть ты уловила. Это безопасные и незаметные способы. Спровоцировал человека — и получил энергию. Особенно, если они кричат.
«Какие же безопасные — во время ссор-то? Давление же подскакивает?» — удивилась Миль.
Бабушка подняла бровь и уточнила:
— Я и не говорила, что безопасно для человека. Имелась в виду наша безопасность.
Миль словно водой в лицо плеснули. А бабушка строго сказала:
— Не забывай, кто ты. Никогда. Так… на чём я… А, да: не всегда у человека есть излишки. Но и спокойное биополе может отдать энергию — как часть, так и всю, что приводит к коме и скорой смерти, а потому под запретом, как убийство. Далеко не всякий способен на такое воздействие, в нашей среде таких единицы — как и тех, кто способен не только брать, но и отдавать. Ты правильно заметила, что на приток энергии люди мигом подсаживаются, как на наркотик, поэтому будь крайне осторожна: тебя тоже можно опустошить до дна. Большинство наших только отнимают. В прежние века на нас охотились ещё и потому, что слабаки отнимали энергию человека, пытая его до смерти. Представляешь величину потока и его напряжение?
Миль представила. Получалось что-то кошмарное. Вспомнилась смерть мамы, и на миг Миль тряхнуло так, что вокруг потемнело. Всё тут же прекратилось, но бабушка уже держала её за плечи:
— Прости, я не должна была напоминать, но я и сама… Как, легче?
Миль обняла её, погладила по плечу, по спине, отстранила и спросила:
«Раньше всё было иначе, никакой встряски. Почему сейчас меня как будто ударило?»
— Тебя именно ударило. Энергия, высвободившаяся в момент насильственной смерти не просто человека, а такой силы мутанта, да ещё твоей родной матери… — она трудно глотнула, но продолжила: — …была чудовищна. И никуда не исчезла — ты, единственное подходящее для неё вместилище, оказавшееся рядом, приняла всё до капли. Этим объясняются многие твои… отличия в развитии. Ты не могла не измениться. Но могла не выжить. А почему ударило только сейчас… Ты растёшь, развиваешься. Заключённая в тебе энергия не имела канала для выхода. Теперь ты знаешь, что такой канал прорезался. Может быть, это мой рассказ повлиял на тебя… ты ведь примеряла на себя всё, о чём я говорила?
Миль покивала — примеряла, как же иначе. Допримерялась.
— Эй, не кори себя — ты то, что ты есть, не меньше, не больше, — подбодрила её бабушка.
«Так может, в свете последних событий, ты сделаешь ЭТО?»
Бабушка отрицательно покачала пальцем:
— Нет-нет-нет, даже не думай! Ты должна приобрести опыт, не я. А единственный опыт, который чего-то стоит — это твой личный опыт. Так что завтра же ты пойдёшь в школу, встретишь там Олю, взведёшь её в боевое состояние, всмотришься в её ауру и потянешь на себя, совсем легонько. Дальше само пойдёт, главное — вовремя остановиться. Ты сама увидишь, когда. И лучше это проделать где-нибудь без свидетелей.
«Ба, я всё понимаю. Но, может, ну её, школу? Вообще. В смысле — нафиг.»
— Давай вот только без этого малодушия? Тебе трудно учиться?
«Скучно. Нудно. А главное — ни к чему. И там всё время такая толкотня!»
— Пойми, надо. А это всё пустяки. Зато у тебя будет нормальная жизнь, поверь, это великое счастье — жить нормальной жизнью, любить и быть любимой, каждый день заниматься любимым делом, видеть, что оно нужно людям — обыкновенным, да, но они такие замечательные, так умеют любить и радоваться! Ты знаешь, что большинство из нас женятся на нормальных? Хотя бы раз в жизни каждый связывает свою судьбу с человеком обычным, и чем он обычней, тем лучше.
«Ты тоже?»
— Трое моих детей все — от разных отцов. В чём-то мне повезло, я любила всех троих. Последний мой муж был обычным, нормальным парнем. Я знаю, о чём говорю. И ведь тебе вроде нравится, как мы с тобой живём?
«Ба, я не спорю. Ладно, убедила. А почему теперь ты…»
— Пожалуйста, не спрашивай меня. Я не готова сейчас об этом говорить. Знаешь, всё ещё больно…
Миль пожала плечами:
«Ладно. А говоришь — любила».
— Да, и могу это повторить, — бабушка протянула руку и легонько нажала на пуговку внучкиного носа. — Любила. Только понимаешь, какая странная штука эта любовь… Без неё — пусто. А когда любишь, то это больно. Но это такая боль, без которой ещё больнее.
