«Теперь, – писала она, – мы можем сделать не очень много, разве только узнать друг друга, собрать немного оружия и быть начеку. Мы считаем людей, мы считаем оружие. Мы изучаем сильные и слабые стороны Дракана».
Одной из сильных явно был город под названием Дракана, совсем новый город, где люди его владетеля Дракана тайно использовали силу воды, чтобы ткать одежду и ковать оружие куда быстрее, чем это было когда-либо ранее возможно. Вдова, Предводитель и их люди крайне интересовались Драканой, ведь Дракана и ее тайна были одной из причин того, что Дракан сумел так быстро вооружить огромную рать. Однако же это не был город, куда можно запросто войти. Жили там одни драканарии – мужи из ордена Дракана, их жены и дети. И как раз эти жены и дети ткали и трудились в кузницах, пока мужчины служили Дракану.
«Мы по возможности беседуем с каждым, кто возвращается из Драканы, что бывает не часто. Городом заправляет некий Вальдраку, родич Дракана с материнской стороны, который твердой рукой правит своими людьми. Женщина, которую мы знаем, купила этот Знак Пробуждающей Совесть у одного из людей Вальдраку. А кроме того, ходят слухи, будто на службе у Вальдраку состоит девочка с „ведьмиными глазами“. Мы пытаемся выяснить побольше, но это не так легко. Я опасаюсь, что один из наших, добрый друг Мартина, попал в плен и, возможно, разоблачен, потому что мы уже давно ничего от него не слышали. Стало быть, дорогая Мелуссина, надежда зажглась, но надежда, чреватая страхом и опасностями. Ежели это Дина, значит, она жива. Но во власти Дракана!»
* * *
Я одолжил у Мауди лошадь, крупную гнедую кобылу поспокойнее норовом. Звали ее Хелла. Я бы охотнее взял Кречета, но не смел рисковать, ведь кто-то мог узнать скакуна Пробуждающей Совесть, как уже случилось однажды на постоялом дворе «Белая лань» в Баур-Лаклане. Что хорошего в Хелле, не считая четырех крепких ног и спокойного нрава? Она не была еще помечена знаком Кенси-клана. Мауди она досталась в обмен на несколько молодых баранов.
– Жаль, что не могу послать с тобой Каллана! – сказала матушка. – Но теперь это никак нельзя! А вдруг у нас начнется немирье со Скайа-кланом?
– Ничего страшного, – ответил я, хотя на самом деле мне очень хотелось, чтоб со спины меня прикрывал Каллан. Его сила, спокойствие и здравый ум! – Да, и, пожалуй, лучше, чтобы в спутниках у меня был кто-либо, в ком по говору нельзя признать жителя Высокогорья. Нам ведь ни в коем случае нельзя обращать на себя внимание!
– Нет! Нет, в этом ты прав! – Она ободряюще потрепала меня по плечу. – Желаю удачи, мой мальчик! Береги себя!
– Ясное дело, постараюсь!
В последний раз оглядев ремни на своей поклаже, я взметнулся на широкую спину Хеллы.
Матиас, житель Низовья, что привез грамоту и Знак Пробуждающей Совесть от Вдовы, выпрямился на спине своей светло-желтой, чуть сероватой, с черным хвостом и гривой лошаденки.
– Ты готов, парень?
– Да, – ответил я. – Я готов.
И мы поскакали в сторону Низовья и Драканы.
* * *
Вообще-то, ужасно трудно оказалось уговорить матушку. Поначалу она хотела было поехать сама, но я и слышать об этом не желал.
– Там, в Низовье, они жгут на костре Пробуждающих Совесть. Ты разве не слыхала, что говорил Предводитель?
– Дина – мое дитя, Давин! Да и ты тоже! Как я могу сидеть сложа руки и ждать?
– Придется! – сурово произнес я. – Ведь мы увязнем по уши в дерьме, как только тебя угораздит в первый же раз глянуть на человека.
Она хорошо знала, что я прав. Я видел, что она знала это.
– Но, Давин… Надо ли ехать тебе! – Ее голос звучал совсем иначе, чем обычно. Он был тих и робок. Было больно слушать… – Пусть это сделает Каллан, – молила она. – Я знаю, он это сделает, если я попрошу.
Думаю, она была права. Каллан больше не принадлежал целиком и полностью Кенси-клану. В тот день, когда он вернулся домой без Дины, он стал Человеком Пробуждающей Совесть. Стоило моей матери попросить его о чем-то, он в точности это выполнял. И я сомневаюсь, понимала ли это Мауди.
– Ничего не предпринимай против него, – сказал я. – Не вынуждай его противиться наказам Мауди. А кроме того, есть и другие причины, по которым лучше поехать мне. Ты же знаешь, речь моя звучит совсем не так, как у высокогорца.
– Но есть и другие, у кого она тоже не звучит так.
– Матушка! Есть еще одна причина – и она самая важная!
– Что же это за причина?
– Коли я этого не сделаю, не смотреть мне больше тебе в глаза.
Похоже, она была ошеломлена.
– Давин… Как ты можешь так говорить? Ты же мой сын!
Я покачал головой:
– Это решать не тебе и не мне! Так оно и есть!
Она довольно долго молчала. Ее руки неподвижно, лежали на коленях. Вообще-то, они редко бывали в покое. Они работали или двигались, помогая словам, когда она говорила. Они приглаживали волосики Мелли или чесали за ухом Страшилу так, что он блаженно вздыхал.
– Хорошо!.. – тихо сказала она, глядя на свои руки. – В таком случае езжай! Но, Давин…
– Да?
– Обещай мне вернуться домой! Несмотря ни на что!
Я кивнул:
– Если смогу.
– Нет! – возразила она. – Несмотря ни на что! Я подумал: «Пусть я погибну, тогда призрак мой вернется домой». Но что бы я ни думал, я не мог сказать матушке «Нет!».
Что-то затрещало в пламени костра, и столб искр вместе с дымом взметнулся ввысь. Я лежал, хорошенько закутавшись в одеяла и ощущая, как подползало предчувствие сна, заставляя тяжелеть все тело и отуманивая меня. Рядом со мной лежал Пороховая Гузка. К моему удивлению, он прискакал галопом вслед за нами и заорал, будто бешеный:
– Подождите! Подождите меня!
Он надумал сопровождать меня часть пути.
– Только по Высокогорью!
Он говорил так, словно думал, что задохнется, если глотнет хотя бы каплю воздуха Низовья. Но я был рад, что он со мной, ведь было чуточку странно и чудно скакать в молчании с Матиасом, которого я вообще не знал.
Пороховая Гузка, наоборот, болтал без умолку, словно водопад, и это было и вправду хорошо, потому что его болтовня отвлекала меня от раздумий. Хелла, выносливая и сильная, шла ноздря в ноздрю с лошадью Матиаса. Ребенок мог бы скакать на ней – так она была послушна. Не будь со мной Пороховой Гузки, я бы все послеполуденное время размышлял о том, каково там Дине и что означали слова о том, что она, дескать, «на службе» у Вальдраку. Мне трудно было представить себе, что моя своенравная младшая сестренка может служить кому-нибудь, и уж меньше всего родичу Дракана.
Стало быть, хорошо, что Пороховая Гузка здесь, со мной. Даже если он как раз в эту минуту начал болтать во сне и вертеться так, что толкнул меня ногой в спину.
По другую сторону костра лежал Матиас и по-прежнему не спал. Я видел, как его глаза блестели при отсветах пламени. Он был молчун, этот добрый Матиас, и, если б он внезапно онемел, думаю, прошло бы несколько недель, прежде чем кто-либо это заметил.
Когда ему требовалась помощь, чтобы собрать ветки для костра, он просто тыкал пальцем. А когда ему казалось, что ты сильно отстал, он оборачивался и смотрел на тебя своими странными золотистыми глазами, и тогда ты знал, что пора пришпорить лошадь.
Он был длинный и тощий, такой длиннющий, что его ступни свисали почти до земли, когда он скакал на своем светло-буланом мерине. Но, несмотря на длинные ноги и руки, в нем не было ничего неуклюжего или неловкого. Все его движения были рассчитаны, словно он берег свои силы точно так, как скупился на слова. Мне казалось, будто он немного напоминает хищную птицу своими золотистыми глазами и настороженностью, с которой поворачивает голову. Коли б я не осторожничал сам, я бы побаивался Матиаса.
Вдруг он возник надо мной. Я бы мог поклясться, что он по-прежнему лежал завернутый в свои одеяла по другую сторону костра, но то ли он был быстр, как волшебник, то ли я все-таки на миг задремал, потому как он уже стоял, положив руку мне на плечо, и кивал головой, что явно означало: «Поднимайся!»
– Что такое? – спросил я, вернее, открыл рот, чтобы это сказать, но он остановил меня, прижав палец к губам.
Мое сердце забилось быстрее. Что там происходит? Я выбрался из одеял и поднялся на ноги. Матиас показал пальцем на свое место у костра. Ничего удивительного, что я решил, будто он там лежит: его одеяла были свернуты так, чтобы казалось, будто там человек. Я взял свой заплечный мешок, взял чурку из поленницы рядом с костром и решил делать все, как Матиас. Он стоял на краю очерченного светом круга почти невидимый и ждал меня. Я молча показал на Пороховую Гузку, но Матиас покачал головой. Ясное дело, мы должны быть вдвоем. Он повернулся и исчез среди низкорослых деревьев, и я последовал за ним.
Мы разбили лагерь на бережке ручья, что бежал на дне ущелья неподалеку от дороги. Откосы ущелья поросли ежевикой и шаткими березками, чьи белые стволы светились во тьме.
Едва войдя в заросли, Матиас сделался невидимкой и теперь стоял в ожидании. Я вопрошающе поглядел на него. Он приложил ладонь к уху.
