Дилан кладет руку мне на плечо, наклоняется и почти беззвучно шелестит в самое ухо:
— Впереди слева. Они вон за той стеной.
Обернулась взглянуть ему в глаза. В них — ни тени сомнения. Осторожность — да. Сомнения — нет.
Прильнув к стене, бесшумно скользим вперед. Даже дышим одновременно. Еще пять ярдов вперед. И тут мне кажется, я слышу голос Газзи:
— Только десять.
— Нет, — отвечает ему Ангел.
— Пять.
— Нет.
Глянула на Дилана — нашли! Но радоваться рано. Их вполне могли засадить в клетки. Все что угодно может случиться. Это по-прежнему может оказаться ловушкой. А Ангел и Газзи в ней — приманка.
Осторожно выглядываю из-за угла, прислушиваясь так, что даже уши заболели. Туннель затопило топотом и ревом беснующейся у нас над головами толпы. Опускаюсь на колени и, опираясь на руки, вытягиваюсь вперед посмотреть, что там.
Газзи и Ангел одни в сводчатом, похожем на пещеру пространстве. Оно сильно напоминает мне туннель нью-йоркской подземки. На входе — ворота из толстенных стальных прутьев. Но они открыты, будто кто-то выходил второпях и забыл их запереть. Поднимаюсь на ноги и делаю шаг вперед.
Ангел увидела меня первой:
— Макс!
В глазах у нее облегчение, но она как сидела, так и сидит, совершенно неподвижно. И я сразу понимаю почему.
Вокруг нее навалена взрывчатка.
— Макс, смотри! — Газзи глазами обводит пространство, заваленное крупными брикетами пластилина. Только никакой это не пластилин. И по всем брикетам протянута проволока. А на стене электронные часы с большими красными цифрами отсчитывают время до начала новой эры.
Теперь понятно, каким будет это начало.
Канализационные туннели под Площадью Согласия, где сотни тысяч людей ожидают начала новой эры, начинены таким количеством взрывчатки, что на месте всей Франции скоро образуется кратер размером с Техас. Который, к вашему сведению, больше Франции.
— Андж, Газзи! Вы живы! Какое счастье! Они вас пытали?
— Я тебе потом расскажу, — быстро отвечает Ангел. — Время уходит. Мы с Газзи пробрались сюда проверить кое-что из подслушанного в штабе ГКС и…
— Макс! — Газзи дрожит от возбуждения. — Ты когда-нибудь видела столько взрывчатки?!
— Никогда! По крайней мере, не так близко.
— Так вот какой фейерверк они, оказывается, обещали, — ошарашенно говорит Дилан.
— Это точно! — раздается вдруг из темноты голос.
Разворачиваемся, готовые к бою. Но я мгновенно соображаю, что, во-первых, в драке в помещении, до отказа забитом взрывчаткой, вряд ли окажутся победители. А во-вторых, это Клык.
— Ты откуда? — голос у меня дребезжит.
— Увидел, как вы в люк нырнули. Вот и отправился по вашему следу. — Я было вспылила. Но вовремя опомнилась. Не буду же я ему пыль в глаза пускать, что и сама справлюсь. Прошли времена, когда я готова была сражаться на честном слове и на одном крыле. Здесь все, какие только есть, силы нужны.
— Можно, когда мы выбираться отсюда будем, я брикетов десять с собой прихвачу? — умоляюще смотрит на меня Газзи.
— Нет! — хором отрезали все втроем: Клык, Дилан и я.
— Значит так, — перехожу я к делу. — Перед нами большой объем пластидов Си фор,[15] подсоединенных к детонатору. Сам по себе Си фор достаточно стабилен. Взрыв вызывается поджиганием. А что это вон там в углу за металлические баллоны?
— На них написано «БХ — токсичный газ»,[16] — читает Ангел.
— Как любезно с их стороны предупредить, что нас ожидает не только взрыв, но еще и нервно-паралитический газ.
Так-так. Внимательный осмотр показывает, что баллонов с газом здесь не меньше, чем взрывчатки. Дилан ужасается:
— Как только произойдет взрыв, газ вырвется на поверхность!
— Но это же верная смерть. Что случится с Парижем?!
— Если бы только с Парижем, — мрачно поясняет Газзи. — Канализационная система единая практически на всю Францию. А трубы в океан выходят. И в Бельгию, и в Германию тоже ведут. Газ страшно далеко по ним уйдет и из вентиляционных решеток по всей Европе на поверхность выйдет.
— А есть возможность таймер отсоединить? — спрашивает Клык.
— Сложно. Я только один раз видел, как это делают, — вздыхает Газ. — Вот был бы здесь Игги…
— Давай я за ним быстро сгоняю, — предлагаю я, но Клык меня останавливает:
— Не успеть. Он вместе с Надж и Майей мою команду собирать полетел.
— А сколько минут осталось?
Газзи поднял глаза:
— Семь.
— Тебе хватит времени с ним разобраться? — Клык с надеждой смотрит на Газмана.
— Попробую. — Он проследил разноцветную проволоку, бегущую к таймеру. — Надеюсь, пяти минут хватит. Мне всегда хотелось с таким зверем повозиться.
Меня разрывают противоречия, и я нерешительно смотрю на Клыка. Он понимает. Или Газзи пытается всех спасти, возможно, жертвуя при этом собой. Или я приказываю ему немедленно отсюда сматываться, спасая всю стаю, но обрекая на верную гибель тьму невинных людей.
Никто за меня этого решения не примет. Потому что командир в стае — я.
А решать надо быстро. Никто не скажет, что я обычно долго раздумываю. Другое дело, взвешены ли мои решительные поступки. Но сейчас дело идет о жизни и смерти. Медлить нельзя. Но и с плеча рубить тоже невозможно. А время неумолимо движется вперед, и красные цифры зловеще мерцают в полумраке сводов.
Дилан мягко дотрагивается до моей спины, точно хочет сказать: «Тебе трудно. Но я понимаю. И приму любое твое решение». По крайней мере, мне кажется, что он хочет это сказать.
— По-моему, Газзи должен остаться, — тихо говорит Ангел, в упор глядя на меня. — Я, конечно, не Игги, но я останусь помочь ему, как могу. Что он скажет, то я и буду делать.
— Нет, тебе нельзя, — бесповоротно отрезала я.
— Я останусь, — вызывается Клык. — Втроем мы быстро управимся. — Он поворачивается к Газзи. — Давай, действуй. Только осторожно.
— Клык прав, — соглашается Дилан.
Я понимаю, что теперь уже ничего изменить нельзя. Идеального решения, которое спасет всех, не существует. Надо на них положиться. А самой сделать все от меня зависящее.
— Надо предупредить народ на площади. — Мой мозг заработал со скоростью света. — Надо срочно их вывести с площади…
Я не договорила. Но все и так поняли: «вывести на всякий случай…»
Ангел кивает:
— Идите. Давайте скорее. — Она на прощание еще раз на меня посмотрела. — Не бойся, Макс. Все будет в порядке. Что бы ни случилось, я всегда останусь с тобой. Всегда. И помни, я в тебя верю.
Мы с Диланом со всех ног бросились обратно по туннелю к лучу света, падающему из открытого люка.
— Но отсюда не вылететь. Слишком узко, — волнуется Дилан, когда мы на полном ходу тормозим по цементу.
— Тут лестница есть. — Я хватаюсь за ползущие вверх по стене стальные перекладины.
Снаружи при виде дневного света, голубого неба и полной народу площади то, что мы только что видели внизу, кажется еще более невероятным и еще более безумным. Наплевав на то, кто нас видит и кто за нами следит, мы взмываем в воздух и стрелой летим прямо к сцене.
Игги и Надж — Майи нигде не видно — по-прежнему кружат над толпой, развлекая публику. По сцене расхаживает девушка лет восемнадцати и, улыбаясь, говорит в микрофон:
— Вы все жаждете спасения? Не так ли?
— Жаждем! — орет толпа.
— Вы и ваши дети, и дети ваших детей будут спасены навеки. И все потому, что сегодня вы сделали правильный выбор. — Девушка серьезно оглядывает народ на площади. Потом снова светло улыбается. — И что поведет нас всех в счастливому будущему?
— Единый Свет! — визжит в экстазе толпа. Народ практически бьется в истерике, и мне кажется, что их всех накачали какой-то наркотой. Лица сияют, кулаки вскинуты в воздух. Чуть не половина поснимали футболки с надписью «Убьем людей» и размахивают ими, как флагами.
У нас пять с половиной минут. Пора приниматься за дело.
Я опускаюсь все ниже к сцене. Девица меня заметила и с утроенным энтузиазмом крикнула в микрофон:
— Смотрите! Смотрите все! Перед вами будущее человечества. Новый усовершенствованный человек. Вот живой пример того, что обещает вам Единый Свет!
Толпа приветствует меня восторженными воплями и несмолкающими аплодисментами.
Я опускаюсь все ниже и ниже, и лицо у девицы меняется: от восторга к недоумению, от недоумения к беспокойству. И вот я уже стою на сцене к ней вплотную и выхватываю микрофон у нее из рук.
— Всем! Всем! Всем! Внимание! Площадь заминирована! До взрыва остались считанные минуты. Спасайтесь! Немедленно покиньте митинг! Под нами в канализационной системе бомбы и отравляющие газы!
Я посмотрела на девушку. Она сейчас закричит! Затопает в гневе ногами. Начнет придумывать извинения и отговорки. Постарается удержать толпу на площади. Ничуть не бывало. Она по-прежнему спокойна и невозмутима. А на лице у нее все та же блаженная улыбка. Она знала о грядущей катастрофе, знала о неминуемой гибели всех этих людей. Знала о своей собственной смерти. Знала — и приняла как должное.
