– Это стремление непременно изложить всю родословную напоминает конскую ярмарку!
– Чего еще ждать от нелюдей? – пожал плечами сенатор Антонин.
Коркоран начал понимать, что, возможно, совершил ошибку, решив принять оба посольства вместе.
– И мы явились сюда… – торжественно продолжал Добри.
– Несомненно, с весьма важным делом, – ловко встрял сенатор Эмпедокл. Коркоран понял, что этот человек – опытный ветеран словесных баталий. – Однако наше поручение не терпит отлагательств, о волшебник. Как вам, несомненно, известно, наша великая Империя является родиной и колыбелью демократии, пронизывающей наше общество на всех уровнях и затрагивающей все его сословия. Сенат, к которому я имею честь принадлежать, является не более чем высшим из наших демократических институтов. Он избирается на основе всенародного голосования сроком на пять лет и, таким образом, является высшим выразителем воли народа. И сам император, не будучи избран подобным образом, зачастую узнает о вышеупомянутой воле народа благодаря голосованию сената и, разумеется, считает своим долгом следовать ей. Таким образом, можно сказать, о волшебник, – хотя, разумеется, не забывая о должном смирении, – что мы с моим почтеннейшим коллегой-сенатором представляем здесь истинную волю императора. Ну, вы меня понимаете.
Коркоран ничегошеньки не понимал. Чего хочет этот краснобай? Добри, который сидел, сложив на груди толстые руки, унизанные коваными браслетами, снисходительно пояснил:
– Он имеет в виду, что император его сюда не посылал и, возможно, даже не подозревает об их поездке. Не так ли, сенатор?
Эмпедокл гневно поджал морщинистые губы, однако вежливо кивнул гному.
– Таким образом, – мягко вмешался Антонин, – отсюда с неизбежностью вытекает, что вы, волшебник, должны войти в наше положение или, если можно так выразиться, взглянуть на дело с нашей точки зрения. Наши благородные демократические институты способны сохранить свою целостность, ту целостность, что является наиболее ценным нашим достоянием, лишь в том случае, если они охраняют целостность всей нации и нашей императорской фамилии, заботясь ради беспрепятственного осуществления наших свобод и поддержания высоких моральных норм, чтобы мы всеми возможными способами стремились к сохранению чистоты, единства и нормальности. И любые признаки, любые, сколь угодно слабые следы запятнанности тем, что можно назвать хотя бы отдаленно враждебным Империи, следует, с нашей точки зрения, искоренять и изгонять безжалостно и бескомпромиссно.
Этот еще хуже Эмпедокла! Коркоран невольно оглянулся на Добри. Добри вскинул брови, так что его массивный лоб собрался складками под диадемой.
– Эк завернул! – сказал он. – Здо`рово. Сдается мне, волшебник, он хочет сказать, что они не желают портить свою кровь, смешиваясь с другими народами. Но сказал он это так хитро, что при нужде все можно будет вывернуть наизнанку и заявить, что он имел в виду как раз противоположное.
Антонин уставился на Добри неподвижным, змеиным взглядом:
– Добрый мой гном, быть может, вы желаете высказаться вместо меня?
Добри помахал толстенной рукой:
– Нет-нет! Продолжайте. Это довольно забавно.
– Мы тоже не любим полукровок, – вставил сидевший рядом Генно.
Тут до Коркорана внезапно дошло, о чем идет речь.
– Вы хотите сказать, что вы приехали сюда по поводу Клавдии? – уточнил он.
Увенчанные лаврами головы торжественно кивнули.
– Поскольку понимание между нами достигнуто, – сказал Эмпедокл, – мы можем более четко сформулировать нашу позицию. Наш августейший владыка, милостивейший император Тит, еще довольно молод и, увы, доныне не предпринял никаких шагов к тому, чтобы Грифон явил миру еще одно достославное поколение…
– Император все никак не женится, – перевел Добри.
– И при нынешнем положении вещей, – продолжал Эмпедокл, не обращая внимания на нахального гнома, – следующим лицом, к которому перейдет титул и почести императора, может стать его злополучная сводная сестра. Вы понимаете, волшебник, в каком сложном положении мы находимся. Никоим образом не желая идти наперекор чувствам и привязанностям нашего императора, мы тем не менее хотели бы упредить их нежелательные последствия, в корне уничтожив любую угрозу того, что в самом сердце Империи может воцариться полукровка.
– Принимая это во внимание, – добавил Антонин, – мы, сенаторы, были чрезвычайно заинтересованы известием о том, что университет в настоящее время испытывает небольшое и, надеемся, временное стеснение в средствах. Я уверен, что император при соответствующих обстоятельствах был бы весьма рад поставить на голосование в сенате предложение до некоторой степени облегчить затруднения столь почтенного научного учреждения, так, чтобы дело было улажено ко всеобщему взаимному удовлетворению.
– А теперь, – хмыкнул Добри, – он предлагает вам взятку.
– За то, что вы передадите ее им, чтобы они могли ее прикончить, – пояснил Генно.
Лавровенчанные головы повернулись и грозно воззрились на гномов.
– Или чтобы вы ее сами прикончили, как вас больше устроит, – добавил Генно.
– Боги, как это грубо! – сказал Антонин.
– Но в целом верно, – сказал Эмпедокл.
«Да, – подумал Коркоран, – но ведь я рассчитывал, что Клавдия пригодится мне для лунных исследований! Никогда не видел человека, который способен так быстро считать». В это утро он чувствовал себя ближе к полету на Луну, чем когда бы то ни было. Но, с другой стороны, университет отчаянно нуждается в деньгах! Коркоран буквально разрывался на части. Можно, конечно, потребовать от Клавдии, чтобы она работала на него, и пригрозить, что иначе он отдаст ее сенаторам. Но где гарантии, что она действительно такая толковая, как кажется? С другой стороны, можно взять у сенаторов деньги и использовать часть из них на то, чтобы нанять еще кого-нибудь, кто способен вычислять не хуже Клавдии. Но где гарантии, что такой человек найдется? Хотя… Стоп! Быть может, ему удастся и сохранить Клавдию, и получить денежки. Сенаторы – спасибо гномам – дали ему понять, что император не подозревает об их поездке…
Коркоран поднял голову, грустно улыбнулся и развел руками:
– Увы, господа! Вот если бы вы приехали неделю тому назад… Но наши наставники обнаружили, что интересующая вас девица хотя и является полукровкой, тем не менее весьма талантлива. К нам уже много лет не поступало столь многообещающих студентов. И университет принял решение назначить ей стипендию. Для нас, знаете ли, дарования важнее происхождения. Сожалею, но мы вынуждены оставить девушку в университете.
Сенаторы переглянулись. Антонин приподнял бровь. Эмпедокл кивнул. И оба старца встали.
– Что ж, волшебник, тогда мы не станем долее отнимать у вас ваше драгоценное время, – сказал Эмпедокл. – Однако в связи с вашим решением оставить вышеупомянутую юную особу в университете мы вынуждены вам напомнить, что Империя не спит и не дремлет!
«Чтоб вам провалиться!» – думал Коркоран, глядя вслед легионерам, которые привычно построились и зашагали прочь из зала совета, окружив сенаторов. Это явно была угроза! И это наверняка сулит университету новых ассасинов. «Ну ничего, – подумал Коркоран, – с теми управились, управимся и с этими». Только на этот раз он был уверен, что император им поможет. Но для начала надо избавиться от гномов. Волшебник дождался, пока двери зала захлопнулись за спиной последнего легионера, и обернулся к гномам.
Добри ухмыльнулся.
– Как ни странно, – сказал он, – мы явились сюда почти по такому же поводу.
– Но только мы вокруг да около ходить не станем, – добавил Генно. – Верните нам этого Рёскина. Мы заплатим чем скажете: хотите – сокровищами, хотите – золотыми слитками. Ну так сколько с нас?
Теперь, когда сенаторы удалились, прочие восемь гномов перестали строить из себя почетный караул. Они взяли себе по стулу и с удовольствием расселись.
– Ох-ох, бедные мои ноги! – сказал один из них (вроде бы тот, которого звали Хордо) и поставил локти на стол. – Назовите вашу цену, волшебник. Вам же нужны деньги. В городе только и разговоров о том, что крыша у вас течет и что летом вы просили взаймы у школы бардов и у Дома целителей, а вам отказали.
Увы, это была правда. Коркоран до сих пор содрогался от унижения, вспоминая о том, как грубо и резко ответили ему барды. Да, от гномов так просто не отвертишься… Волшебник был в отчаянии. Ведь Рёскин ему еще нужнее, чем Клавдия! Коркоран подумал о том, что лишится столь искусного помощника, как Рёскин, и скрипнул зубами. Можно будет заставить Рёскина сделать всю работу, пригрозив продать его этим кузнечным мастерам, но для этого надо сперва придумать, как заставить гномов оставить Рёскина здесь! Было совершенно очевидно, что, если он заявит, будто Рёскин тоже получил стипендию, гномы ему не поверят ни на грош: они чересчур грубы и практичны.
