Дорофея Ларичева - Зачарованный город

– Точно? – недоверчиво покосилась на неё Надя.

– Гарантия – двести процентов, – с видом опытной гадалки-мошенницы заверила её Тихонова.

Юра, вернее уже Артур, появился на сцене через десять минут. Был он в зелёной футболке, в блестящих брюках, подтянутый, спортивный.

– Я так счастлив вас видеть! – выкрикнул он, чем вызвал бурю девичьего визга.

Эля устроилась поудобней в продавленном кресле и вдруг отчётливо увидела, каким станет её приятель лет через пять. Видение оказалось столь ярким, неприятным, что девочка едва не вскрикнула и не кинулась на сцену отговаривать парня от певческой карьеры.

Тихонова сцепила руки на коленях, захваченная увиденным. Беды Юры начнутся с того момента, когда он через два года рассорится с вытащившим его на белый свет продюсером. Рассорится банально и безвозвратно – из-за денег. Ещё год певец будет продолжать купаться в затухающих всплесках славы. Потом растеряет репертуар – права на стихи и мелодии останутся за продюсером, и исполнять свои песни Артур будет нелегально, за что поплатится немалым штрафом.

Потом будет забвение, которое Артур вряд ли спокойно переживёт. Один скандал с его участием будет сменяться другим, а потухший интерес публики к своей персоне так и не разгорится с былой силой. Бывший идол, принимая за зрительскую любовь ленивое сытое любопытство домохозяек, потеряет и голос, и уважение к себе. К концу пятого года неудавшейся карьеры он сопьётся – никому не нужный, без профессии, жилья, средств к существованию – сломается, не пожелает начинать жизнь с нуля.

– Моя миленькая крошка, буду твой я навсегда! – пел будущий неудачник, а Элька сжимала кулаки от собственного бессилия.

Неправильно, если такой замечательный парень потеряет себя. И нет возможности ему помочь. Но неужели бабушка, неужели Эрик не почувствовали того, что чувствует она? «У каждого своя судьба, – говорила мудрая Тара. – Люди с трудом переносят вмешательство в их жизнь. И далеко не каждый готов встретить правду с достоинством».

– Тихонова, ты привораживать собираешься? – в темноте ткнулась носом ей в ухо Кущина.

– Уже, не сбивай концентрацию, – огрызнулась Эля. – После этой песни дари цветы.

– На! – В руки Эле плюхнулся фотоаппарат. – Сфоткаешь нас. Не помешает?

– Самое то, – не стала отнекиваться девочка.

Артур допел. Надечка, покачиваясь на шпильках, вскарабкалась на деревянную сцену, отстояла очередь из восторженных поклонниц, протянула хризантемы и полезла целоваться. А Эля вдруг увидела… Увидела ту самую единственную возможность помочь Юре и пылесосом принялась всасывать в себя эмоции сотен взволнованных девчонок, их любовь и восторг. Всасывать и ретранслировать на замершую на сцене пару.

Полыхнула вспышка. Артур Миронов придержал Надю за руку, шепнул что-то и улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках. Искренне улыбнулся, даже нежно. Всё, как староста и хотела – приворожен намертво. И она тоже. Теперь у певца в далёком провинциальном городке есть путеводная звезда – достаточно энергичная и инициативная, чтобы не позволить ему наделать ошибок. Она-то всю жизнь будет подталкивать его вперёд, помогая сделать правильный выбор.

– Радиоактивная! Тьфу, Тихонова. Получилось! – затрясла её за плечи счастливая Надя. – Он попросил меня ему в Одноклассники написать. Или на сайт – адрес свой оставить.

– Поздравляю, – устало отозвалась юная экстрасенс. Выложилась она до последнего – выплеснула накопленную силу. Теперь голова будет болеть.

– Ты куда? – ухватила её за руку Кущина, когда Эля сползла с кресла.

– Пойду шоколадку куплю.

– У людей радость, а тебе лишь бы жрать! – наморщила нос староста.

Эля, пригнувшись, побежала к выходу, протиснулась между дверным проёмом и охраной, проскочила в буфет. Дослушивать концерт не имело смысла. Забрав в гардеробе куртку, Тихонова перенеслась домой, прижалась ухом к двери комнаты.

Так, отца ещё нет. Он отправился закупаться для ремонта. Нет, вон голоса. Грюкают ящики, стучат доски. Точно – носит покупки из машины. Ага, мама командует, куда ставить. Эх, хоть бы обошлось без скандала!

Девочка скрестила пальцы на удачу. Пора переодеваться в домашнее и прикидываться паинькой. Актёрскому мастерству Элю не обучали, но, судя по относительно мирному сосуществованию с родителями уже больше месяца, определенные задатки у Тихоновой-младшей имелись.

Она осторожно выбралась из комнаты, перебралась на кухню, где возле раковины в картонных коробках высилась стопка плиток для ванной. Тут же, прислонённые к столу, в обёрточной бумаге скучали сборные панели для кухонных шкафчиков.

– Что ты копаешься, Элеонора? – строго спросила мама, занося пакет с крепёжными принадлежностями. Винты, гайки, уголки со звоном плюхнулись на подоконник. – От готовки отлыниваешь, теперь под ногами путаешься. Иди дверь карауль, я суп разогрею!

– Хорошо, мама.

Эля не поверила своему счастью. Не заметили её побега! Сколько её не было? Час? Полтора. Небось, мама опять по телефону разговорилась. Если звонит бабушка, мамина мама, или Галя, мамина подруга по медучилищу, время сжимается в горошину, а то и вовсе останавливается. Беседы ни о чём и обо всём на свете одновременно могут длиться и час, и два, и пять часов к ряду (и не важно, что межгород, дорого). С остальными собеседниками мама немногословна и на редкость замкнута.

– Привет, дочь, – на кухню вошел высокий подтянутый мужчина лет сорока с небольшим на вид, приятный, располагающий к себе.

– Привет, па.

Папа, запылённый и уставший, бережно уложил возле умывальника очередную коробку с плиткой и поспешил вниз.

Эля вышла на лестничную площадку, вжалась спиной в стенку и принялась изучать соседские двери – все, как одна, железные. Снизу тянуло холодом. Сверху, дымя сигаретами, спускалась молодая пара, за ними семенил пожилой дяденька. Эля чуть не съехала вниз по стеночке. Август Денисович пожаловал. Лично.

– Прогуливаешь? – хитро прищурился он, опершись на перила.

– Прогуливаю, – согласилась Элька.

Кущина на концентре балдеет. Валентин тоже где-то бродит. Ему, в отсутствие Женьки, в квартире Щукиных курорт.

– Кстати, – Август Денисович проводил взглядом Элькиного папу с очередной коробкой плиток. – Я по поводу Анны с Евгением. В толк не возьму, куда они подевались. Но если держишь с ними связь – предупреди: арбитры, не исполнившие свой долг, погибают в течение трёх дней. Истончаются, тают, переходят в мир призраков и начинают долгое путешествие по Пути Подземному и Небесному – без дома, без имени, без прошлого. Рано или поздно их подбирает неутомимая Дикая Охота, и тогда…

Он замолк, пропуская Элькиного отца обратно, вежливо поклонился вслед. Но девочка поняла – отец эльфа не видит.

– И тогда, – снова продолжал Август Денисович тоном, каким говорят: «У меня кости ломит. Наверняка к дождю». – И тогда, – он многозначительно помолчал, – они окончательно покидают мир живых без права на повторное рождение. Что лоб наморщила? – усмехнулся он. – Уверен – ты знаешь, где их искать, или хотя бы догадываешься. До подписания – два дня.

Он поклонился и, шаркая, направился вниз по лестнице, услужливо прижимаясь к перилам перед запыхавшимся отцом. А Эля изо всех сил стукнула кулаком по стене, но только зря отбила костяшки пальцев. Значит, ничего нельзя сделать! Ни-че-го! И они всё равно обречены?! А она уже обрадовалась, расслабилась.

– Валентин, – беззвучно прошептала она. – Знал бы ты, как мне нужна твоя помощь!

Утро вползало на чердак медленно, лениво. Пушистый солнечный зайчик смело проник между неплотно занавешенными самодельными шторами, скатился вниз по спящей Анютке, по свесившемуся до пола одеялу.

Я выбрался из гамака, сделал с десяток наклонов – размять затёкшую спину, и на цыпочках пробрался к окну. Приподнял краешек занавески, выглянул в сад. И невольно улыбнулся. Осень! Настоящая – яркая, рубиново-золотая. Она развесила флажки по деревьям, растянула по правому нижнему краю стекла паутину, на которой вспыхивали и гасли бисеринки предутреннего дождя. Даже сливающиеся воедино рукава Пути казались ярче и чище, словно с них стёрли пыль.

Внизу заиграли на пианино. Звуки лёгкие, прозрачные, хрустальные – словно осенний воздух, расплескались по чердаку. Я заслушался и проглядел, как отец Славика вышел в сад подбирать последние яблоки – уже мелкие, редкие, не собранные вовремя. Я невольно отступил от окна, опасаясь попасться ему на глаза, задёрнул штору.

Чувствую, не выспался. Анютка разговорами не давала покоя полночи – то ей дом вспомнился, то ночь слишком яркой чудилась, то рыбные консервы с сухарями опротивели, то без видика тоска…

Славик забегал всего единожды – позавчера. Принёс сетку яблок и дыню – продолговатую, душистую, сладкую. Появился и скрылся без привета от Эльки с Валентином. Как они там держатся? Эльфы непременно нас разыскивают. Немного осталось терпеть – и это радует.