Дорофея Ларичева - Зачарованный город

Часов здесь не было. Я не догадался захватить свои. Анюта вообще ничего на запястьях терпеть не могла – ни часов, ни браслетов. А золотой часовой кулон на цепочке она каждый день не носит.

– Женя, – осторожно позвала меня сестра. – Женя, мне плохо.

Этого ещё не хватало. Точно консервами отравилась!

– Воды дать? Или сразу тазик? – склонился я над ней.

– Зачем? – слабо удивилась она. – Глаза. Плохо. Двоится, всё как в тумане. Тебя я вижу и не вижу. И голова… О-о-о!

Она пошевелилась. Чёрные волосы рассыпались по обёрнутой чистым платком подушке.

– Здесь. – Аня провела пальцами от макушки ко лбу и вскрикнула. – Больно!

Я перехватил её пальцы с облезшим розовым лаком на ногтях, развёл в стороны пряди и сам едва не взвыл. Вовремя прикусил язык, останавливая готовое сорваться с губ ругательство.

Под волосами вспучивалась и набухала шишка, из которой на тонкой ножке… Бррррр! На тонкой ножке рос глаз. Короткие чёрные реснички подрагивали по краю века – бледного, с голубыми прожилками вен. Да что же это?!

– Как там, Женя?

– Грязь наверняка попала, – собрав всё мужество, соврал я. – Чирий. Пальцами не лезь, сковырнешь – хуже будет.

– А у нас ни спирта, ни зелёнки, – расстроилась она.

– Славка придёт, мы попросим. Он, кажется, сегодня собирался навестить.

Я лихорадочно соображал, что делать. Спуститься вниз и позвонить учителю? Номер его съёмной квартиры я помнил. Авось дома застану. Если сегодня не удастся его увидеть, сделаю вылазку.

Стоп! Почему Видящих так зовут? Чем они видят? Кто сказал, что мистический третий глаз непременно должен на лбу расти?

– Что ты ещё чувствуешь? – присел я на корточки перед раскладушкой.

– Там колодец будет, – вдруг произнесла сестра. – По стенам мозаика выложена. Ты ногу подвернёшь, когда попытаешься по стене взобраться…

Она сказала и сама испугалась собственных слов.

– Откуда мне это известно? Мы же не пойдём с эльфами?

Что-то я сомневаюсь в собственной безопасности. Похоже, сестра обрела свой артефакт – зловещий и уродливый.

Я помассировал кончиками пальцев виски и принял решение. Сегодня обязательно выберусь в город ближе к вечеру. А пока… Пока следует наслаждаться последними солнечными деньками. Я встал и решительно сдёрнул с окна шторы. В ринувшихся на чердак солнечных лучах стаями птиц закружились пылинки. Ужасный глаз на ножке повернулся в сторону света, впитывая в себя тепло.

– Аня, боюсь, нам не оставят выхода. Придётся исполнить свой долг арбитров.

– Не оставят, – согласилась она. – Я себя там тоже вижу. Вижу, как у меня руки одеревенели, как дыхание перехватывает. Но мне отчего-то хорошо!

Она натянула одеяло по самый подбородок, поёжилась.

– Знобит.

Я отдал ей куртку, прошелся по чердаку, собирая всякий тряпичный хлам. Лоб сестры горел, будто при гриппе, её лихорадило. Ещё бы, организм бросил уйму сил на выращивание третьего глаза.

– В сумочке лекарства, – вспомнила Аня. – Наверняка меня продуло у окна, – неуверенно пожаловалась она. – Иногда простуда даёт временное осложнение на зрение, так?

Я закивал. Пусть окрепнет, успокоится. А там видно будет. Валентина бы сюда…

Что я ещё читал про защитника? Если мыслить логически и припомнить содержание файлов из базы Элькиной бабки-экстрасенса, выходило, что между нами как бы натянута незримая связующая нить. Вот бы её подёргать, сообщить, что нужна помощь…

Я дал сестре обезболивающие и жаропонижающие таблетки, посидел рядом, пока она не уснула. А сам следил, как на её голове сантиметрах в трёх от макушки набухал глаз, вздрагивая ресничками.

Я никогда бы не стал врачом или ветеринаром, хоть мне и даётся легко биология. Не могу терпеть чужих болезней. Каждый раз точно на себя недуг примеряю. Кажется, такое состояние зовётся ипохондрией. У самого по голове словно паучки бегают. Я непроизвольно протянул руку, ощупал волосы. Ничего не выросло, слава богу.

Как наверх проник Славик в сопровождении Эльки с Валентином – я не заметил. Но чуть не кинулся им на шею от радости.

– Плохо дело, – безжалостный эльф обломал буйные побеги моей радости. – Сопровождать городских вам придётся в любом случае. И самим искать спасение. Иначе через три дня – полный финиш.

– Да, Жень, – пожаловалась Эля, – вам пора возвращаться.

Она коротко поведала про расспросы городских, про визит Августа Денисовича.

– Прадед грешит на лесных. Я использовал их магию при вашем похищении. Официально, я шёл по следу похитителей, подправил память родителей и учителей, чтобы не было лишних вопросов. Но вас так и не поймал. А сегодня отобью у лесного патруля. Побуду героем, – поморщился он.

Валентин не слушал его бахвальства. Он приблизился к раскладушке, склонился над сестрой, поводил ладонями над лицом и макушкой, поправил одеяло.

– Всё-таки Видящая, – пробормотал он. – Уже вещает.

– Что делает? – не понял я.

– Будущее предсказывает.

Славик оживился, отодвинул в сторону чародея, сам осмотрел Аню. Да что они глазеют? Неужели помочь не могут, только строят из себя опечаленных, а на самом деле радуются, что не с ними подобное приключилось! «Тихо, Женька, Анюту разбудишь, – попытался вразумить я себя. – Они тоже не всесильны».

– Колодец, – как можно более спокойно произнёс я. – Она говорила про мозаику на его стенах.

– Не знаю о таком, – присел рядом со мной Славик.

– Фу, – теперь уже и Эля рассмотрела нарост на голове сестры. – Причёску он ей не украшает. Валь, тебе придётся пожертвовать ей свою шляпу. Или придумать что-нибудь этакое…

– Какая шляпа? – ужаснулся я бесцеремонности одноклассницы. – Ей плохо!

– Нам не лучше, не забывай. – Валентин прикрыл глаз ладонью, подержал руку и отнял. Нарост никуда не делся. – Наше зрение сейчас иное, – предупредил он мой вопрос. – Простые люди не увидят. И вообще, мальчик, мы пока живы и здоровы. Не хорони себя раньше срока. Слава, – он обернулся к эльфу, – уведи девочку, ей пора в школу. И возвращайся часа через два. Нам следует поговорить.

– Не хочу я в школу! – заупрямилась Тихонова. – Я подумаю, как Аньке помочь.

– Там тебе никто думать не помешает. Усядешься за парту – и размышляй хоть над нашим судьбами, хоть над причинами Вселенской несправедливости. Только уйди, – настаивал Валентин.

Славка требовательно взял её за руку и потащил к лестнице вниз.

Защитник проводил его взглядом, потом осторожно снял с головы шляпу, и резким взмахом вытряхнул из неё женщину, прикованную к куску металла блестящими металлическими нитями.

– Тварь, – щурясь от яркого солнца, зашипела она тут же. – Ты мерзкий, подлый…

Защитник резко выбросил вперёд руку, в двух сантиметрах от её лица сжал и разжал пальцы. И пленница смолкла. Рот её беззвучно продолжал открываться и закрываться, лицо кривила презрительная гримаса. Но ни звука не доносилось из уст пленницы.

– Валентин, кто это? – на миг позабыв о своих страхах, спросил я.

– О, эта прекрасная дама – шпионка лесных. Она работает с твоим расчудесным Славиком, в узких кругах известным под кличкой – Са-а-ар – «идущий бесшумно по листьям». Знакомься, её звать Ли-дви-ра, – он нараспев по слогам произнёс имя, словно ручеёк среди камней прозвенел. – Ли-дви-ра – это «весенний цветок на берегу глубокого озера», так?

Пленница не шевельнулась.

– Хочешь конфетку, милая? – Валентин порылся в карманах пиджака и извлёк целую горсть ирисок.

Женщину перекосило, словно ей предложили стакан яда. Хотя откуда мне знать, что любят и не любят эльфы. Беззвучная ругань не прекращалась ни на миг. На высоких скулах Ли-дви-ры выступили алые пятна. Короткие вьющиеся волосы спутались, свалялись, будто застиранный махровый носок.

– И не стыдно тебе, милая? – пожурил её Флейтист. – От сердца отрываю, столько дней закон нарушаю – тортики из кондитерских магазинчиков тырю. Где спасибо?

Спящая рядом Анюта застонала и заворочалась на раскладушке. Шерстяной коврик, которым я укрыл сестру поверх всех найденных тряпочек, плюхнулся на пол. Но это заметил только я. Валентин уселся на полу по-турецки – как раз в пятне света, подле пленницы и задумчиво склонил голову набок.

– Ты в курсе – мы арбитры городских. И знаешь – мы засели здесь без перспектив. Что посоветуешь, дорогая?

Он щёлкнул пальцами, возвращая Ли-дви-ре голос. Зря.

– Вы всё равно сдохнете! – начала она. – Вы гадкие, никчемные колдунишки, только и годные, что послужить жертвой эльфам. Вы…

Валентин разжал кулак, и из него, на лету освобождаясь от бумажек, выпорхнули ириски. Все, как одна, очутились во рту эльфийки, не позволяя той говорить. Ли-дви-ра кашляла, давилась, но выплюнуть не могла. Разжевывала она их и глотала долго. Казалось, куда большее удовольствие ей доставило бы поедание пахнущих тиной, шевелящихся и дрыгающих лапками жаб.