Приговорённые к смерти висели на шеях, на верхних перекладинах, словно в петле, но чтобы смерть не наступила быстро, каждый из них стоял на стопке черепиц, которые, по одной, через интервал времени, по команде старшего надзирателя, убирали.
— За что, их? — спросила Юлия Иголочка друзей матросов.
— Вон, написано, — ответил Юлии один из матросов, кивнув головой на клетки, имея в виду таблички с иероглифами, прибитые повдоль клеток.
Ронни, по-детски прямолинейно, сказал:
— Их всех, мандарин, сюда, велел отправить!
— Их, сюда, стража привела, — добавила Мэгги.
Юлия кинула взгляд на таблички с иероглифами, прибитые на клетках, и непонимающе покачала головой. Вокруг клеток крутились надзиратели-экзекуторы, а праздно шатающиеся люди, видимо, не раз видевшие процедуру казни на этом месте, подходили, смотрели, и быстро уходили.
— Кто-то, за тяжкое преступление, кто-то, за нетяжкое, кто-то, по ошибке, кто-то, по навету, а кто-то, по заказу своего врага. Всё, точно также, как в Европе, — сказал Юлии её товарищ-матрос, который был в Китае не впервые, и знал Кантон.
— Казнят в Европе, казнят в Китае, — заметил, по-философски, другой, сопровождавший Юлию, матрос.
Юлия и английский клерк стали смотреть, на умирающую в клетке, женщину. Та, бедняжка, стояла на цыпочках, и до окончательной смерти, ей оставалось три черепицы. В это время, надзиратель, для всей шатающейся публики, в очередной раз, что-то объявил. Англичанин, тут же, перевёл для Юлии и её друзей:
— Говорит, что дама приговорена к смертной казни за оскорбление собственной свекрови.
— За оскорбление свекрови?! — захлопала глазами Юлия.
— Да, за оскорбление свекрови, — кивнул головой англичанин.
Юлия остолбенела. Затем, она пришла в себя, и спросила англичанина:
— Свекровь княгиня?
Англичанин пожал плечами, подошёл к надзирателю, что-то, того, спросил, затем, вернулся к Юлии, взял за руку свою жену, и сказал им:
— И она сама, и её свекровь из семей ремесленников.
— За оскорбление свекрови — смертная казнь! Дикость! — воскликнула Юлия, с возмущением качая головой.
— Такой, здесь, закон, — сказала англичанка, которая держала, за руку, девочку.
В это время, старший надзиратель приказал, и у всех, кто находился в клетках, из-под ног, убрали по одной черепице. Послышались стоны, приговорённых к казни, и толпа оживилась.
Один из матросов сделал возмущённое лицо, и сказал:
— Как европейская католическая инквизиция. Казнь на костре ещё мучительней.
Другой матрос сказал:
— Оскорбление — это, хотя бы, что-то. У нас, в Европе, "ведьм" ловят и сжигают, кое-где, до сих пор. Считай, совсем без вины.
Юлия приумолкла. Обе англичанки стали качать головами, и возмущаться жестоким приговором, вынесенном женщине. В это время, надзиратель начал, вновь, что-то объявлять. Английский клерк одёрнул Юлию, кивнул на крайнего мужчину, умирающего в бамбуковой клетке, и сказал:
— Надзиратель говорит о том, крайнем.
Юлия поглядела на несчастного китайца, на которого кивнул английский клерк. Тот стоял на цыпочках, и ждал смерти.
Надзиратель продолжал что-то говорить толпе по-китайски, а англичанин переводил для Юлии, и её друзей-матросов:
— Надзиратель говорит, что Чжу Дэ проходит процедуру казни по доброй воле. Вместо какого-то богача, которого приговорили к смерти за крупные расхищения.
Юлия, аж, прикусила язык.
— По доброй воле? Как так? — удивлённо, хлопая недоумённо глазами, спросила Юлия.
— Всё по закону, — ответил английский клерк. — Богач нанял его, заплатил. Семья его получила деньги. Он нанялся на процедуру казни, чтобы его семья не голодала. Его казнят вместо богача, который сейчас, у себя дома, попивает чай.
Юлия была ошарашена.
— Что-за, это, закон такой? Разве так, должно быть? — возмутилась она. — В чём, тогда, смысл наказания?
— Это Китай. Такое здесь, Юлия Иголочка, не редкость, — стали объяснять, ей, английские клерки. — На кангах и в тюрьмах, многие так подрабатывают. Таковы китайские традиции, и ничего не поделаешь.
Юлия глядела на несчастного, и ей стало не по себе. До окончательной смерти, тому, оставалось всего две черепицы. Стоя на цыпочках, он, из-за нужды пошедший на мучительную смерть, вместо преступника-богача, мечтал лишь о том, чтобы надзиратели, побыстрее, убрали две последние черепицы, из-под его ног, и чтобы, вместе с жизнью, закончились все его мученья.
Старший надзиратель, снова, что-то объявил. Английский клерк кивнул на троих преступников, умирающих в бамбуковых клетках, и перевёл, для Юлии, и её друзей матросов:
— Вон те, трое, совершили ночной грабёж торгового склада, и были пойманы. Теперь их казнят.
Юлия внимательно и тщательно осмотрела троих умирающих преступников, с ног до головы, но не увидела, в их обликах, никаких, преступного типа, особенностей. Английский клерк кивнул на другую тройку, умирающих в бамбуковых клетках людей, и разъяснил Юлии и её друзьям:
— А те, трое, что справа от них — это, их соседи, жившие рядом, — продолжил разъяснять клерк. — Надзиратель говорит, что они виновны в том, что по китайскому закону, обязаны были знать заранее о готовящемся преступлении, мол, на то и соседи, и сообщить властям обо всём наперёд, ещё до того, как эти грабители ограбят склад. Они этого не сделали, потому их и казнят.
— Но, они же, наверное, не знали, — возмутилась Юлия.
— По китайским законам, раз соседи, обязаны были знать.
Юлия, и её друзья матросы, покачали головами.
В это время, группа конвойных привела ещё троих несчастных. Первого, из них, быстро привязали, уложив его на живот, на какое-то деревянное приспособление, объявили для толпы, вынесенный судьёй приговор, после чего, стали бить того бамбуковыми палками. После произведённого наказания, несчастного развязали и отпустили восвояси, который, со стонами, весь избитый, еле-еле ковыляя, покинул место наказания. Двух других стали готовить к смертной казни, — одного, через обезглавливание, как тех разбойников, головы которых были выставлены на колах, у городских ворот, другого — через расчленение на части. Силу ужаса усиливали четыре обезглавленных тела, и всё ещё капающая кровь из мест, где ещё недавно были головы, перемещённые, на колах, к городским воротам, и множество мух, облепивших обезглавленные тела, и слетевшиеся, чтоб вдоволь испить крови.
Затем, старший надзиратель зачитал, утверждённый императором смертный приговор, и несчастному преступнику, попавшемуся на какой-то очередной мелкой краже, как сказали ей английские клерки, отрубили голову. Юлия задрожала и закрыла глаза. Надзиратели, тем временем, стали готовить третьего преступника к смертной казни через расчленение. Надзиратель зачитал приговор, особо подчеркнул, что смертный приговор, как и положено, утверждён императором, после чего, дал распоряжение охранникам-исполнителям приступить к казни.
— Пошли отсюда, — предложила Юлия англичанам и своим друзьям-матросам. Я не хочу смотреть, как преступника будут расчленять на части.
В этот момент, казнь началась. Юлии стало очень тяжело на душе, и она двинулась прочь от места казни. Следом, за ней пошли, пробиваясь сквозь толпу, англичане и её друзья- матросы. Кое-как, все они вышли на середину торговой площади, и вновь оказались в плотной гуще народа.
Вдруг, толпа стала расступаться, под напором группы из десяти всадников. Юлии пришлось отойти в сторону, вместе со всеми. Послышались удары медных гонгов, и пронзительные выкрики глашатаев.
То, приближался паланкин с важным вельможей. "Кажется, — это мандарин, подумала Юлия Иголочка, вспомнив то, что говорили ей матросы, ещё задолго до прибытия в Китай. — Их, тут, чиновников большого ранга, так прозвали португальцы, — продолжала свои размышления Юлия, наблюдая за церемонией выхода в город важного чиновника. — Ишь, ты, какой важный".
От народа, под страхом наказания, требовалось, немедленно, очистить путь для торжественной процессии. Все, кто находился вокруг, расступились по сторонам, вместе со своим товаром и скарбом, освободили путь и застыли в почтительных позах.
За всадниками, важно, шагали восемь нанятых мальчишек, по четыре в два ряда, которые несли, для всеобщего обзора, словно ружья на плечах, опознавательные знаки приближающегося вельможи.
За ними, через интервал, следовали ещё восемь мальчишек, и тоже, по четыре в два ряда. Они несли таблички красного цвета, установленные на древках, словно флажки, на которых, крупными чёрными иероглифами, были написаны имя, чин, должность, и все достоинства мандарина.
Ещё, через интервал, важно вышагивали два барабанщика, с медными гонгами и, время от времени, ударяли в них, оповещая толпу о приближении очень важной персоны.
Следом, за барабанщиками, шагали два глашатая, и каждый из них держал в руке хлыст. Глашатаи орали, во всё горло, пронзительными криками, предупреждая простой люд о приближении мандарина, а всех зазевавшихся, непонятливых и неуспевших посторониться ротозеев, награждали ударами хлыстов, отгоняя тех от пути следования, и прививая им, таким образом, любовь и почтение ко всем китайским мандаринам.
