Неожиданно из динамика на столе Дон-Жуан услышал голос, настолько знакомый, что теплая волна радости прокатилась по всему его телу. Голос этот он узнал бы из тысячи.
– Мы здесь! Откройте свой люк, мы сами не можем! Скорее!
– Катя?
– Да я это, я! Открывай скорее, дурачок!
Дон-Жуан не понимал, каким образом Катя оказалась здесь, но размышлять об этом времени у него не было. Нужно было разблокировать входной люк. Он подбежал к нему и стал изо всех сил толкать, разыскивая ручку или что-нибудь в этом роде. Но ничего похожего не было. Тогда Дон-Жуан метнулся к столу президента, сообразив, что кнопка, разблокирующая люк, может быть только там. На бегу он краем глаза заметил стрелки висевших на стене часов. Они показывали 17.45.
Увидев между правительственными телефонами с гербами какую-то кнопку, Дон-Жуан потянулся к ней, но заметил внизу надпись: «Тревога» и сообразил, что это кнопка вызова охраны. Через несколько секунд, смахнув со стола все бумаги, юноша обнаружил ту кнопку, которая была ему нужна. Он уже протянул руку, чтобы нажать на нее, но тут его отбросило к стене. Это Аттила взглянул на него из-под тяжелых век. Хорошо, что Дон-Жуан ударился не затылком, а спиной. Он сразу перевернулся на живот и пополз к раскачивающемуся, как во время землетрясения, столу. Словно сильный встречный ветер мешал юноше ползти. Прямо на него со стола камнепадом сыпались книга, папки, слетали телефоны.
– Федор, отвлеки его! – крикнул Дон-Жуан, увидев, что тяжелый стол медленно накреняется и сейчас упадет на него.
Федор бросил стул в призрака, и Дон-Жуан успел, привстав, дотянуться до кнопки и нажать на нее. Тяжелая дверь люка с шипением отодвинулась, Дон-Жуан всмотрелся в проход, но не увидел своих друзей. Лишь у порога с поднятой в руке рацией замер начальник охраны. Одежда его была белой, словно ее покрывал лед.
Все это показалось Дон-Жуану дурным сном. Силы вдруг разом оставили его – очевидно, сказывались последствия сильного удара о стену. «Где Катя? Или ее голос только померещился мне? Вот бы услышать его еще раз, прежде чем все взорвется!» – мелькнула у Дон-Жуана мысль. И его желание сбылось: совсем рядом он услышал голос, такой любимый и родной, что защемило сердце,
– Вот ты где, Жуан! Я так тебя искала! Мне так нужно было сказать тебе, что я…
Но Дон-Жуан уже не услышал, что хотела сказать ему Катя. Все это он узнал потом, а сейчас просто упал на пол и словно провалился в черную дыру.
Он уже не видел, как включилась ловушка и громко заверещало, почти взвыло звуковое реле потусторонней активности. Не видел, как, покинув тело президента, призрак Аттилы заметался по бункеру, пытаясь пройти сквозь стену и скрыться. Он дико выл, скрежетал зубами, выкрикивал проклятия на забытом языке гуннов, но с каждым витком его все ближе подтягивало к ловушке. Дон-Жуан не видел и того, как летящим креслом сшибло с ног Федора и задело плечо невидимого Егора. Хорошо еще, что рядом была Маменька – она сумела оттолкнуть кресло, сделав удар скользящим.
С каждой секундой завывания Аттилы становились тише – ловушка все глубже втягивала его в себя, как труба пылесоса втягивает облако пыли. Наконец она захлопнулась, вход в нее герметизировался, и Аттила оказался в заточении.
Когда все закончилось, на часах было уже 17.48.
– Неужели все? – спросила Катя.
– Нет, не все! Война еще не остановлена! Федор подскочил к настоящему президенту, который сидел на полу и, ничего не понимая, ошарашенно оглядывался по сторонам, и, не церемонясь с ним, подтащил его к столу.
– Кто вы такой? Что со мной случилось? Куда вы меня тащите? Охрана! – бормотал президент.
– Сейчас начнется атомная война! – крикнул Федор. – Живо отмените ее! Свяжитесь с министром обороны! Какой телефон его? Красный?
– Какая война? Перестаньте меня тащить! Разберемся в рабочем порядке. Поставим вопрос на повестку дня завтрашнего заседания. Где мой секретарь? – сопротивлялся президент, пытаясь вырвать свой рукав. Федор едва сдержался, чтобы не заломить ему руку за спину.
– У вас было умопомрачение! Ничего страшного, временное! Вы приказали начать атомную войну. Она начнется через минуту! – крикнула в ухо президенту Катя. Президент покосился в ее сторону, никого не увидел и почесал в затылке.
– Умопомрачение, говоришь? Тогда другое дело, – пробурчал он.
Подчинившись, президент поднял упавшую к нему трубку красного телефона.
– Алло, министр обороны? Что-то я ничего не понимаю, Говорят, война? В самом деле? Какая, понимаешь, война?.. Что, по моему приказу? Не было никакого приказа! Ультиматум? Ты что, спятил? Срочно все отменить!.. Не отдавал я никаких приказов! Ты пойдешь под суд! Срочно все отменить! Войну тут, понимаешь, устроили! Сделай заявление по телевидению, сообщи другим странам: отбой! Успокой их, что войны не будет. Я, понимаешь, за мир во всем мире! Чем объяснить? А я откуда знаю? Обратись к моей пресс-службе, она объяснит, чем я руководствовался. Дети украли коды? Я приказал доставить их к себе? Ничего я не приказывал! Ни с каким обращением к народу не обращался! Ты бредишь! Всех арестованных освободить! Детей оставить в покое! Через час ко мне с докладом! Все!
Повесив трубку, президент двинулся к начальнику своей охраны и, не замечая, что тот заморожен, спросил:
– Кто эти подростки? А? Почему они у меня в кабинете? Я не давал распоряжения впускать посетителей! Ты за это ответишь! И где я вообще нахожусь? Почему я не дома или не на даче, если у меня было умопомрачение? Уж и поболеть человеку нельзя? Что ты тут стоишь и не шевелишься? Охрана! Все сюда!
Гений дернул Пашу за рукав:
– Кажется, пора сматываться! Орденов за спасение мира мы явно не дождемся, а вот неприятностей на нашу голову, если мы останемся, будет предостаточно!
– Звать Маменьку? – понимающе спросил Паша. – Эй, Маменька, вытаскивай нас отсюда! И не забудь про профессора. Мы покидаем это гостеприимное место. Вот разве что шоколадку захвачу на память. Посмотрим, каким шоколадом кормят президентов.
Паша схватил со стола шоколадку и бросился догонять друзей. Они бежали к лифту мимо замороженных охранников, некоторые из них начинали уже приходить в себя и ошалело трясли головами. Двое попытались даже преградить дорогу, но их сшибло кроватью с профессором, которую несла впереди всех Маменька.
Победители вскочили в лифт, от которого не стоило теперь ожидать каверз, он был теперь послушным, как ягненок, – совсем недавно Маменька, дав себе волю, выломала из него все охранные системы. Пока лифт поднимался, Паша и Гений обработали Федора, Дон-Жуана и профессора невидимым газом из баллончика, Федор с изумлением следил, как постепенно исчезают вначале его руки, потом ноги и, наконец, туловище.
– Так вот в чем тут подвох! А то я думаю, то ли вы духами стали, то ли у меня в башке что-то замкнуло! – воскликнул он с облегчением.
Час спустя, когда все уже закончилось и река жизни покатила свои волны, не встречая преград, на пригорке в одном из городских парков сидела вся «великолепная пятерка». С ними был и профессор, с которого только что в ближайшей больнице сняли гипс. Оказалось, что, пока они воевали с Аттилой, срок лечения закончился и все кости срослись. Остался лишь гипс на правой ноге, который должны были снять через два дня.
– Я же говорил, что мои кости быстро срастаются! – радовался профессор. Кстати, он оказался довольно молодым человеком, с короткой стрижкой, без усов и бороды.
Голова Дон-Жуана, давно уже очнувшегося, лежала теперь на коленях у Кати. Дон-Жуану было хорошо, так хорошо, что, если бы смог, он остановил бы это мгновение. Федор задумчиво трогал пластырь, прикрывавший две ссадины на его лице. Паша с аппетитом уминал пирожные, которые Маменька стащила из расположенной неподалеку закусочной, а Егор, никогда не сидевший без дела, ковырял отверткой в заедавшем затворе одного из энергейзеров.
Профессор изготовил небольшой фильтр, с помощью которого ему удалось выпустить из ловушки все души, оставив там лишь Аттилу. Освобожденные души с легким звенящим смехом улетели на небеса, и оттуда на землю сразу брызнули яркие солнечные лучи.
В этих лучах, окутанные золотистой дымкой, делавшей их контуры нечеткими, стояли князь Багрятинский и его Ольга – высокая, очень красивая женщина в длинном бальном платье с открытыми плечами. И князь, и Ольга молчали, но их призрачные фигуры так и дышали тихой, умиротворенной радостью, которая теперь должна была продолжаться вечно.
– Возможно, и мы когда-нибудь будем такими, как они! – шепнул Кате Дон-Жуан.
– Мечтатель! – Катя взъерошила ему волосы, а сама подумала, что обязательно будут, если так же сумеют сохранить свою любовь.
Князь и Ольга, шагая по воздуху, приблизились к ребятам. Гусар показал на просвет между облаками, в который устремлялись солнечные лучи.
– Нас ждут там! Все долги отданы! Прощайте! – крикнул князь.
