— Вас — нет. Никто не имеет права к вам даже прикасаться.
— Шесть дней блужданий по лесу… — сказал Алексей Палыч. — Розыски, которые уже наверняка устроили наши близкие, — это называется «не прикасаться»?
— Да. Мне вы можете не верить… Потерпите полчаса, до Города. На вокзале вы все узнаете. Мне сейчас сообщили, теперь я знаю… Но лучше будет, если вы сами…
— Тогда, — сказал Алексей Палыч, — я вообще не понимаю, для чего вся эта карусель и над кем велись наблюдения.
— Над вами, — сказала Лена таким тоном, словно это разумелось само собой. — И над Борей. Так было задумано с самого начала.
— Но об этом-то вы знали? Почему не сказали сразу?
— Вы много от меня хотите. Тогда я была не ВАША, а НАША.
— А сейчас?
— Сейчас?.. — Лена улыбнулась достаточно грустно для того, чтобы понять, что ей было не слишком весело, но и достаточно для того, чтобы Алексей Палыч отметил, что за последние сутки она научилась улыбаться. — Сейчас я сама не знаю…
— А если бы все сложилось иначе? Я мог не поехать в Город… не пойти с вами… не пустить Бориса, наконец.
— Тогда меня бы отозвали. Провели эксперимент с кем-то другим. Но Совет решил, что вы с Борей идеальные кандидатуры. И что вы пойдете.
Может быть, Елена умышленно льстила, чтобы чуть-чуть загладить свои провинности. Но Алексей Палыч, которого жизнь не баловала ни премиями, ни наградами, ощутил в груди приятную теплоту.
— Мы с Борей далеко не идеальные люди, — попытался он смягчить похвалу, за что и был немедленно перенесен из теплой воды в холодную.
— Идеальные своим несовершенством, — пояснила Елена.
— Гм, — сказал Алексей Палыч и обратился к Борису: — А ты что об этом думаешь?
— Строителей, четыре, сорок четыре… — сказал Борис.
— Это еще что?
— Мартышкин адрес.
— Она живет по этому адресу, можешь не сомневаться, — сказала Елена, — только настоящая. Можешь ее навестить…
— Делать мне больше нечего, — сказал Борис. — А ты, наверное, врешь, что не знала…
— Честное слово! — сказала Елена.
Борис усмехнулся.
— Честное… Мазь ты украла?
— Я.
— А спички, а карту?
— Тоже я.
— Какое же у тебя может быть честное слово?
— Это было в моей программе с самого начала. Не я придумывала. Ты знаешь, Боря, сколько было споров… Нужно было придумать какие-то трудности. Считается, что при этом люди проявляют наиболее сильные стороны характера. Ну, соответственно — больше эмоций…
— Не сильно ты нас напугала, — усмехнулся Борис.
— Я тут ни при чем, — вздохнула Елена. — Множество ученых заседали по мази, создали модель комара… У нас ведь их нет. Еще больше заседали по спичкам: огнем мы не пользуемся. Уйма ученых решали, что делать с картой… Только по тебе было создано несколько комиссий. По Алексею Палычу — тоже много…
— Вам что, делать нечего? — спросил Борис.
— С вашей точки зрения — да, — сказала Елена. — Потому и заражаются наши наблюдатели — они под вашим влиянием начинают действовать не по программе. Но тогда они перестают быть наблюдателями.
— А все-таки ты врешь, что не знала про ребят.
— Не вру, — сказала Елена и упрямо мотнула головой.
— Поклянись.
— Я не умею.
— Скажи: чтобы мне больше никогда моей планеты не увидеть.
— А мне и так не увидеть, — спокойно сказала Елена. — Я остаюсь здесь. Там я уже не нужна. Сейчас мне сообщили, что отзывать меня не станут.
Алексей Палыч мысленно вздрогнул. Он представил себе новый круг приключений с Еленой, которую нужно будет куда-то пристроить, что совершенно немыслимо без паспорта, прописки, социального положения, о происхождении уж и говорить нечего.
— Что же вы намерены делать? — спросил Алексей Палыч.
— Пока не знаю.
— Но ведь это жестоко.
Лена усмехнулась:
— У нас не существует понятия «жестокость», поскольку не существует понятия «доброта». До этого я додумалась сама, Алексей Палыч! Это — по-человечески?
— По-человечески, да не совсем… — сказал Алексей Палыч. — ОНИ и сейчас нас слышат?
— Нет. Они отключились.
— Неужели так трудно вас отозвать?
— А зачем? Им я не нужна. — И тут Алексей Палыч отметил, что впервые Лена произнесла «им», а не «нам». — Информацию они получили. Теперь для них я бесполезна, потому что я заразилась. Все логично. Не я первая, не я последняя. Моя сестра, например, была послана к вам младенцем. Ее подобрали, воспитали. За этим процессом следили. Недавно ее отозвали в «отпуск». Это не такой отпуск, как на земле, — всего несколько минут. Но там она оказалась совершенно бесполезной: полностью очеловечилась…
— Стоп! — сказал Алексей Палыч. — Как зовут вашу сестру?
— Лена.
— Елена Дмитриевна Кашеварова, кандидат в мастера спорта?
— Да. И еще — студентка педагогического института.
— Так вот вы чья копия!
— Молекулярная, — сказала Елена. — Или, как у вас говорят, генетическая. Мы близнецы.
— Она вас знает?
— Нет.
— Чушь какая-то! — возмутился Алексей Палыч.
— Вполне логично, — возразила Лена, но на этот раз в голосе ее промелькнула довольно земная ирония.
Поезд завихлял на стрелках городского вокзала. Поплыл мимо и остановился бетонный перрон. Алексей Палыч, вышагивая по перрону, все же не оставлял мысли о том, чтобы заглянуть в ту самую школу и справиться насчет ребят. Это было необходимо для его собственного спокойствия.
И тут он увидел группу туристов.
Навстречу им по перрону нагруженные рюкзаками шли: Елена Дмитриевна Кашеварова, ни одной молекулой не отличавшаяся от той, что шла рядом с Алексеем Палычем и Борисом;
Стасик с шейным платком, повязанным под воротом свитера,
Гена в темных очках,
сосредоточенный Чижик,
акселерат Шурик,
толстая Валентина,
Марина-Мартышка со своим обычным румянцем на юных щеках. Алексей Палыч и Борис так и застыли на месте. Среди обтекающих их пассажиров они выглядели монументально, и не обратить на них внимания было невозможно. Ребята обратили.
Стасик скользнул взглядом по Алексею Палычу и спокойно прошел мимо. Марина, у которой Борис оказался на дороге, почти столкнулась с ним и даже собиралась что-то сказать, но воздержалась.
Лену не заметить было невозможно. Ее заметили и, никак не отреагировав, прошли мимо.
Один лишь Веник, который понуро плелся сзади, вдруг подпрыгнул, подбежал к Валентине и стал прыгать на нее, радостно завывая.
— Какая хорошая собачка! — сказала Валентина. — Ребята, возьмем ее с собой?
— А кормить кто будет? — спросил Шурик.
— Я, — ответила Валентина.
Дальнейшего разговора Алексей Палыч не слышал. Группа удалялась вместе с Веником. Алексей Палыч хотел было броситься вслед за ребятами, но Лена удержала его за руку.
— Они вас не знают, — сказала она. — Это настоящие. Теперь я поняла: их подменили на вокзале.
— Неделю назад?
Лена покачала головой.
Взвизгнув, электричка, в которой скрылись ребята, тронулась с места. Алексей Палыч машинально взглянул на электронное табло. Конечно, он не верил во все эти штучки с поворотом времени. Но ведь в последние дни он имел дело с другими мирами…
— Какое сегодня число? — спросил Алексей Палыч у проходившей мимо соломенной шляпы.
— Шестое июня с утра было, — не без юмора ответила шляпа.
— А год?
Шляпа вздернула плечи к полям и удалилась.
— Ну вот, — сказала Лена, — вы все поняли сами. В этом времени наше путешествие продолжалось меньше минуты. Сейчас мы замкнули кольцо и вернулись в исходную точку. Теперь я знаю, почему мы не могли вернуться тем же путем: если бы мы повернули назад с места переправы, то вернулись бы на четыре дня раньше, чем вышли. Все очень просто, Алексей Палыч.
— Чрезвычайно просто, — сказал Алексей Палыч, в растерянности надевая очки. — А как же с ребятами? С настоящими? Все повторится?
— Может быть, что-то и повторится, — сказала Лена. — Но у сестры нет никакого задания. Будет обычный поход.
Алексей Палыч чувствовал, как он безмерно устал. Если бы можно было, он улегся бы где-нибудь на скамье и уснул.
Борис потянул его за руку.
— Поехали домой.
— У нас даже денег нет… — сказал Алексей Палыч.
— Есть, — сказала Лена. — Помните, я брала у вас на мороженое?
Лена достала из кармана два рубля пятьдесят две копейки и протянула Алексею Палычу.
— Но у вас же ничего не осталось. Да и вообще… Куда вы денетесь? Надо подумать, чем мы вам можем помочь.
— Вы уже помогли, — сказала Лена. — И помешали тоже. Вы и Боря помогли мне приобрести замечательные человеческие недостатки. Вы и Боря помешали мне вернуться домой. Но разве так уж все плохо?
— Я не знаю… — ответил Алексей Палыч. — Это вам решать… я же со своей стороны…
