— Ну и иди! Целуйся там с ним! Он тебе песню по гардины споет!
— Про какие картины? — переспросил График. Пальма шумно выдохнул.
— Да ну тебя! — пробурчал он и зашел в подъезд.
…Я пошел в школу. Погладил косяк входной двери, прислонился к нему лбом. А потом поднялся на третий этаж и зашел в наш кабинет. Все в нем было привычно — и разрисованные парты, и чахлые цветочки в старых горшках, и скрипящая дверь в раздевалку, и зашитая занавеска, бывшая когда-то белой. И даже доска, на которой я иногда делал синтаксический разбор всяких предложений. Как правило, на слабую тройку.
И вот что странно — здесь было уютно и тепло. Я решил, что буду ночевать здесь. И вообще теперь буду сидеть здесь. Все время.
То, что Юлька и Пальма не будут искать меня тут, я знал точно. Мне ужасно не хотелось, чтобы меня искали. Все равно я больше к ним не пойду. Довольно с меня. Денег я достал, значит, помог. Все, теперь я свободен.
Но ведь ты делал это не ради свободы.
Ты? Чего тебе надо? Почему ты не пришел, когда я звал тебя?
Я больше не приду, когда ты будешь меня звать. Ты отлично справляешься сам.
Да где — отлично?! Я не помог шоферу! А знаешь, почему? Потому что ты не сказал мне, как!
Я не обязан. А почему ты думаешь, что ты ему не помог?
Его не отпустили.
Его отпустят завтра.
Откуда ты знаешь?
Разве это так важно? Знаю, и все.
А еще я поцапался с Пальмой…
Ну и дурак. Разве он хотел тебя обидеть?
Я не знаю.
Конечно, нет. Знаешь, как ему сейчас паршиво? Так же, как и тебе.
А тебе?
Мне? Да, и мне. Мы с тобой — одно и то же. Забыл?
Я помню. Я все помню.
Вот и отлично. Так что бери себя в руки и быстренько к ним. Понял?
Нет, не пойду. Не могу.
Почему? Ты зря обижаешься.
Я не обижаюсь… Это я обидел его.
Так иди и извинись.
Тебе легко говорить. Сам попробуй.
Как хочешь…
Воспоминание замолчало. Я даже не звал его, догадался, что он ушел. Нет, зря он говорит, что мы — одно и то же. Он же совсем другой. Может, все-таки, он — моя совесть? Или внутренний голос?
Но ведь я видел его по-настоящему, видел, как любого человека, прямо перед собой. И мы даже разговаривали… как люди.
А в принципе, какая разница — кто он такой? Это совершенно все равно.
Я посмотрел в окно. Девчонка лет пятнадцати выгуливала собаку. Я посмотрел на них, а потом вспомнил. Двадцать один — семьдесят шесть — ноль один. Да это же телефон! Телефон этой самой Светы! Которая потеряла кошелек! Я гений!
Я обрадовался и побежал по лестнице вниз. Ура! Я в самом деле гений! Мне нужен телефон!
Я распахнул дверь и нос к носу столкнулся с Пальмой.
Вот это встреча… Чего он тут делает, интересно?
— Привет, — глупо сказал он.
— Привет, — повторил я.
— Я так и думал, что ты тут.
Я удивленно посмотрел на Пальму. Так он меня искал?
— Почему?
— Ну… не знаю. Просто догадался. Ты злишься?
Я медленно покачал головой.
— А где Юлька?
— С другой стороны, где поле футбольное. Сейчас придет. Я же не хотел, я же не знал, что ты обидишься.
— Да к черту! — сказал я. — Это телефон! Я понял, это телефон той девушки! Надо позвонить ей и сказать, что мы нашли ее кошелек!
— Кому позвонить? — спросила подбежавшая Юлька. — И куда?
— Ну той, которая кошелек потеряла!
— А у тебя ее телефон есть?
— Есть. Двадцать один — семьдесят шесть — ноль один. Номер билета.
— Ну… это просто номер билета.
— А почему тогда сзади написано "Света"?!
— Ну, не знаю. А зачем писать свой телефон на талоне?
— А может, она хотела кому-то дать свой номер. И фотку тоже.
— Тогда это все-таки не ее кошелек. А скорее, ее знакомого, — упрямо повторил Пальма. — Он написал на фотографии ее имя, а талон, наверное, она ему как раз и отдала. Специфический способ обмена телефонами. Тем более, он мужской.
— Кто мужской? — не понял я.
— Да кошелек же.
— Но ведь это может быть и не ее номер. И вообще не номер, — Юлька попыталась вернуть меня с небес на землю, но я оставался непоколебим. Я чувствовал, что эти шесть цифр — ее телефон.
А еще я чувствовал, что будет интересно…
Юлька взяла трубку.
— Двадцать один, семьдесят шесть, ноль один, — продиктовал я. — Гудит?
— А чего ему не гудеть? Алло! Здрасьте…
Я напружинился в ожидании. Я цеплялся за Юлькину реакцию, как утопающий за соломинку, стараясь хотя бы из выражения ее лица понять что-нибудь.
— А… Света здесь живет? Можно ее к телефону?
Я обрадовался. Значит, я правильно догадался!
— Алло. Света? Мы… мы кошелек нашли. Правда, не женский… Вы никогда не теряли кошелек? Ну, такой черный. Кожаный. Кнопка отлетела. Да нет, не шутка. Там ваша фотография и номер телефона. Ну да. Ну, скорее всего, да. Да ну что…
Юлька вздохнула и положила трубку.
— Что? — выпалил я.
— Да трубку повесила. Сказала, что она никогда ничего не теряла и вообще не покупала мужских кошельков.
— Подумаешь, какая обидчивая, — буркнул Пальма.
— Мы неправильно сделали, — сказал я. — Надо было в справочнике посмотреть, а не звонить ей.
— Я к этой дуре все равно не пойду, — наотрез отказался мальчик. — Мы для нее как лучше хотим, а она трубками швыряется. Ну ее в баню.
— Ее-то в баню. Да кошелек-то не ее.
— Ну и что? Да хоть чей.
— А если к ней приехать и сравнить фотографию? Если та самая, то спросить, может она все-таки знает, чей?
— Ну и как ты к ней поедешь?
Я задумался. Нужен адрес. Адрес можно узнать и с помощью телефона… только лучше не сейчас, а ночью.
— Поеду, — сказал я. — Завтра. Только к себе домой зайду…
— Зачем?
— Узнаете, — пообещал я и включил телевизор.
Мы посмотрели, наверное, все, что можно. Новости в неограниченном количестве, сказку для малышей, концерт по Муз-тв, узнали, чем Ариэль лучше обычного порошка, нахохотались над "Слабым звеном" — там, где люди выгоняют друг друга, вообще с ума сойти. Посмотрели "Спокойной ночи, малыши!", и Пальма выключил телик.
— Ты что? — недовольно отобрала у него пульт Юлька. — Сейчас кино прикольное будет.
— Да ну, у меня уже голова гудит от него. Давайте просто посидим спокойно.
— Спокойно сидеть неинтересно.
— Вот будешь такая же старая, как я — и поймешь, — пошутил Пальма.
Я трепал галстук и смотрел в серый экран. Правда, надоел он уже. Чем бы прикольным заняться?
— А давайте тигренка сложим, — предложила Юлька.
— Какого тигренка?
— Ну, вот, — девочка достала из шкафа плоскую коробку с тигренком сверху.
— Ух ты, мозаика! — обрадовался я. Я их люблю. Я когда-то был чемпионом по складыванию их на скорость. Сейчас-то точно не соберу. Да и большая она, пятьсот кусочков.
— Мы ее не соберем, — сказал мальчик, будто понял мои мысли. — Мы и так уже пытались не раз.
— Но зато сейчас будет прикольнее.
— Да там много не хватает, мы растеряли половину…
— Да какая разница! Ну, не хочешь собирать — предложи что-нибудь другое.
— Да нет, давайте…
Мы вывалили груду маленьких картонных карточек на пол и стали переворачивать картинкой вверх.
— Она очень большая? — спросил я.
— Откуда я знаю, мы ее не собрали ни разу, — улыбнулась Юлька.
— А я анекдот знаю, — сказал Пальма. — Слушайте: — Санитар, куда мы едем? — В морг. — Так я же еще не умер! — Так мы еще и не приехали!
Я засмеялся. Ну и жуткий анекдот.
— А вот еще, слушайте, — вспомнил я. — Два ветеринара закончили оперировать слона. — Кажется, мы не оставили внутри никаких инструментов? — О, а где наша медсестра?
Мы засмеялись. Вот дурацкие анекдоты, а все равно смешно. Почему так?
— Идет заяц по лесу и плачет, — начал Пальма, всхлипывая от смеха. — У него спрашивают: — Ты что, заяц, плачешь? — Жена умерла. — А кто у тебя была жена? — Слониха, — говорит заяц. Все засмеялись. А заяц говорит: — Да, вам смешно, а мне яму копать!
Я покатился со смеху. Опять садистский анекдот.
— Март, ты чего сделал, блин! — толкнула меня Юлька. — Доржался, всю мозаику развалил.
— Да и ладно, — махнул я рукой. — А ты чего молчишь, ничего не рассказываешь?
— Да ну вас, вы и так уже все анекдоты рассказали.
— Только три!
— Я больше не знаю… Пальма, а про тебя сегодня опять говорили в школе. Сказали, что если ты не придешь в понедельник, можешь переходить в другую школу. Уже никто не верит, что ты болеешь.
— Ну и ладно, — сказал мальчик. Но я понял, что он встревожился.
— Пальма, а почему ты ушел оттуда? Просто из-за уроков?
Он покачал головой.
— Да не только. Я училку одну дурой обозвал.
— Ничего себе, — пробормотал я. — Правда, что ли?
— Правда. По химии. Она как-то заходит в класс, а на доске ее портрет в таких… авангардистских чертах. Она в крик: "Кто?!" Ну, все молчат. Она разозлилась, велела нам писать контрольную. Там, всякие окисления… А мы-то не знали ничего, никто не учил. Ну, она наставила всем кучу двоек. А на следующий день ей кто-то донес на одного пацана. А я точно знал, что это не он нарисовал. Потому что мы на той перемене в туалете сигарету курили… ну, так, просто, не на самом деле. То есть на самом деле, но… ну, в общем, неважно. Я и вступился за него, потому что его к директору хотели вести. А она как набросится на меня! А еще я нечаянно из кармана сигарету выронил. Я тогда дурак был, пробовал курить. Да еще дрянь такую, "Приму". А мне-то, кстати, вообще курить нельзя… Короче, она сказала, что раз я такой умный, то может, это я нарисовал. А я сказал, что чем вот так сваливать на кого попало, надо головой думать. А она спросила, не хочу ли я этим сказать, что она дура. А я сказал, что именно это и хочу сказать. Вот так.
