— Вообще-то вы правы, — сказал Нимрод. — Но я думаю, что Айша выбрала Филиппу в состоянии некоторой паники. Именно для того, чтобы это место ни в коем случае не досталось Мими де Гуль.
— Мими совершенно ужасна, спорить не буду. Но какой от нее может быть вред на этом посту? Как только Мими встанет над добром и злом, будет совершенно не важно, к какому клану она когда-то принадлежала.
— Не должно быть важно. Да, Синюю джинн можно выбрать из любого клана, из доброго или из злого. В нынешней ситуации, однако, это очень важно. Чрезвычайно важно.
— Почему?
— Я недавно стал владельцем уникальной книги, «Свитков Беллили».
— Я думала, эта книга — только легенда.
— Я тоже. Но я купил один экземпляр перевода у Вирджила Макриби.
— У этого мошенника? А это подлинный текст?
— Безусловно. Из книги я узнал кое-что интересное. Интересное и тревожное. Во-первых, верховный жрец Беллили, Эно, повествует в этих «Свитках» о том, как попасть в Иравотум. Но кроме того, он описывает, как при непорядочном подходе можно нарушить нормальный процесс превращения в Синюю джинн Вавилона, то есть не дать ей встать над добром и злом. Безразличие к добру и злу формируется под влиянием Древа Логики, то есть джинн вкушает его плоды и вдыхает аромат его цветов.
— Меня всегда интересовало, как это работает, — сказала Эдвига.
— По словам Эно, если сок из плодов Древа Логики подвергается очистке, а затем действию алкогольных ферментов, он, перебродив, становится во много раз сильнее, и безразличие к злу блокируется. Иными словами, мы можем получить столь же могучую джинн, как Айша, которая будет безразлична только к добру.
— Нимрод, а почему ты думаешь, что кто-то может воспользоваться этой возможностью?
— Когда Макриби продал мне свой перевод, он сказал, что существует еще один экземпляр этого текста и находится он у другого джинн. Точнее, у другой. У Мими де Гуль. В тот момент я не придал этому особого значения. Но с тех пор я прочитал книгу и понял, для чего она понадобилась Мими. Если она станет следующей Синей джинн, она может извратить все традиции и использовать свое положение в личных интересах. Если это случится, равновесие сил будет нарушено, и в мире воцарится хаос.
— Какой ужас! — воскликнула Эдвига. — Можно только содрогаться при мысли о том, что произойдет с миром, если Мими каким-то образом станет новой Синей джинн. Она наложит свои лапы на «Гримуар Соломона», и само понятие о равновесии сил развеется как дым. Будучи Синей джинн Мими сможет подчинить любого другого джинн своей воле. Она станет настоящим диктатором. Вернее, настоящей диктаторшей. — Эдвига мрачно покачала головой. — Мими всегда была страшно честолюбива. Она на этом не остановится. И вероятно, позаботится о том, чтобы ее дочь… Как бишь ее?
— Лилит.
— Да, Лилит. Противная девица. Так вот, она наверняка попытается сделать эту Лилит своей преемницей. И мы получим в Вавилоне целую династию де Гулей.
— Вот об этом я даже не подумал, — признался Нимрод. — Но вы, разумеется, правы. Что будем делать?
— Мы должны остановить ее, Нимрод. Это наш долг. Мы не можем позволить Айше сделать Филиппу следующей Синей джинн, но и позволить Мими де Гуль занять это место мы тоже не можем. Мими — очень плохой вариант. Особенно если, как ты говоришь, она знает способ извратить обряд превращения в Синюю джинн и сохранить свое пристрастие к злу. Тогда встает вопрос: если это не Филиппа и не Мими де Гуль, то кто? Послушай, ты должен срочно найти подходящую кандидатуру. Естественно, джинн-особь женского пола. Причем такую, которая не станет использовать свое положение в личных интересах.
— Совершенно согласен, — сказал Нимрод. — По этой самой причине я и прибыл в Монте-Карло. Думаю, вы, тетушка, могли бы отлично справиться с такой работой.
— Я? Как тебе только в голову взбрело? Я нисколько не подхожу, нисколько.
— Ерунда. — Нимрод положил руку на плечо Эдвиги. — На самом деле вы — идеальная кандидатура. Вы не обременены семьей, обладаете незаурядным умом, вы разменяли вторую сотню лет, причем всю жизнь прослужили на благо общества, и, наконец — а вернее, прежде всего, — вы замечательная, достойнейшая женщина. Не думаю, что я где-то найду лучший вариант.
Эдвига улыбнулась:
— Ты серьезно? — Еще пару секунд улыбка блуждала по ее лицу, но потом резко исчезла. Эдвига покачала головой: — Нет, я не смогу. Одно дело — встать над злом. Но встать над добром? Не радоваться добру? Не творить добро? Нет, мне это совсем не по душе. И потом, я слишком занята. У меня очень много работы. Я бы рада помочь тебе, Нимрод, я говорю это совершенно искренне. Я всегда тебя очень любила. Еще когда ты был совсем юнцом. Но у меня есть сто различных причин для отказа. И если сейчас мне на ум пришло всего две, это не значит, что остальные можно сбросить со счетов.
Нимрод терпеливо кивал. Чтобы уломать Эдвигу стать следующей Синей джинн Вавилона, потребуется немало усилий — весьма и весьма тонкая работенка… Но он посмотрел на брошюру у нее в руках и внезапно понял, что делать.
Джон приоткрыл один глаз. Потом другой. Потер руками шею. Сглотнул, проверяя, на месте ли горло. Так, кажется, голова по-прежнему на плечах. Он приподнял ее и медленно огляделся. Великан с мечом исчез. Значит, когда Джон почувствовал, будто что-то коснулось его шеи, это был не меч? Или все-таки меч? Он снова потрогал заднюю часть шеи, где несколько мгновений назад ему почудилось прикосновение меча. На указательном пальце появилась капля крови. У Джона перехватило дух. Он откашлялся, опять проверяя, все ли работает должным образом в области шеи — и внутри и снаружи. Потом он покрутил головой и окликнул Алана и Нила, которые по-прежнему лежали на полу, прикрыв глаза лапами.
— Эй, парни, — произнес он. Ага, отлично! Он снова говорит по-английски! — Все в порядке. Beликан ушел. А моя голова на месте.
Псы вскочили, подбежали к нему и принялись облизывать его лицо и руки.
— Наверно, все выглядело намного страшнее чем оказалось на самом деле, — утешал он собак теребя их вислые уши и прижимаясь к ним носом. — Хотя, если честно, мне было жуть как страшно. Только представьте, я до сих пор чувствую меч на своей шее. — Он вздрогнул. И тут же улыбнулся. — Как лезвие бритвы в парикмахерской.
Алан гавкнул и отбежал: чуть поодаль на полу валялся какой-то предмет. Это был меч.
Джон взял его в руки и провел большим пальцем по лезвию. Самый настоящий меч. Острый-преострый. Он несколько раз взмахнул им в воздухе. Так все-таки что это было? Что ему довелось пережить? Мираж? А остальные шесть хранителей, которые ждут его впереди? Они будут настоящие или тоже призраки? Он решил на всякий случай взять меч с собой.
Они двинулись вниз по спиральной дорожке, но не прошло и десяти минут, как им повстречался всадник, настоящий арабский улан, весь в черном, вплоть до головного убора — накидки, прикрывавшей лицо почти целиком. Вороной конь нервно гарцевал под наездником, который незамедлительно наставил на Джона свое копье. Мальчик не преминул дотронуться до острия и обнаружил, что это оружие вполне настоящее, не хуже меча.
— Обнажи грудь, — сказал улан по-арабски. К счастью, этим языком Джон теперь владел в совершенстве. Тем не менее подставляться под копье ему хотелось не больше, чем под меч. С другой стороны, сопротивляться тоже не имело большого смысла. Что такое мальчик с мечом против всадника с копьем?
Джон решил выполнить приказ, уповая на то, что удар копья тоже окажется не смертельным. Расстегнув рубашку, он обнажил грудь, а всадник тем временем проскакал несколько метров вниз по дорожке, развернул коня и понесся прямо на Джона с наставленным на него копьем.
— Лежать, парни, — крикнул Джон собакам и, бормоча молитву, закрыл глаза.
На сей раз он даже почувствовал, как задрожала земля у него под ногами, а в нос ударил сильный лошадиный запах… Джон приоткрыл глаза. Он стоял в облаке пыли, поднятой копытами вороного жеребца. Стоял вполне живой. Всадника нигде не было видно.
Алан перевел дух и тут же закашлялся, поскольку в глотку ему попала пыль. Нил утомленно покачал головой и улегся обратно на землю, наблюдая, как его молодой хозяин осматривает собственную грудь и застегивает рубашку.
— Согласно записям Эно, — сказал Джон, еще не уняв дрожи, — нам предстоит встреча еще с пятью хранителями, причем четырем я должен подчиниться, а пятого убить. Хорошо бы этот пятый оказался как раз тем идиотом, который выдумал эти глупые испытания. А то у меня аж сердце из груди выпрыгивает. — Он притянул голову Алана поближе к своей груди. — Слышишь? — Он возбужденно засмеялся. — Бьется, как птица в клетке. Думаю, к концу дня мы будем точно знать, здоровое у меня сердце или нет. Впрочем, может, в этом и есть суть испытаний?
