— Сейчас зажгу свет…
Педроза вошел в кладовку.
Клер включила вспышку. Педроза невольно зажмурился, но было поздно. Вспышка ослепила его.
Джимми ударил Педрозу по ногам сзади, и кок упал как подкошенный.
Джимми и Клер прыгнули на него, так что он не смог подняться.
Клер вонзила шприц ему в ногу и, нажав на поршень, ввела содержимое.
Оба соскочили с Педрозы, выбежали за дверь, навалились на нее спинами и заперли на замок.
— Ура! Нам удалось! — тяжело отдуваясь, проговорил Джимми.
— Удалось!
Они уже готовы были поздравлять друг друга, но в дверь вдруг забарабанили, да так, что оба подскочили. Ручка двери заходила ходуном. Потом снова раздался стук, но уже не такой сильный. А в третий раз стук был уже едва слышен.
Они перевели дыхание.
И наконец… полная… тишина.
— Получилось, — прошептал Джимми.
— Конечно получилось…
— Сколько времени мы ему дадим?
— В лазарете сон наступал через полминуты. А мы ввели ему тройную дозу.
— И все-таки…
— Да, конечно.
— Тогда три минуты?
— Лучше пять…
— Чтобы уж наверняка.
Возможно, это были самые долгие пять минут в их жизни. «Олимпик» раскачивался у них под ногами, их подташнивало, но они были полны решимости не дать ничему испортить их триумф. Они перехитрили и свергли Педрозу. Свешиваться за борт, если их затошнит, они себе не позволят! Они — одержавшие победу герои! Сейчас они откроют дверь в кладовку и войдут, чтобы забрать у Педрозы пистолет. Они покачают головами над поверженным пиратом и произнесут:
«Пусть это послужит тебе уроком, злодей».
Когда пять минут прошли, Клер предложила:
— Иди ты первый!
— Сначала леди, — запротестовал Джимми.
— В данном случае возраст важнее, чем красота.
Они улыбнулись друг другу.
— Вместе! — сказали они в один голос.
Джимми повернул ключ в замке. Вместе они взялись за ручку двери. Мысленно сосчитали до трех и распахнули дверь кладовки.
Перед ними стоял Педроза и целился в них из пистолета. Из его ноги все еще торчал шприц.
— А ну-ка сюда! Быстро! — прорычал он.
— Черт возьми! — пробормотал Джимми.
Педроза заставил их встать у задней стены кладовки.
— Золота нет, — сказал он.
— Нет, — согласился Джимми.
Клер молча смотрела на Педрозу. У нее дрожала нижняя губа.
— Но много постельного белья, — продолжал Педроза, кивнув на полки. — Очень кстати: оно заглушит звук выстрелов.
Джимми судорожно сглотнул.
— Небось решили, что вы очень умные, правда? Вот он, ваш великий план! Хотели всадить в меня шприц и убить, а?
— Нет, — ответил Джимми. — Хотели просто усыпить.
— Это ты так говоришь, а лекарство почему-то не подействовало. Как по-вашему, почему?
— Не знаю, — признался Джимми.
Педроза наклонился, выдернув шприц из левой ноги, и вдруг швырнул его прямо в них. Клер взвизгнула, когда шприц вонзился в стену возле ее левого уха.
— Сейчас я вам покажу. — Педроза засмеялся. Он сжал свободную от пистолета руку в кулак и ударил себя по ноге. Раздался стук — словно удар пришелся по чему-то твердому. — Эта нога деревянная. Я лишился ее, когда был мальчишкой. — Педроза переступил на другую ногу и тоже ударил по ней. Он слегка подтянул штанину, обнажилось несколько сантиметров смуглой кожи. — Эта нога из плоти и крови. И кость есть. Вы просто выбрали не ту ногу, ребятки. И теперь я должен вас убить.
— Почему? — спросил Джимми.
— Потому, что ты — мой враг. Из-за тебя я убил пятнадцать человек.
— Из-за меня?
— Из-за вас обоих.
— Я не пони… — начал было Джимми, но Клер резко перебила его:
— Он говорит о тех людях из холодильника.
Педроза кивнул.
— Я тайно перевозил их в Америку, они хотели начать новую жизнь. Их родственники должны были заплатить мне, если бы я благополучно доставил их туда. Но вмешались вы двое. Если бы капитан обнаружил их, я потерял бы работу и меня упрятали бы в тюрьму, а они-то все равно попали бы в Америку. Но это было бы несправедливо, верно?
— Что вы с ними сделали? — спросила Клер.
— Сказал, что сумел раздобыть им каюты, но, чтобы нас не заметили, я буду отводить их туда поодиночке. Ну и побросал их за борт, одного за другим. Не очень-то приятно было, но что поделаешь?
— Вы — чудовище! — прошептала Клер.
— А все из-за вас!
— Нет! — запротестовала Клер. — Нет!
— Ну а теперь, раз уж я всё вам рассказал, пора и вам умереть.
Педроза поднял пистолет.
— Нам поможет, если мы признаем, что очень сожалеем? — спросил Джимми.
— Нет!
— Ну что-нибудь может нам помочь?
— Нет!
Внезапно, в последнюю минуту, отчаявшийся Джимми кое-что вспомнил:
— Пожалуйста, подождите минутку! Это очень важно. Послушайте… Дедушка мне рассказывал…
Педроза наморщил лоб.
— Слушать ничего не желаю!
— …об одном главаре банды. Тот схватил двух своих врагов. И собирался убить обоих, но потом сообразил, что, если оба умрут, некому будет рассказывать, какой тот главарь жестокий и сколько разных преступлений он совершил. И потому он одного убил, а другого отпустил, и отпущенный всем рассказывал, как страшен этот главарь. И с тех пор никто его больше не трогал.
— С ума ты сошел, что ли? — Не веря своим ушам, Клер смотрела на Джимми округлившимися глазами.
— Ну я считаю, что лучше пусть хоть один из нас уцелеет.
— Хватит! — рявкнул Педроза.
Клер и Джимми подняли на него глаза.
— Очень хорошая история. И мудрая. Но, к счастью, меня на «Титанике» уже и так все боятся. А как только мы запасемся топливом, я прикончу тех, кто не встал на мою сторону… Ну а вы оба мне особенно досаждали, так что я дарую вам право быть убитыми первыми. Кто же из вас хочет быть убитым самым первым?
Клер злобно уставилась на Педрозу.
— Вы — жуткий негодяй! Надеюсь, вы сгорите живьем в аду!
Джимми понял, зачем она злит Педрозу: хочет, чтобы он убил ее первой, хотя Джимми от этого легче все равно не будет.
Но он, Джимми, ее опередит. Он кивнул Педрозе.
— Вы не просто негодяй. Вы еще и пугало одноногое.
Но Клер не хотела упускать первенство.
— Вы дрянной урод и мерзавец! И дети ваши будут такие же уроды и мерзавцы…
Не сдавался и Джимми.
— А омлеты ваши вонючие, и все у вас за спиной смеются над вашей стряпней!
— Молчать!
Джимми и Клер смолкли.
— Умри ты! — Педроза наставил пистолет на Клер и нажал на спуск.
Джимми, сам не понимая, почему, бросился на Клер и столкнул ее с места как раз в ту секунду, когда раздался выстрел. Пуля ударила ему в грудь. Он не успел ни ощутить боль, ни услышать вопль Клер, ни даже подумать напоследок о «Макдоналдсе». В глазах у него почернело.
Темнота.
Полнейшая и непроглядная.
Джимми не мог понять, открыты у него глаза или закрыты, и вообще, есть ли у него глаза? Может быть, он теперь какая-то бесформенная масса, плавающая в космосе… Впрочем, нет: руки у него есть, вот он потрогал левой рукой правую, а потом наоборот. И ноги есть.
«Но, кто знает, вдруг мне только кажется, что они есть? Читал же я о людях, лишившихся ног в уличных авариях, им ведь все равно мерещилось, будто ноги у них болят. Это как-то связано с кончиками нервов».
«Я лежу в кровати, вот подушка, могу ее пощупать.
Вот простыни.
А может, мне все это чудится?
Я же умер.
Я знаю, что я умер.
Я не мог не умереть».
Джимми отчетливо помнил, как оттолкнул Клер от наведенного на нее пистолета Педрозы, как почувствовал ужасный удар в грудь, а потом… потом… всё…
«Так, значит, я ранен в грудь, а если я чудом остался жив, на мне должны быть бинты и всякие трубки…»
Джимми провел рукой по груди и ощутил под пальцами кожу. Ни раны, ни бинтов, Всё как всегда.
«Нет, точно, я умер, и ни в какой я не в кровати, меня вообще нет… Я — просто мысль. А может быть, я — душа, и лечу либо в рай, либо в ад. А что, если и не в рай, и не в ад, а просто так и буду болтаться в вечной темноте?»
Такая возможность Джимми совсем не понравилась.
И он крепко зажмурил свои воображаемые глаза.
— Джимми!
Это голос Клер.
«Да нет, она ведь тоже умерла».
— Джимми!
«Не сошел же я с ума, чтобы разговаривать с призраком!»
— Джимми! Ради бога! Я же вижу: ты шевелишься, давай, вылезай из-под одеяла, отвечай мне!
«Ну нет, если я пущусь в разговоры с теми, кто мне только мерещится, тогда все пропало».
— А вы не могли бы сделать ему какой-нибудь укол?
Это опять голос Клер.
