А теперь, после сказки, я расскажу правду. Моя коза, Славик, очень умная, говорящая. Она мне с утра говорит: не ме-е-ед-ли! Не ме-е-ешкай! А мне, понимаешь, иногда, как всякому нормальному человеку, до смерти хочется поваляться, полентяйничать. Я и говорю: поешь хлеба, коза, у меня позавчерашний остался, я его в воде размочу. А коза мне в ответ: не надо мне хлеба. Я, когда траву жую, по сторонам смотрю и природой любуюсь. Пошли, пошли, нечего бока отлеживать! Ишь развалился, ме-е-е-ланхолик. А на лугу она мне подсказывает: не обращай внимания на ме-е-е-ло-чи! Лучше ме-е-еньше, да лучше! Что за ме-е-шанина! Знай ме-е-еру!..
Разговаривая так, художник и Славик подошли к речке и сели на песок.
— Дядя Витя, а вы когда домой поедете?
— Не скоро. — Художник стал бросать в воду камешки. — У меня впереди осень. — Набрал целую горсть, стал бросать один за другим: плюм! Пляк! Плик! — Я ее жду, как праздника, на который и я буду приглашен. Все наденут яркие платья — желтые, красные, багряные… Грянет музыка, все закружится, завертится…
— А я буду в классе сидеть и в окно смотреть, — грустно промолвил Славик.
— Зато каникулы у тебя получились что надо.
— Я и сам не верю, что со мной это было.
Славик тоже стал искать камешки и один за другим бросать в воду: плюм! Пляк! Плик! Вода уносила круги.
— А в будущем году вы сюда приедете?
— А как же! Я теперь наполовину деревенский житель, наполовину городской. Полгода в деревне, полгода в городе.
— Тогда я тоже приеду…
Провожали отъезжающих бабушка и Кубик. Нинка с Евдокимовной еще не вернулись.
Подкативший автобус затормозил, окутался пылью по самую крышу.
Кубик пожал всем руки, Славикову задержал.
— А можно, дядя Витя, я вам напишу? — спросил Славик. — Вы мне ответите?
— Разумеется! С удовольствием и радостью. — Художник притянул Славика к себе, коснулся колючей бородой лба. — Ну, прощай… Буду скучать без тебя.
— Слав, а, Слав! — вдруг раздался знакомый голос. — А мне форму купили! И портфель!
Он обернулся и увидел Нинку. В одной руке у нее был бумажный сверток, в другой — новенький портфель.
— Поздравляю, — сказал Славик.
— На будущий год приедешь? — спросила Нинка. — Приезжай — опять вместе играть станем. Я уже во второй класс перейду.
— Славик, ну что ты там? — Отец стоял уже в дверях автобуса. — Сию минуту отъезжаем.
— Ладно, — пообещал Нинке Славик, входя в автобус, — приеду.
Вот и стал уплывать бабушкин дом. И бабушка, и Кубик, и Нинка с Евдокимовной…
Деревня кончилась. Вдоль одной стороны дороги тянулись сжатые поля, вдоль другой — сад с рядами ящиков между деревьями.
Автобус был старый, стекла в нем немилосердно дребезжали, тащился он медленно — развалюха да и только.
«А вот интересно, — подумал Славик, — если облучить его мол-старом, станет он новым?..»
Когда у нас появились первые человекоподобные роботы, начались всякие сложности. Роботы, конечно, облегчали жизнь человека, но попробуй-ка к ним привыкнуть!
Смотря, правда, к каким.
К роботу — регулировщику уличного движения привыкли быстро. Им и должен быть робот. Ох как лихо дирижировал он движением автомашин и пешеходов! Казалось, взмахни он своим жезлом — и машины гудками грянут музыку, а прохожие остановятся и запоют хором.
Скажете, что с этим делом справляется и светофор. А старушки, которые не успевают перейти улицу и растерянно топчутся посреди мостовой? А дальтоники, не различающие цветов? А мальчишки? А нетерпеливые водители автомашин? Кстати, если с милиционером, как правило, спорят, надеясь его уговорить, то с роботом спорить бесполезно: логика у него железная, а плаксивые нотки в голосе водителя на него не действуют. И провинившиеся сразу же платят штраф или протягивают талон для дырки. А в следующий раз ведут себя куда осмотрительнее.
Роботы-почтальоны раскатывали по улицам на роликах. Для них на мостовых были отведены узенькие дорожки. Газеты, журналы, посылки, телеграммы — с этим теперь забот не стало. К почтальонам тоже привыкли, удивляясь даже, что когда-то этой работой были заняты люди.
Встречаясь, регулировщики и почтальоны отдавали друг другу честь, прикладывая руку к форменной фуражке.
На всякую однообразную и не очень приятную работу и на ту, где требуется нечеловеческое, скажем так, терпение, ставят теперь роботов. И продавцами стали роботы. Если такому роботу попадался капризный покупатель, он отходил с ним в сторонку и там улаживал дело, а его место тут же занимал другой, запасной, выходивший по звонку первого.
Жалобы на продавцов сразу прекратились. Не устраивал покупателей разве что очень бедный язык роботов: «Да? Что? Как? Сколько? Пожалуйста… Пожалуйста…»
Следующая серия роботов говорила уже иначе: «Да? Вот это? У вас хороший вкус…»; «Сколько? Всего-навсего?»; «Пожалуйста, я рад для вас это сделать!» А предыдущую серию отправили торговать бензином на автозаправочных станциях, где, как известно, все торопятся и особой вежливости не требуется.
Но покупатели хотели, чтобы у роботов были еще и разные лица. Им пошли навстречу. Скульпторы, лепя лица сначала из пластилина, а потом отливая их из мягкой розовой резины, вдоволь пофантазировали. Были среди масок и худощавые, и щекастые, и носатые, и курносые. Были и длинноволосые, и кудрявые, и лысые. Были пожилые, молодые, среднего возраста. Но все до единого были улыбающиеся.
О роботе-поваре рассказ особый. Сделать-то его сделали и научили картошку чистить, морковку нарезать кружочками, яйца разбивать как полагается, суп в кастрюле помешивать, не разливая на плиту, начинили электронный мозг рецептами всяких блюд последнего тысячелетия, но не подумали конструкторы о… бабушках.
Спросите, при чем здесь бабушки?
А вот при чем.
Бабушки, — роботы в первую очередь должны были облегчить их жизнь, — в доверии роботам отказали начисто, в их кулинарные способности не поверили.
— Чтоб какая-то машина борщ лучше человека варила? Да никогда в жизни! — примерно так или точно так сказали бабушки.
А теперь представьте, пожалуйста, что произошло, когда на кухню, куда бабушка ни дочь, ни внучку не пускала, считая ее своей святая святых, вошел робот…
Нет, нет, суставы у него не скрипели, ноги не грохотали, и посуду на пол он не сшибал. Здесь конструкторы все предусмотрели. Роста робот-повар был небольшого, в движениях ловкий, ступал мягко… Но все равно бабушка смотрела на него, как на черта, возникшего прямо из стены. Она чуть не крестилась.
— Где мука? — по-хозяйски спрашивал робот приятным голосом. — Где соль, перец? Где вы держите крупы? Мясорубка в порядке? Нож наточить не надо? Я, пожалуй, начну с того, что почищу кастрюли…
Тут бабушка не выдерживала.
— Ты бы нос свой сперва почистил! — говорила она сердито. Нос робота и правда бросался в глаза — длинный, из какого-то пористого материала; в инструкции было сказано, что он служит прибором для улавливания запахов. — Кастрюли мои ему не нравятся!
Чувством обиды конструкторы робота не снабдили.
— А что, — спрашивал повар, скашивая глаза к носу, — он запылился? Или я его чем-то запачкал? Кажется, нет… Но я, конечно, протру. — И вытирал нос специальной губкой, которую вынимал из маленького кармашка на «животе».
Приготовление обеда робот начинал с перечисления всевозможнейших блюд всех времен и народов:
— Во Франции в это время года едят супы: луковый… Английские первые блюда я бы вам не рекомендовал… Канадцы предпочитают… В Японии в августе любят… Шведские гурманы…
— Отравит он всех — вот чем это кончится! — перебивала робота бабушка. — В Китае, я слышала, ласточкиными гнездами кормят, а в Японии вообще сырое на стол подают! Ты борщ, борщ обыкновенный можешь сварить?
— Борщ обыкновенный? — переспрашивал робот. — Такого в перечне блюд нет. Есть украинский, русский, южный, сибирский, летний, зеленый, без мяса, острый…
— Что я говорила! — бабушка с торжеством оглядывала кухню, где собиралась вся семья. — Не может! А отравить — это он всегда пожалуйста! Рано вы меня из кухни выпроваживаете!
— Но мама! — защищал робота сын. — Ты же сама вот уже три года жалуешься, что сил на кухню у тебя больше нет. Что она тебя замучила. Мы и купили — ради тебя! — робота…
В конце концов робот принимался за работу. Надо ли говорить, что бабушка, стоя у него за спиной, бдительно следила за каждым его движением? Робот все делал быстро, ловко, аккуратно.
— Машина она и есть машина, — ворчала, однако, бабушка. — А ежели в ней какая-то гайка открутится? Откуда мне знать, что он вместо соли в кастрюлю может насыпать? Нет, за ним нужен глаз да глаз…
