Так что Баламут мог спокойно устанавливать свою бомбу. На чердаке, который он снимал в доме на Мокрой улице, он не покладая лап работал при свете свечи. На чердаке другого освещения не было, так что свеча была необходимостью. К тому же Баламут не доверял современным изобретениям, да и для проверки пороха ему то и дело нужно было поджигать небольшие порции смертоносного порошка, чтобы узнать, насколько быстро они срабатывают.
— Да, вот такая смесь подходит лучше всего, — бормотал он себе под нос, смешивая истолченные в порошок минералы в разных пропорциях.
Он поджег шнур длиной в полметра и засек время на карманных часах своего отца.
Но не успел шнур догореть до середины, как послышался громкий стук.
— Вы хотите на завтрак рыбные палочки? — раздался голос хозяйки. — Или поджарить вам яичницу?
Завтрак? Баламут распахнул шторы, и в окно тотчас ударили солнечные лучи. Действительно, уже наступило утро. Он проработал всю ночь и даже не заметил этого. Именно такую работу он и любил: когда ты увлечен настолько, что не обращаешь внимания ни на время суток, ни на еду, ни на что другое. К тому же он достиг неплохих результатов — последняя смесь оказалась весьма удачной. Баламут (то есть ласка, который был Вторником) уже небезосновательно считал себя специалистом в данной области. Он обожал составлять гремучие смеси и смотреть, как они взрываются. Да, это было опасно, но зато так увлекательно. А сами взрывы! Нет, не те, которые он совершает «на пробу», а настоящие! Вот это зрелище! Он даже прикрыл глаза, представив себе большой взрыв.
— Так что вы хотите — палочки или яичницу? Или, может быть, пудинг? Ну давайте выходите, а то у меня нет времени тут стоять. Мне еще нужно постирать и погладить кучу вещей. Да еще и полы вымыть…
— Пожалуй, рыбные палочки, джисс Брюхонг. Да, именно так. Благодарю вас. Надеюсь, они не слишком сильно пахнут…
— Не больше обычного. Рыбные палочки всегда пахнут рыбой, иначе они бы не были рыбными.
— Прекрасно. Просто великолепно. Я буду через минуту.
Он услышал, как хозяйка тяжело спускается по деревянным ступеням — пролет за пролетом — вниз, на кухню и на свою половину дома. О, он не успел засечь точное время! Шнур уже догорел, а ласка так и не заметил, сколько времени это заняло. Ну ничего. Он может повторить свой опыт еще раз и еще — столько раз, сколько потребуется. Баламут откинулся на спинку стула и задумчиво почесал усы. Хотя времени остается мало. Он подумал о том, какая в городе воцарится паника после того, как он взорвет бомбу. Нет, на самом деле он не был кровожадным существом, которому нравятся жертвы и страдания. Более того, он чрезвычайно ценил жизнь. Но чрезвычайное время требует чрезвычайных действий. Он должен убедить всех, что он прав, а они — нет. Баламут не сомневался в своей правоте ни на мгновение. Именно так: он прав, а все остальные нет.
Он оглядел чердак. С потолка свисали шнуры, пронумерованные и с отдельными бирками на каждом, где указывалось, какая смесь и с какими пропорциями использовалась для каждого. Результаты были аккуратно записаны в блокноте. В дальнем углу, под кроватью, стояли пустые бочки из-под пороха, на которых красовалась грозная надпись: «Взрывоопасно! Беречь от огня! Зажигать свечи не ближе чем в двадцати метрах!» Увидев надпись, он вернулся к столу и задул свечу. На подоконнике красовалось несколько блюдец, в которых лежали головки спичек, железные опилки и разные порошки — результаты его первоначальных попыток создать взрывчатое вещество, не уступающее пороху. Его первые материалы. Баламут улыбнулся — в розоватом солнечном свете металлические опилки поблескивали, и это было прекрасное зрелище. Потом ласка нахмурился: в одном блюдце лежал дохлый паук, это было некрасиво и негигиенично.
Топот снизу подсказал ему, что квартирная хозяйка собирается опять подняться к нему, чтобы убедиться, что жилец не заснул снова. Поэтому он выглянул за дверь и крикнул:
— Уже иду, джисс Брюхонг. Одну минуточку!
Он достал связку ключей и крепко запер дверь, ведущую в его лабораторию. Только подергав за ручку и убедившись, что все действительно закрыто и никто не сможет к нему войти, Баламут начал, спускаться. На лестнице он встретил хорошенькую ласку-актрису, которая жила этажом ниже. Она улыбнулась, когда он проходил мимо, и пожелала ему доброго утра.
— Хороший сегодня денек, — сказала она.
— Прекрасный, — согласился Баламут. — Послушай, Вивия, а в вашей новой пьесе нет роли для гипнотизера? Кстати, как эта пьеса называется?
— «Ветер уносит всех». Ее написал совсем молодой драматург, но она очень хорошая. Однако вряд ли там потребуется гипнотизер. Там должен быть пианист. Вы, случайно, не умеете играть на пианино?
Позавтракав, Баламут вышел из дому. Он шел по улицам, на которые изо всех щелей выползали всякие бродяги и бедняки в поисках пропитания. Он терпеть не мог этих нищих — они были такие грязные и противные. Как они ухитрялись выживать, оставалось загадкой. Впрочем, он пообещал про себя, что после того, как он совершит революцию, все будет совершенно иначе. Все они станут работать в банках и получать солидную зарплату.
Наконец он подошел к открытому люку, огороженному небольшим заборчиком — чтобы никто не свалился. Рядом с люком стоял охранник.
— Доброе утро, — поздоровался Баламут. — Уже кто-нибудь пришел?
— Еще нет, вы первый. Вы всегда на работу первый приходите. Наверное, энтузиаст своего дела, да? Думаете, босс вас заметит и вы получите повышение?
— Да, повышение мне бы не помешало, — солгал Баламут. — Тогда бы я получал достаточно, чтобы прокормить своих малышей. У меня их семнадцать, да еще жена. Просто не представляю, как накормить всю эту ораву!
— Да уж, надо же — такое невезение, — согласился охранник, толстый горностай с закрученными вверх усами. — Не позавидуешь тебе, приятель!
Баламут спустился вниз, к нагревающему механизму. Вечером он приходил сюда через другой люк и принес последнюю порцию пороха. Он наполнил несколько трубок серым порошком, и теперь все было готово — в любой момент можно было взрывать систему отопления. Он еще раз проверил, не осталось ли следов пороха или еще чего-нибудь, что могло бы привлечь внимание, и оглядел огромный механизм. Поблизости никого не было. Никто ничего не заметил. Теперь нужно лишь поджечь бумагу и уйти. Главное — правильно рассчитать время. А сегодня — как раз подходящий день.
В этот день в саду мэра ежегодно устраивали праздник.
«Ежегодный праздник в саду! — гласил плакат над входом в сад городского совета. — Вход только по приглашениям!»
Праздник обычно длился три дня. На самом деле это был день рождения Сибил, но мэр пользовался им, чтобы продемонстрировать избранным свою благосклонность. Разумеется, все приглашенные были богачами, и особенно приветствовались те, кто поддерживал его на выборах. Но Сибил любила устраивать подобные приемы, а Вруну, с другой стороны, нравилось ей помогать. Она заставляла его носиться туда-сюда, переставляя стулья и столики, отдавала приказания ласкам-помощникам и запрещала полицейским впускать простых горожан, чтобы те не испортили приготовленных сюрпризов.
— А что у нас в городе с преступностью? — проворчал мэр, наблюдая за Вруном. — Что, все преступления в одночасье прекратились?
— Мэр?
— Должно быть, преступники вымерли, раз у тебя есть время носиться здесь, расставляя стулья под руководством моей сестрицы. Ты не забыл, что у нас был план, касающийся верхолазов? Совет только что принял закон о необходимости квалификационного экзамена, который ласки сдадут, забравшись на Звенящего Роджера? Ты не забыл об этом? Толпы, которые готовы заплатить за такое зрелище и похороны, на которые требуется собрать деньги? Давай, Врун, займись делом! У тебя полно работы!
— Какой работы, мэр?
Мэр жестом приказал убираться ласке-рабочему, который подошел слишком близко и мог подслушать разговор.
— Ты должен собрать толпу на площади, Врун, потому что первый экзамен состоится через час. И я хочу, чтобы твои полицейские прошли по улицам, сгоняя на площадь всех зевак и туристов. А тебе надо перекрыть движение и заставить пассажиров выйти из экипажей, чтобы те тоже полюбовались на это зрелище. Я хочу, чтобы ты занялся организацией всего этого, Врун. Именно за это я тебе и плачу, так ведь?
— Но не вы мне платите, мэр. Мне платят из общественных фондов.
— Общественные фонды… — Толстопуз плюнул на пол и растер лапкой. — Общественные фонды контролирую я!
— Да, мэр. Я все понял.
И Врун предоставил ласкам-слугам самостоятельно устанавливать и накрывать столы, а сам отправился выполнять задание мэра. Он уже собирался выйти, когда в сад вошла Сибил. Прекраснейшая, божественная Сибил! Если уж в мире бывает совершенство, то оно воплотилось именно в ней, в ее изящных движениях, в ее шелковистой шубке, в ее прекрасных глазах.
