В бригаде мы встретили помощника начальника политуправления монгольской армии по ревсомолу полковника Цедендамба. В ходе беседы у меня сложилось о нем впечатление, как о человеке умном и деятельном. Его группа успела провести сборы политработников и семинар секретарей партийных ячеек, укрепила партгруппы боевых подразделений членами партии и ревсомольцами из тыловых подразделений, выделила агитаторов.
Полковник Цедендамба доложил, что основной упор они делают на индивидуальную работу с каждым воином. Серьезное внимание уделяют и политработе в разведподразделениях.
Смотр других частей и соединений убедил меня, что политическое воспитание личного состава монгольских войск проводится в целом правильно и успешно. Несколько слабее решались вопросы боевой подготовки, и особенно отставали от современных задач отдельные стороны материального обеспечения.
Во время посещения монгольских частей я лишний раз убедился, что цирики крепки физически и духовно, необыкновенно выносливы, легко переносят жару и жажду. И что самое отрадное – каждый боец являлся прекрасным спортсменом-конником. Разумная смелость, врожденная ловкость, зоркий глаз, умение ориентироваться в бескрайней степи и пустыне – вот качества, отличавшие монгольских воинов. И это не случайно. Такими их делают жизнь и спорт, которым там занимаются с детства. Однажды, отъехав довольно далеко от населенного пункта, мы увидели ватагу конников, скакавших навстречу. У всех была «прилаженная» степная посадка. Каково же было удивление наших офицеров, когда, осадив коней, перед нами оказались дети десяти – двенадцати лет! [23]
Не удивлялся только я. За время прежней службы в Монголии мне не раз доводилось присутствовать на надомах – конных состязаниях, которые проводятся со время национальных праздников. Наездниками выступают обычно дети – мальчики и девочки.
Надомы отличаются хорошей организацией. В безбрежной степи, устланной зеленым травяным ковром, в тридцати – сорока километрах от Улан-Батора, выстраивается более тысячи всадников. За порядком наблюдают наряды конной милиции.
Наконец, дается старт, и лавина конников срывается с места. Первые километры проходят плотной массой. Но постепенно колонна растягивается: более сильные лошади вырываются вперед и мчатся буйным наметом.
Родственники участников состязания скачут параллельно, за кордоном конной милиции, и подбадривают юных наездников криками, посвистом, гиканьем. Милицейские патрули наблюдают, чтобы родные не подменили кому-либо из соревнующихся лошадь. Вскоре многие болельщики безнадежно отстают, а милиция передает эстафету охраны порядка очередному этапу.
Проиграть в такой скачке очень неприятно. Поэтому за несколько километров до финиша отставшие всадники, как правило, пытаются ускакать в степь. За ними устремляется милиция. Настигнув беглецов и образовав «торжественный» эскорт, милиция сопровождает их перед тысячами зрителей.
– Посмотрите на этих лошадей и всадников! – шутливо выкрикивает глашатай. – Они тащились на кончике коровьего хвоста! Посмотрите в глаза этих грустных лошадей…
Зато победитель в блестящем бронзовом шлеме чемпиона проезжает с почетом. Глашатай в это время восклицает:
– Смотрите на этого батора! Он мчался впереди ветра! Его конь, словно Улан-Кулан{8}, летел на крыльях доблести! Слава всаднику и его родителям!
Чемпион получает пиалу кумыса и богатые призы, а цена его коня резко повышается. Многие добиваются чести купить или выменять его. [24]
Поистине трогательна любовь монгольского народа к горячему степному коню. Она видна во всем. Даже «добро пожаловать» звучит в Монголии как «шествуйте на коне».
Много интересного можно рассказать о состязаниях в борьбе и в стрельбе из лука – этих извечных массовых национальных видах спорта. Обычай таков: как только ребенок становится на ноги, всеми его помыслами овладевает мечта вырасти хорошим наездником, борцом, стрелком из лука – словом, хорошим спортсменом. И не удивительно, что в армию приходят смелые, ловкие, выносливые юноши. Ю. Цеденбал говорил мне, что хороший наездник может проскакать за летний день, сменяя коней, до трехсот километров!
Обращало на себя внимание и еще одно немаловажное обстоятельство. В монгольских войсках высок авторитет младших офицеров и сержантов. Их приказ и личный пример способны увлечь цириков на любой подвиг. Легко понять поэтому, какой высокий боевой дух царил в армии.
В конце июля – начале августа мы провели строевые смотры всех советских соединений и частей. Войска произвели на меня хорошее впечатление. И это было вполне закономерно. Кадровые соединения полного состава, они несколько лет занимались боевой подготовкой в условиях местного театра военных действий.
На смотре в одной из лучших бригад – 27-й отдельной бригады полковника И. С. Дорожинского – присутствовали младшие и средние командиры монгольских частей, включенных в Калганскую группу. Здесь они почерпнули много полезного.
В тот же день начальник политотдела 27-й бригады участник боев против фашистских захватчиков полковник Ф. А. Трембачев провел инструктаж пропагандистов и агитаторов. На нем присутствовали и пропагандисты 7-й монгольской мотобронебригады полковника Нянтайсурэна и 3-го артиллерийского полка майора Турку.
Поздно вечером ко мне зашел начальник политотдела [25] Конно-Механизированной группы полковник М. А. Сергеев.
– Только что от Дорожинского, – доложил он, снимая запыленную фуражку. – Побывал на семинаре пропагандистов. Прошел он очень интересно.
Михаил Александрович рассказал, что после доклада Трембачева об истоках дружбы советского и монгольского народов слово взял один из агитаторов старшина мотострелковой роты (фамилии я, к сожалению, не запомнил). Отец старшины воевал в этих же местах против барона Унгерна, был тяжело ранен и остался на территории, занятой белыми. Монгольские крестьяне нашли его в степи, спрятали, а потом вместе с собранным в селении оружием повезли туда, где Сухэ собирал воинов под знамена революции. В пути аратов{9} перехватил белогвардейский разъезд. В завязавшейся перестрелке двое кочевников погибли, но русского друга все же спасли.
Присутствовали на семинаре и монгольские пропагандисты. Среди них нашлись такие, отцы которых были красными партизанами. И полились рассказы о совместной борьбе русских и монгольских воинов, не раз ходивших в атаки стремя к стремени.
Много интересного поведали участники боев на Халхин-Голе и у озера Хасан. В бригадах Дорожинского и Нянтайсурэна их оказалось немало. Они рассказывали о коварных тактических приемах, применявшихся [26] противником, и рекомендовали ознакомить с ними всех бойцов.
Сергеев предложил обобщить выступления, записанные инструктором политотдела, и размножить их для агитаторов на русском и монгольском языках. Я поддержал эту идею. Очень важно, чтобы и советские солдаты и цирики народной Монголии знали имена тех, кто прославил оружие двух братских армий.
Потом я посетил 4-ю танковую бригаду, которой командовал полковник В. И. Иванушкин. Она оказалась хорошо слаженным хозяйством. Сам комбриг производил впечатление волевого, мыслящего человека. Докладывал не торопясь, уверенно. Чувствовалось, что дело свое знает хорошо. Я сразу же проникся к нему большим уважением{10}.
Бригада, имевшая до того на вооружении устаревшие танки «БТ-7», только что получила «тридцатьчетверки». Понятно, что настроение танкистов было самым боевым.
Из офицеров части мне особенно запомнился стройный, коротко подстриженный светловолосый юноша с ямочкой на подбородке – командир третьего батальона Е. В. Елагин. В памяти его образ сохранился, может быть, оттого, что позже, во время наступления, батальон Елагина двигался в передовом отряде, а мне с оперативной группой частенько приходилось бывать там.
Встретиться с Елагиным довелось и после войны, в 1958 году. Было это осенью на крупных учениях войск. В качестве гостя на них присутствовал Михаил Александрович Шолохов.
Помню, большое впечатление на писателя произвела стремительная атака танковых и механизированных частей, поддержанных штурмовой авиацией. Но когда группа танков, изменив направление, понеслась к Дону, Михаил Александрович насторожился:
– Смотрите, что они задумали? Атакуют Тихий Дон. Он же их поглотит.
– Все будет в порядке, – успокоил я гостя. – Танки форсируют реку по дну. [27]
Машины действительно выскочили на берег и, сбавив скорость, ушли под воду. Шолохов замер и, не отрываясь, смотрел на широкую гладь реки. В его взгляде угадывалось внутреннее напряжение и увлеченность. Так стоял он, пока у противоположного берега не показались башни танков.
– Как у Пушкина, – с облегчением произнес Михаил Александрович, – помните: «И очутятся на бреге, в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря…»
