— Ты воспринимаешь это слишком лично, Филиппа, — сказала Айша.
— Конечно, я воспринимаю это лично. Очевидно, вы забыли, что именно я помогла Нимроду заключить Иблиса в бутылку. Из нашего, по счастью очень краткого, знакомства я сделала вывод, что Иблис — премерзкий джинн, с которого станется объявить нам всем, то есть Нимроду, моему брату Джону и, самое главное, мне, кровную месть. Естественно, меня крайне беспокоит его исчезновение.
— Ты преувеличиваешь, дитя мое, — сказала Айша.
— Во время чемпионата по джиннчёту я должна была играть против самого младшего сына Иблиса, Радьярда. Айша, он не мог даже заставить себя говорить со мной! Обращался ко мне исключительно через судью Баньипа. Поверьте, если бы можно было убить взглядом, я давно была бы мертва. — Филиппа покачала головой. — Впереди большие, очень большие неприятности, помяните мое слово.
— Полагаю, дитя мое, об этом лучше судить не тебе, а мне.
— Ха! Вот именно! — Филиппа рассмеялась. — Судите дальше, посмотрим, куда это нас заведет. Я не хочу обижать вас, Айша, но поручите это дело мне. Результат будет выглядеть более осмысленным. Окружающим хотя бы покажется, что вы знаете, что делаете.
Айша закусила губу. И тут у Филиппы окончательно отказали тормоза: она начала поносить Айшу последними словами — тихонько, себе под нос, но у старухи был по-прежнему превосходный слух. И она рассердилась не на шутку. Подобная… непочтительность — а в словаре Айши просто не было других слов, чтобы описать поведение Филиппы, — была невыносима для Синей джинн, поскольку невоспитанность раздражала ее почти так же сильно, как эмоциональная несдержанность.
— Филиппа, отправляйся-ка к себе в комнату. И оставайся там, пока твои манеры существенно не улучшатся.
Филиппа проворно спрыгнула с дивана.
— Охотно, — сказала она и пошла к двери. А потом оглянулась и нахально добавила: — Может, у меня и плохие манеры, но вы сами меня такой сделали! Во всем виновато ваше дурацкое Древо Логики и ваш уродливый скучный дворец. — Тут она расхохоталась и, не утерпев, оскорбила еще и мисс Угрюмпыль: — Не говоря уже об этой сушеной вобле, вашей компаньонке. Мисс Пылевыбивалка, или как там ее зовут?
— Выйди вон, Филиппа, — ледяным голосом сказала Айша.
— С превеликим удовольствием.
Желая досадить Айше еще больше, Филиппа громко хлопнула дверью и пошла по коридору к себе в комнату, которая нравилась ей теперь все больше и больше.
Поначалу-то она была ей совсем не по вкусу: и слишком просторная, и слишком роскошная. Но теперь она полюбила эту комнату безоговорочно. Все в шелках, в золоте и мраморе. Еще ей нравилось, как работают невидимые слуги: раз — и готово. Тут уж Айше не откажешь в логике и изобретательности: действительно, превосходное решение. Разумеется, положение Синей джинн обязывает ее иметь слуг, а слуги для большинства из тех, кто их имеет, — необходимость, причем достаточно неприятная. Но это в случае, когда ты их видишь. Совсем иное дело, когда твою комнату прямо у тебя на глазах убирают и пылесосят, когда застилают твою кровать и ставят на стол свежесрезанные цветы — и при этом ты не видишь ни одного человека! Филиппа уже не представляла для себя другой жизни. Она сожалела лишь о том, что мисс Угрюмпыль нельзя тоже сделать невидимкой.
Повернув в коридоре за угол, Филиппа столкнулась с оборванным, растрепанным мальчишкой. Сурово и брезгливо рассматривала она его заскорузлые руки с грязными ногтями и заляпанные невесть чем ботинки. Сначала она подумала, что это кто-то из слуг, который стал на мгновение видимым. Может, чистильщик обуви? Одно странно: ни один из слуг не посмел бы с ней заговорить. Уж в этом она была абсолютно уверена. А этот заговорил.
— Привет, — сказал мальчишка и улыбнулся. Правда, получилось у него это как-то неловко, кривовато. Слишком уж холодно смотрела на него Филиппа.
— Ты желаешь видеть Айшу? — спросила она.
— Нет, — раздраженно ответил мальчик. — Конечно нет.
— В таком случае, мальчик, быстро излагай свое пело и пойди вон, потому что ты пачкаешь своими грязными ботинками ковер. Между прочим, очень дорогой.
— Да плевать мне на твой ковер, — возмутился мальчик. — Что с тобой?
— Со мной все в полном порядке, — сказала Филиппа. — Во всяком случае, я не выгляжу так, словно меня вываляли в грязи, а потом тащили через кусты с колючками.
— А меня как раз и тащили через кусты с колючками! — воскликнул Джон. — Тяжелое, в общем, было путешествие. Филиппа, это — я, Джон. Ты меня не узнаешь? Я приехал, чтобы забрать тебя из этого ужасного места. Забрать домой.
Тут Джон попытался взять сестру за руки, но она их отдернула, словно боялась какой-то ужасной заразной болезни.
— К твоему сведению, — сказала она, — помещение, которое ты называешь ужасным местом, — королевский дворец. По этой причине, мальчик, ты и выглядишь здесь совершенно неуместно, потому что у тебя грязные ногти, а в волосах трава. Ты оскверняешь дворец. Слышишь, ты? В таком дворце умерла королева Виктория.
— Неудивительно. В такой дыре можно только сдохнуть. — Джон раздраженно нахмурился. Вот уж на что он вовсе не рассчитывал! Эта жуткая девица как две капли воды похожа на его сестру одета точно как она, даже голос такой же, но почему она так себя ведет? Словно видит его впервые в жизни!
— Прекрати называть меня мальчиком, — сказал он. — Я — твой брат Джон. А ты — маленькая ведьма.
— Брат? — Филиппа засмеялась. — Чего ж ты тогда обзываешься?
— Я должен забрать тебя домой, — настойчиво повторял он, пытаясь не реагировать на ее слова.
— Ты это уже говорил, мальчик. — Филиппа высокомерно засмеялась и оттолкнула Джона с дороги. — Тебе, кстати, не помешает почистить уши после того, как ты извлечешь всю грязь из-под этих звериных когтей. Здесь все-таки дворец. И дворец этот — отныне мой дом. Этот и еще несколько, которыми пока владеет Айша. Оглянись же вокруг! Роскошно, правда? Моя спальня — размером с теннисный корт. Я сплю на шелковых простынях и ем из золотой посуды. С какой стати мне возвращаться в Нью-Йорк, в эту клетку, которую ты называешь домом? — Она снова пихнула его кулаком. — Отвечай, мальчишка, если тебе есть что ответить.
Джон оглядел великолепную лестницу и огромную люстру. Заодно заметил красивую старинную мебель и прекрасные картины. Дома у отца немало хороших картин, но до этих им далеко.
И внезапно Джон так оскорбился, так обиделся… Она презирает его — и поделом! Он никогда не думал так прежде, но в сравнении с этим дворцом их дом и впрямь показался ему совсем крошечным. И сам он, и их дом слишком просты и незатейливы, они больше не достойны Филиппы. Она уже оставила, бросила их. Неужели он опоздал? Неужели она изменилась необратимо? Навсегда?
— Ну, давай, реви, — сказала она. — Ты же вот-вот заплачешь.
— Не заплачу, — сказал Джон.
— Еще как заплачешь, — торжествующе сказала она и ткнула его кулаком в третий раз.
— И не подумаю, — обозлился Джон. — И перестань драться, а то пожалеешь.
Филиппа рассмеялась:
— Да что ты мне сделаешь? — Она толкнула его в четвертый раз. — Жалкий мальчишка.
Джон отвернулся, боясь, что сейчас не выдержит и даст сдачи. Им, как большинству братьев и сестер, подраться уже случалось. Однажды Филиппа даже пнула его ногой в задницу. Но не затем же он проделал весь этот путь, чтобы пнуть ее в ответ? Хотя очень хотелось. И он схватился за стол, стоявший в середине зала, чтобы остановить свою руку, которая уже начала сжиматься в кулак.
— Нет, этой маленькой ведьме все-таки надо вломить как следует! — бормотал он себе под нос. Сколько же бед и тягот он вытерпел, чтобы найти сестру! Не только он. Ради нее Алан и Нил вообще пожертвовали своими жизнями. И где благодарность?
Филиппа отвернулась и ступила одной ногой на ступеньку лестницы. Она все еще потешалась над ним.
— Глупый мальчишка!
Она наговорила ему еще много других гадостей, отчего на душе у Джона стало совсем скверно. Он и тупой, и невежда… Да, не ожидал он, что его освободительная миссия завершится так бесславно. Но Филиппу совершенно не заботили его чувства. Пьянящий аромат цветов Древа Логики и всепроникающие соки его плодов сделали свое дело. Сердце ее напоминало теперь землю, потрескавшуюся за долгую немилосердную засуху.
Ну, ладно же! Мы это сейчас поправим. Джон вытащил цветы из стоявшей на столе большой вазы и бросил их на ковер. Потом поднял тяжеленную, полную воды вазу и, прежде чем Филиппа успела увернуться, догнал ее на лестнице и в гневе вылил всю воду ей на голову.
— Вот! — сказал он. — Вот все, что я о тебе думаю!
Филиппа вскрикнула, поскольку брат вылил на нее почти четыре литра воды. И на мгновение замерла — вспомнив все, осознав все и придя в ужас от того, где она находится и кем стала. Почти стала. И наконец она по-настоящему узнала брата! Но Джон, в пылу своего гнева, этого еще не заметил.
