Когда Зорич смог встать, она уже кружила над морем, вокруг нее вспыхивали огни и белые облачка заградительного огня. Орудия и артустановки «Дагона» били по ней, но выстрелы не достигали цели – хотя промахнуться было нельзя.
– Опять песни! – Зорич сжал кулаки. Гул пламени, который заглушал голос Фреймуса, ошеломил его, и он впервые понял, что это слова, слова камня, обращенные к нему, услышал зов камня, растворенный в крови…
Птица выронила танки в море и, тяжело взмахивая крыльями, вновь двинулась на остров, как грозовая туча.
Андрей встал во весь рост, совсем рядом мелькнула радужная вспышка, арбалетный болт ударил его в грудь и мгновенно сгорел. Косматый волк выскочил из воздуха, бросился к нему, следом рванулся мужчина с обнаженным клинком…
Зорич взмахнул рукой, Ловцов отшвырнуло прочь волной пламени, разбросало по склону холма.
– Сэр, вам надо укрыться!
Зорич сгреб адъютанта – здоровенного детину, выше его на две головы, и легко притянул к себе.
– Пускай газ! – четко сказал он, и адъютант побелел. В глазах миньона не было радужки и белков, только багровое пламя, в котором вращались черные воронки зрачков.
Вокруг с шорохом падали какие-то лохмотья, Зорич с недоумением огляделся – и рассмеялся. Его одежда истлевала, осыпалась темным пеплом.
Он пошел по склону холма вверх, навстречу птице, которая распахнула крылья, готовясь ухватить еще два танка…
– Господин мой Фреймус, это для вас, – сказал Зорич, поднимая руки над головой в замахе, будто с натугой поднимал тяжелый меч. Полоса багрового пламени перечеркнула небо и ударила по птице-горе, птице-туче, царь-птице…
Небо вспыхнуло, небо разорвалось криком боли и страдания, пылающая гора рухнула на землю, прямо на его войска, она билась в агонии, расшвыривая танки и кукол, сминая людей и бронетранспортеры.
Из-за холмов ударили ракеты, пронеслись над полем, ударили в Башню. Тяжелые серебристые облака газа поплыли вниз, опускались на Ловцов, обещая им скорый вечный покой…
Ветер. Ветер подул из распахнутых ворот Башни, будто сотня морских бризов разом, словно кто-то открыл мешок с ветрами бога Эола, и газ нехотя двинулся прочь, наползая на поле битвы, накрывая его белым саваном.
В глазах у Зорича потемнело. Его армия погибала, мгновенно и почти бесшумно, валились на землю куклы, замирали уцелевшие в адской агонии птицы танки, падали на месте наемники. Те, кто успел понять, что происходит, опрометью бежали прочь, карабкались на вершины холмов, где их встречали вспышки радужного пламени.
Газ коснулся умирающей птицы, накрыл ее обожженную плоть, и она вздрогнула, в последней судороге разметала голые черные крылья, накрыла все поле. И умерла.
Зорич не чувствовал ног, он словно плыл над землей, одной лишь силой мысли двигался куда пожелает. А желал он туда… в Башню Дождя. Сквозь поле смерти, где погибла его армия. Он все равно…
– Стоять!
Из пепла и грязи встала фигура. Окровавленные рыжие волосы, опаленные до самых корней, лицо – маска из копоти и сажи. Вокруг нее завивался вихрь воздуха, и газ обтекал ленивыми струйками тело, не касаясь его. В пальцах зажата флейта.
– Убирайся с нашего острова! – потребовала девушка.
Зорич нахмурился. Что она говорит, зачем ему мешает? Слов не разобрать, гудит в ушах, да и не надо. Это мелочь, это тлен. Сжечь.
Он протянул руку и в удивлении остановился. Одежда исчезла, а в теле пульсировал свет, в такт ударам его сердца он наполнял каждую клетку тела, и очертания руки дрожали мелко-мелко, почти неуловимо, словно его телу было тесно в прежних границах, словно оно хотело принять иной, более удобный вид, но память о прошлой форме удерживала его.
Девушка вскинула флейту, но не успела – стрела огня ударила в нее, отбросила прочь. Зорич поморщился, глядя, как пламя уходит в землю, обтекает ее. Она еще жива…
Вторая стрела пронзила воздух и врезалась в огромную каменную глыбу, которую вдруг вышвырнуло из земли. Камень истлел меньше чем за секунду, но огромный зверь с девятью хвостами успел выхватить тело девушки и одним прыжком оказался у Башни. Положил его и вторым прыжком вернулся к Зоричу.
Встал, оскалившись, вздыбил шерсть, разметал белоснежные хвосты. Зверь. Лисица. Размером с двухэтажный дом.
– Уходи, темник!
Зорич медленно, как во сне, поднял руку… Лисица дунула, его подняло как пушинку, завертело в вихре. Андрей завопил, он вдруг почувствовал то, чего давно не чувствовал, – холод, который вытягивал из него жар его жизни.
Белая поляна, залитая лунным светом. Посреди нее – белый дуб, трепещет на ветру, звенит сухими листьями. Далеко, за лесом, встает зарево, оттуда долетают выстрелы, кружат назойливыми мухами вертолеты. Там смерть, там огонь, там гибнут люди. А здесь тихо.
Тень встала на краю поляны, замерла. И вдруг переместилась, неведомым образом оказалась у дуба.
– Вот ты где укрылась! Наконец-то ты будешь нашей, вся, без остатка, Дженни Далфин.
Сотни голосов сталкивались в горле тени, хором говорили, заклинали, плакали, требовали…
Маргарет Дженкинс как зверь бросилась к корням, принялась расшвыривать ветки и дерн, чтобы скорее, скорее добраться до нее, до желанной…
Шорох быстрее ветра достиг ее ушей, она обернулась и прыжком отлетела назад. Скрюченные пальцы не нашли цели, разорвали мерзлую землю.
– Она моя, – Клаус Хампельман встал во весь рост. – Поди прочь.
– Убирайся, испорченная кукла! – завопила Маргарет. – Она наша, только наша, мы хотим ее сладкой крови!
Хампельман втянул воздух, оскалился:
– Я знаю этот запах. Помню ваш вкус. Внутри тебя их немало, так ведь? Я пожру вас всех. Первый ужин…
Он рванулся к ней, и одержимая не стала уклоняться от схватки, прыгнула навстречу. Они сшиблись в воздухе и рухнули на мартовский снег, покатились по поляне, залитой лунным светом. Шляпа Хампельмана слетела, обнажив костистый череп с редкими остатками волос, в какой-то момент он прижал одержимую к земле, рот его распахнулся черной воронкой, и он припал к ее мертвым губам в поцелуе. Маргарет забилась в его руках, заколотилась затылком о землю, раздирая ему лицо когтями, ломая ударами ребра, но Хампельман впился в нее как паук, вытягивая демониев одного за другим, и с каждым проглоченным существом Тартара он становился все сильнее, а одержимая слабела. Сила ее убывала, Клаус пил ее, как воду умирающий в пустыне, и наконец ее руки безвольно опустились.
– Много их было в тебе, – сказал Клаус, выпрямляясь. – Я почти наелся.
Синие губы слабо шевельнулись. Хампельман поглядел на нее и засмеялся:
– Ну конечно, я же забыл тебя. Ах, Марго, тебе, наверное, там скучно одной, в этом мертвом теле. Ты привыкла к компании? Нехорошо бросать девушку одну.
Он нежно провел пальцем по ее губам, склонился, чтобы подарить последний поцелуй, и захрипел, когда обломок жвала, который возник в руке Маргарет, пробил ему шею. Чудовищный спазм скрутил его тело, выгнул дугой, еще и еще больше, пока он не коснулся затылком собственных пяток. Раздался оглушительный хруст, и Клаус Хампельман перестал существовать.
Маргарет перевернулась, царапая землю когтями, поползла к дубу, но вскоре силы окончательно оставили ее. С сипением она вытянула руку и замерла, так и не коснувшись корней дерева.
Дыхание… Оно вернулось к ней в этот последний миг, боль и еще что-то странное в глазах, что-то мешало ей видеть черный провал, в котором светились волосы Дженни…
Кто-то приближался, его шаги, спокойные и уверенные, были все ближе, Маргарет силилась повернуть голову, но тело ее не слушалось, только боль оно дарило ей, океан боли, и еще глаза, что же не так с глазами…
Незнакомец остановился возле нее, Маргарет смутно различила кожаные ботинки – старинные, как из музея. Он опирался на посох – простую палку, исчерченную рунами.
– Все кончается, – сказал человек. – Ты умираешь лучше, чем жила.
– Глаза… – просипела она. – Что с глазами… Я не вижу…
– Просто слезы.
Маргарет Дженкис выдохнула и остановилась навсегда.
* * *
– Вы слышите? – Билл Морриган остановился.
– Вертолет, – сказал Роджер.
– Военный вертолет, – Дьюла тревожно смотрел в небо. – Приближается.
Джей Клеменс согласно кивнул:
– Я раньше не слышал, чтобы они здесь летали. Рядом нет военных баз. Может быть, что-то случилось? Вчера было объявлено военное положение во Франции.
– Именно поэтому ты раздобыл эту огнестрельную железку? – спросил Эдвард.
– Каждый сражается как умеет, – сказал Джей. – Не всем же на лире бряцать.
– К делу, – буркнул Морриган. – Калеб, ты готов?
Калеб Линдон стоял в центре семилучевой звезды, вписанной в круг. Фигура была расчерчена на поле меловым порошком. Можно было обойтись и без нее, но Билл предпочитал следовать правилам. Круг был схемой, которой следовало провести ритуал, шаг за шагом пройти луч за лучом, поэтапно освобождая существо ледяной химеры, разрывая все цепи, связывающие ее с хозяином.
