— Я вижу, наш аристократишка нуждается в дальнейшем образовании, — сказал Хранитель и обвел глазами сгрудившихся вокруг мальчишек. Атмосфера в комнате мгновенно переменилась. Все уставились в пол, никто больше не поднимал руки. Матт, всё еще пребывающий в сонном оцепенении, ничего не заметил.
— Ты! — неожиданно рявкнул Хорхе так, что ребята съежились, и указал на Тон-Тона.
— Э… я? — пискнул Тон-Тон, как будто не поверил своим ушам.
— Ты стащил из комнаты Хранителей голографическую игру! Мы нашли ее под кучей тряпья на кухне.
— Я, гм, я, гм…
— Убираться в комнатах Хранителей — почетная обязанность! — гремел Хорхе. — Ее можно заработать покорностью и хорошим поведением, но ты не оправдал доверия. Что надо сделать с мальчиком, который шарит по комнатам и берет вещи, которых нет у других?
«У Хранителей есть вещи, которых нет у других», — пришел к выводу Матт, но вслух этого, естественно, не сказал.
— Он должен выполнять самую тяжелую работу, — попробовал угадать один из мальчишек.
— Нет! — заорал Хорхе.
— Может быть, он должен… должен извиниться? — дрожащим голосом предположил кто-то другой.
— Разве ты еще ничего не понял?! — взревел Хранитель. — Рабочие пчелы должны думать обо всём улье. Если они собирают нектар для себя и ничего не приносят домой, то, когда наступят холода, улей погибнет от голода. Так рабочие пчелы не делают. Так поступают только трутни. Они крадут у других. Но когда приходит зима, что случается с трутнями?
— Хорошие пчелы убивают их, — подсказал мальчик, на вид не старше Фиделито.
«Это еще что такое?!» — удивился Матт.
— Правильно! Хорошие пчелы жалят плохих трутней до смерти. Но мы не станем заходить так далеко, — сказал Хорхе.
Матт, затаивший дыхание, с облегчением вздохнул. В Опиуме убийства были делом обычным. Кто знает, какие порядки царят здесь…
Но Тон-Тон был совершенно сломлен ужасом. По его непривлекательному лицу текли слезы. Матт почувствовал, что жалеет мальчишку, и сам себе удивился. Тон-Тон был гнусным подхалимом и заслуживал любого наказания.
— Встань в позу, — велел Хорхе.
Тон-Тон вытянул руки и, широко расставив ноги, оперся о стену ладонями.
— Не забывай, если шевельнешься, будет только хуже.
Тон-Тон кивнул.
Хранитель отпер стенной шкаф и принялся выбирать трость. Матт увидел, что внутри хранятся трости самых разных размеров. Хорхе не сразу выбрал подходящую. Тон-Тон тихонько подвывал.
Наконец Хранитель остановился на палке толщиной с большой палец. Хлестнул ею по кровати, проверяя на прочность. В комнате воцарилась мертвая тишина, ее нарушали только всхлипы Тон-Тона.
Хорхе, похлопывая себя тростью по ладони, медленно расхаживал взад-вперед. Казалось, он решает, с какой части тела Тон-Тона лучше начать. У мальчишки тряслись руки и ноги; казалось, он вот-вот рухнет на пол. Матту с трудом верилось в происходящее. Это было так жестоко, так бессмысленно! Тон-Тон уже показал, что готов повиноваться. Он унижался перед Хранителями по первому их требованию. Но может быть, в этом-то и дело. Эль Патрон не раз говорил: если не можешь добраться до своего заклятого врага — для острастки накажи у него на глазах первого, кто попадется под руку.
«Это я, — подумал Матт. — Я — тот самый враг, которого Хорхе хочет запугать!»
Внезапно Хранитель перестал расхаживать и молнией метнулся вперед. Тон-Тон, вконец обезумевший от ужаса, бросился бежать. Хорхе в два прыжка догнал его, повалил на пол и принялся лупить куда попало. Он хлестал и хлестал, пока трость не окрасилась кровью. Фиделито спрятал лицо на груди у Матта.
Наконец Хорхе отступил, тяжело дыша.
— Отнесите его в лазарет, — велел он мальчишкам, жмущимся у двери. Те покорно подхватили Тон-Тона, обмякшего, как тряпичная кукла, и унесли.
Хорхе прислонил трость к кровати и вытер лицо полотенцем. Никто не шелохнулся. Мальчишки затаили дыхание. Через мгновение Хорхе поднял глаза, и на лице его снова появилось всегдашнее выражение доброго учителя. Ярость схлынула с него, как мгновенно исчезала когда-то с лица Тома, и эта перемена была даже страшнее, чем сам гнев.
— Думаю, наш аристократ усвоил урок, — ласково произнес он. — Итак, Матт, продолжим. Ты можешь признаться нам в каких-либо проступках?
— Нет, — сказал Матт, оттолкнув Фиделито от греха подальше. Все ахнули.
— Прошу прощения?
— Я не сделал ничего плохого. — Матт хорошо усвоил урок. Его смысл был таков: даже рабская покорность не помогает избежать наказания.
— Понятно, — вздохнул Хранитель. — Тебе уже ничем не поможешь. Встань в позу.
— Не вижу разницы, — сказал Матт. — Вы избили Тон-Тона, хотя он лежал на полу.
— Послушайся. Тебе же легче будет, — осмелился шепнуть кто-то. Хорхе резко обернулся, но разглядеть говорившего не успел.
Матт скрестил руки на груди. В душе он дрожал от страха, но старался не показывать этого. Он смерил Хранителя холодным презрительным взглядом, каким Эль Патрон обычно смотрел на провинившихся слуг.
— Некоторые мальчики, — произнес Хорхе тихим, вкрадчивым голосом, от которого у Матта по спине побежали мурашки, — некоторые мальчики слишком непослушны, и их приходится учить трудным способом. Их приходится ломать, чинить и снова ломать, пока они не научатся делать как велено. Задание может быть совсем простым, например подмести пол, но они будут выполнять его с охотой, чтобы их не сломали опять. И они будут поступать так всегда, до конца своих дней.
— Другими словами, вы хотите превратить меня в зомби, — сказал Матт.
— Ты что?! — вскричали сразу несколько голосов.
— Как ты смеешь обвинять меня в этом?! — Хорхе потянулся за тростью.
— Я признаюсь за него! Я! — взвизгнул Фиделито, выскакивая на середину комнаты. — Он уронил мыло в душевой и не поднял его. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.
— Фиделито, ты идиот! — простонал Чачо.
— Он правда это сделал. Правда! — кричал малыш.
Хорхе переводил заинтересованный взгляд с Фиделито на Матта.
— А ну, сядь, — прошипел Матт сквозь зубы.
— Стоп! — вскричал Хорхе. — Здесь мы видим пример наихудшего социального нарушения. Аристократишка превратил этого мальчика в лакея. И поэтому наказать следует лакея.
— Вы же его убьете, — вскричал Матт.
— Никто не может быть слишком мал для обучения, — возразил Хорхе. — Даже королей с младенчества пороли, чтобы приучить их не плакать на торжественных мероприятиях. С шестимесячного возраста!
«Он меня сделал», — с тоской подумал Матт. Сколько бы он ни сопротивлялся повелениям Хорхе, малышом он поступиться не мог.
— Хорошо, я признаюсь, — сказал Матт. — Я в самом деле уронил мыло в душевой и не поднял. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.
— А еще? — с любопытством осведомился Хранитель.
— Я пописал в креветочный чан — не спрашивайте в какой — не помню. И не закрыл воду в кухонной раковине.
— Встань в позу.
Матт послушался, ненавидя себя за это, но еще больше ненавидя Хранителя. Пока Хорхе расхаживал вокруг, изматывая ему нервы, мальчик хранил гордое молчание. А когда Хранитель метнулся через комнату и нанес первый удар, то не закричал, хотя едва не потерял сознание от боли.
Он безмолвно вытерпел и второй удар тоже, и третий, и четвертый. После шести ударов Хорхе решил, что на сегодня достаточно, а может, у него просто кончились силы, потраченные на порку Тон-Тона. Матт счел, что ему крупно повезло, но не сомневался, что впереди его ждут еще худшие мучения. Хорхе так легко не сдастся.
Матт кое-как доковылял до своего места и рухнул на койку. Он едва заметил, как ушел Хорхе, но, как только дверь закрылась, мальчишки повскакали со своих коек и сгрудились вокруг Матта.
— Ты молодчина! — кричали они.
— Хорхе — слабак, — презрительно бросил высокий тощий парень по имени Флако.
— Слабак?! — еле слышно проговорил Матт. — Но ведь уступил я.
— Чале! Ничего подобного! — воскликнул Флако. — Сегодня Хорхе перешел все границы. Если об этом услышат в Главном штабе Хранителей, ему конец.
— А кто им расскажет? — возразил Чачо. — Мы тут всё равно что на Луне.
— Скоро я стану взрослым и выйду отсюда, — сказал Флако. — Тогда поеду в Главный штаб и всё расскажу.
— Жду не дождусь, — буркнул Чачо.
— А ты храбрый малый — принял наказание вместо Фиделито, — сказал Флако Матту. — Мы думали, ты гнилой аристократишка, а ты, оказывается, такой же, как мы.
— А я вам что говорил! — просиял Фиделито.
И тут мальчишки принялись спорить, кто из них раньше всех понял, что Матт — не гнилой аристократишка, а муй хенте — классный парень. Матт лежал и чувствовал, что их признание обволакивает его, как теплая волна. От боли кружилась голова, но он был готов стерпеть всё что угодно, потому что его полюбили.
