— Игнашка, — кричит Прокошка, — причаливай к Луне! Крючком ее цепляй! Стой!
Крючком ее цепляй!
Игнашка зацепил крючком за льдину и притянул корзинку к Луне. Шар опустился.
— Ну, Прокошка, вылезай; должно быть это и есть небо — прилетели.
Вышли.
Не окинуть глазом — белый, светящийся снежный простор. Пустыня холодная, без единой черной точки. Ни живой души. Даже возвышенность с розовым отливом верхушки, чуть-чуть виднеющаяся, не оживляет мертвенность, которая окружила попавших на Луну героев. Ребят охватил ужас. Хотелось плакать. Хотелось вернуться домой. Домой!
Они не знали, что на Землю с Луны никогда еще никто не сваливался. Как ни малы были ребяты, а сообразили, что тут и с шариками пропасть можно. Не говоря ни слова друг другу, они поняли грозящую им опасность и обнялись, как бы прощаясь.
— А теперь, — сказал потом Прокошка, — давай переночуем как-нибудь!
С большим трудом разостлали ребята парусину шара, поставили корзину, накрыли ее со всех сторон парусиной и, забравшись внутрь, крепко уснули. Спасибо шарикам: они имели свойство не только делать детей невидимыми, но еще и согревали их, а то бы они сразу замерзли. Это ребята заметили сразу, как только ступили на Луну, поэтому, легши спать, шарики они держали в руках.
Когда они проснулись, то никак не могли определить, что это было на Луне — день или утро: какое-то солнце, совсем не похожее на то, что они видели с Земли, светило на Луну, но не грело.
— Идем, — предложил Прокошка.
Бросив разбитый шар и корзинку, ребята двинулись по направлению к розовой горе. Хоть бы пылинка какая где, хоть бы птица или зверь лютый — ничего. Бело внизу, сине над головой и сбоку в сини какое-то маленькое красное солнце. Показались горы с розовым отливом, высокие сверкающие, на темной сини. Ребятам пришло в голову забраться на эти горы: посмотреть хотелось оттуда, нет ли чего получше поблизости. Долго шли. Еще дольше взбирались на горы. Наконец, забрались на самую верхушку. Глянули оттуда, а по другую сторону горы — не окинуть глазом, как зеркало чистое, вместо снега, блестела водная пустыня. Гора тут была крутая: не сойти к реке.
— Идем за корзиной, съедем, — предложил Игнашка.
Ребята вернулись на старое место, переночевали там, а утром, захватив корзинку, снова пустились на гору. Сели они в корзинку; когда на гору пришли, сползли с ней, но не в воду, — пустыня-то оказалась не водная, — а на какой-то лед, не то стекло. Ступили ребята на эту скользкую штуку, и чувствуют как будто тепло от стекла.
сели они в корзинку и сползли с ней
— Не спроста, Прокошк, на Луне пустыня стеклянная; тут чем-то живым пахнёт.
— Да стекло ли это?
— И не лед.
— А не все ли равно; идем вперед, а там видно будет!
Ребята положили шарики в карман и, ставши видимыми, двинулись стеклянной пустыней прямо, куда глаза смотрели. За спиной осталась снежная розовая гора, а вокруг, не обнять глазом, простор.
И вдруг — не понять, было: не то синь выси на Луну упала, не то синь выси в зеркало Луны засмотрелась; глядят ребята: под ногами небо Луны, под ногами звезды и словно из подвала наружу в окно большое свет льется. Сначала ребята подумали, что они опять на Земле и на ней снизу Луна светит. Глянули вверх — черно там, а под ногами светят звезды.
— Прокошка, по-моему, под нами что-то есть.
— Я сам так думаю — не живет ли там кто.
— Стучи вниз.
Ребята затопали в стекло ногами, но так как они были босы, из этого ничего не вышло.
— Э-э, стой! — нашелся Игнашка. — Давай-ка, брат, стукнем нашими шариками.
Но кто ж мог это предвидеть? Застучали ребята и сами были не рады. Стекло пустыни треснуло и с такой силой, что все вокруг загрохотало, зашумело, зазвенело, как будто стали ломаться ледяные горы. Свет под ногами моментально погас, кругом стало темно и жутко; из пасти пропасти вырвался огонь, и пропасть зашипела.
— Игнашка, что мы наделали!
Ребята стоили на краю трещины и не знали, что им делать. Продолжать путь дальше им было уже нельзя. Они сели и, держа в руках шарики, стали ждать утра.
Только зарозовела снежная гора и заблестела стеклянная пустыня от лучей маленького солнца, — ребята проснулись, разбуженные небывалым и неслыханным доселе шумом. По пустыне прямо на них летела черная громадная гора, усыпанная белыми пятнами. Она была еще очень далеко, и трудно было понять: не то от быстрого движения, не то еще отчего, вокруг этой горы были тучи белых комьев. И не успели ребята глазом моргнуть, как над пропастью, по всей ее линии, остановились тысячи крылатых машин на полозьях, с горами черного стекла, на котором, как птицы на скале, сидели маленькие люди, одетые в белые, точно резиновые, костюмы, с масками на лице.
Потому что одежда плотно облегала тело, люди казались голыми белыми мальчиками. У плеч людей и на ногах были какие-то шумящие трещотки с распускающимися крыльями. Как только машины остановились у пропасти, все белые люди, из которых одни летели, а другие были на машинах, кинулись осматривать трещину. Потом они, как мотыльки, быстро слетелись в одно место, и один из них, держа в руках какой-то аппарат, начал им передавать приказания. Аппарат говорил, как человек, но на таком непонятном языке, что Игнашка с Прокошкой ничего не могли понять. Но то, что говорилось, было, должно быть, тревожно: выслушав говорившего, маленькие люди быстро разлетелись по всей пустыне и видимо что-то стали искать. Часть из них полетела по направлению к горе. У самого подножья горы спокойно стояла белая корзина, на которой спустились Игнашка с Прокошкой. Как долетели люди до горы, как увидали корзинку, приняли ее за невиданного зверя, испугались, да, очертя голову, кто как и куда — от ней. Их испуг быстро Заметили другие. Со всех сторон бросились им на помощь. Все взлетели на высоту — и к горе. Кружатся над корзиной, кричат что-то, а спуститься боятся.
Игнашке с Прокошкой и чудно и смешно.
— Вот чудаки: летать умеют, а корзинки боятся.
…как голубь, из артели, раз на корзину
Наконец один из них осмелился и колом, как голубь, из артели — раз на корзину. Ничего — стоит корзина, не кусается. Тут все спустились. Обступили корзину — дивятся. Лопочут что-то по-своему. Осторожно так взяли корзину, притащили к своим машинам.
Успокоились. Взялись за дело, по которому приехали. Машины быстро были приведены в движение; они распластали свои полозья, встали над трещиной, и стеклянная масса, что была на них, стала вливаться в трещину и заделывала ее. Сами маленькие люди почти ничего не делали: они только управляли машинами, а те, проезжая над трещиной, заделывали ее так чисто, что не оставалось никакого следа. Когда вся работа была кончена, они снова слетелись в кучу, и начальник их что-то им сказал аппаратом. В этот момент Игнашка с Прокошкой уловили и поняли одно слово: луналиты.
Да, это были жители луны — луналиты. После собрания они быстро разместились на своих машинах, положили на одну из них корзину, и едва Игнашка с Прокошкой успели сесть в нее, как машины сорвались с места и понеслись пустыней, аж у наших ребят в ушах зазвенело. Спасибо шарикам красным, а то бы лицо и тело Игнашки с Прокошкой морозом сожгло. Мчатся. Черно вверху. За спиной свисла гора, впереди — темнеющая стеклянная пустыня. Около машин также быстро летели одиночки. Вдруг все они, как пчелы, осыпали машины, машины на ходу выпустили снизу какие-то щиты, щиты со всех сторон закрыли машины, и все очутились словно в какой коробке. Никому ничего не было уже видно.
— Люнолизю! — раздался резкий крик одного из руководителей. Маленькие люди ухватились руками, кто за что мог. Сильный толчок, словно машины влетели в запертые ворота; потом гробовая тишина, покачивание, машины откинули с боков свои щиты, и Прокошка с Игнашкой увидели, что они летят над какой-то землей. Одиночки-луналиты спорхнули с машин и, как белые птицы, полетели рядом. Летели над чем-то высоко; внизу, как разлитое молоко, белый свет; спускались ниже — ни очертаний города, ни зданий. Свет стал раскалываться на маленькие солнца, в пролетах черные пятна, ленты прозрачной воды, в роде в речках. Солнца ярче, темные пятна четче, теплее воздух. Уже ясно видно, что над лесами летят, над озерами, но нигде никакого жилья. Скользят машины почти по земле, ныряют, как вальдшнепы, в аллеях леса.
Сел и около большого озера, окруженного деревьями. Луналиты сняли с лиц маски и стали раздеваться.
О-о, какие это были красивые люди! Маленького роста, как пятилетние мальчики, они, видимо, были энергичные и сильные. Их тела, голые, белые до прозрачности, отличались гибкостью, и в то же время были упруги, как резина. Чистые лица, без растительности, говорили за то, что все они мужчины. Теперь слышен был их говор, певучий такой, нисколько не похожий на говор людей Земли.
