В зеленовато-желтом свете торшера комната казалась поляной в озаренном полной луной сказочном лесу. Главные действующие лица расположились на сдвинутых вплотную друг к другу полукруглых диванах. У терявшихся в полумраке стен между тяжелых антикварных шкафов недвижимыми соснами застыли телохранители. Таить от них слова и мысли главы Общества смысла не видели. Такие через стену увидят и услышат, за километр почуют. Для того выращены и натренированы, своим создателям преданы безоговорочно.
– Теперь у нас все преимущества. – Казалось, Витель успокаивал сам себя. – Подумаешь, не в декабре, а сейчас начали. Больший эффект будет, правда, Илья?
Бледный юноша сосредоточенно кивал, думая о своем, накручивая на палец длинную серебряную цепочку. Вчера он приказал изготовить медальон, подчеркивающий его высокий статус. На нем из неспокойных волн поднималась скала с флагом, за скалой сияло солнце.
Нужно, конечно, заняться идеологией, символикой, продумать, каких еще людей вовлечь. Но это позже. В данный момент перед ними стоят более насущные задачи.
Илья разглядывал полученную час назад серебряную пластину с чеканкой и пытался свыкнуться с мыслью, что звание Магистра месяц назад нежданно-негаданно досталось ему, пусть знаменитому, но все же… На месте Орэфа он никогда бы не сложил с себя полномочия.
– В Барск выехал некто Левашов, – продолжал Витель, – снимать фильм о нас, мигрантах-пилигримах.
– Пусть снимает. – Орэф пригубил остывший кофе. – Он тип тщеславный, но безобидный. Во всяком случае, был когда-то таким.
– Ты и с ним знаком? – поразился Илья, оставляя в покое побрякушку.
– У меня обширные связи. – Скромный консультант Магистра не спешил исповедоваться. – Чем их считать, лучше совместно с Мариной обмозгуй собственное выступление по телевидению. Через неделю-другую команда Левашова сверстает кино о пилигримах, тогда и поговоришь с народом по душам. Витель, сосредоточься на химерах и разведке, я укажу, с кем еще должна побеседовать твоя дочь после Шамина.
– Мы примем твои советы к сведению, – впервые за вечер подала голос Марина. – Не слишком ли много командуешь? За что отвечаешь ты сам?
– Я выберу подходящие аномалии, если что – создам свои. – Его явно забавляла неприязнь женщины. Та до сих пор считает, что муж мог бы куда лучше управлять Обществом, чем именитый мальчишка. Что ж, ее право.
– Твоей обязанностью было привлечь новые инвестиции, уговорить тех, кто сможет вложиться в дело по максимуму! – настаивала женщина. – И еще я думаю, мы слишком осторожничаем.
Она проигнорировала, когда муж предостерегающе коснулся ее руки.
– Будут инвестиции, – спокойно отвечал ей Орэф. – Новость о спасении Ланса Шамина разлетается со сверхзвуковой скоростью. Перетащить искру души из клона в клон больше никто не смог. А насчет осторожности у меня куда больший опыт, чем у всех вас, вместе взятых. Я знаю, как надо действовать.
Марина усмехнулась и откинулась на спинку дивана. «Однажды ты оступишься, – мстительно подумала она, отворачиваясь от своего врага и благодетеля в одном лице. – Ты оступишься, ошибется твой любимчик Илья, а я буду готова».
Она хорошо помнила, как изменилась ее жизнь четыре года назад, когда во время командировки Вителя в их гостиничный номер в Геленджике вошел тот, кого они искали и почти выследили – нарушитель энергетического спокойствия по всему побережью.
Едва незнакомец назвал свое имя – Орэф, стала ясна причина смятения мужа. Витель ничего не скрывал от жены, и Марина уже тогда возненавидела незваного гостя.
Вопреки страхам, гость не стал требовать возврата старых долгов, но поманил несбыточной мечтой, растревожил спавшие амбиции, обрисовал перспективы, вмешался в карьеру Вителя, случайно (а случайно ли?) вызвал Илью. Много чего наобещал – страшного и манящего. Теперь отступать поздно. И Марине это нравилось. Она не глупый страус, голову прятать не станет. Пусть воюют, пусть побеждают. А уж они с Вителем сумеют воспользоваться их лаврами.
Орэф точно уловил ее замысел и чуть заметно улыбнулся.
Ника принесла с собой ясную погоду – с ее приездом дожди пошли на убыль, а потом и вовсе иссякли. Вымытый город заблестел, распрямился, просушивая стеклянные бока небоскребов, крыши жилых многоэтажек и густую зелень скверов и липовых аллей.
Наставница с Дорой забрали Машку на следующий день. Поначалу та с интересом выспрашивала про путешествие Дорофеи в родной мир, про Дельту и ее гибель. Местная Иванова охала и даже слегка завидовала приключениям своего клона.
– Обалдеть! А ты реально с ним целовалась? С Бетой? – обмирала она, требуя подробностей. – Не жалеешь о его гибели?
Вот любопытная заноза!
– Нисколько, – прислушавшись к себе, призналась Дорофея. Забавно, самой мигрантке почти не вспоминался самый могущественный пилигрим из Дельтиной компании. – Мне жаль того, в кого он вселился, чью жизнь украл. И жизни тех троих, похищенных его дружками.
Потом Машка загрустила, принялась ныть, что ее никуда не отпускают гулять, не покупают обновки, запрещают заводить друзей. На нытье никто внимания не обращал.
Днем Ника обычно отсутствовала, либо таскала девушек с собой на скучные собрания, беседовала через браслет с таинственным Ильей Петровичем, как выяснилось, генералом, ездила на съемки с Левашовым. И все время повторяла: «Девчонки, не знаете, что в мире творится, и не надо, крепче спать будете. Завтра приедут наши ученые, они разберутся».
Но ученые не торопились. В Никином центре клонирования шептались, будто Роберта вызвал к себе для доклада сам Президент и что гений получил невиданные полномочия, финансирование, лично набрал команду для борьбы с загадочными аномалиями. Много о чем шептались, но шепотки не складывались в единую картину. Слово «аномалия» звучало все чаще, и неожиданно для себя Дора связала его с Павлом Левашовым.
В общей напряженной атмосфере Дорофею охватила жажда действий. Она выпросила у Ники ноутбук и все вечера и ночи напролет проводила за изучением современных операционных систем, языков программирования. Заодно пока запретила себе думать о Лансе, визите на родину, о Бете, Наде, родителях, знакомых хакерах. Даже о Дельте. Пусть воспоминания улягутся, утихнут, тогда можно будет сесть и старательно обдумать, что же с ней произошло.
К тому же Дора сделала два неприятных для себя открытия. Во-первых, она тосковала по дому. Отправляясь в неизвестность в прошлый раз, она твердо знала – это на три года. А сейчас мигрировала навсегда.
Во-вторых, у нее обнаружилась реальная ломка без макросети. Навязчивая идея проверить сообщения, заглянуть на боевой хакерский остров, сыграть в игру преследовала ее, стоило остаться наедине с собой.
Чтобы отвлечься, она принялась изучать технологии новой родины. Знакомое занятие на время гасило чувство тревоги. Если бы еще печатный текст не раздражал! Как люди умудряются прочесть целые библиотеки, не задумываясь, что их можно просто скачать на чип и в фоновом режиме залить в мозг?
Поговорить бы с кем-нибудь понимающим. Машке такое скучно. Ника отмалчивается. Ланс лечится, ему к компьютеру доступа нет.
А еще Дорофее постоянно снились сны. Задремав на рассвете прямо за столом, она пробудилась встревоженной и долго не могла понять, где находится. Ей привиделся двухэтажный дом с высоким крыльцом. Крики мальчишек-газетчиков – такие звонкие, что долетали из соседнего квартала. Хлопанье дверьми в доме напротив, где жила многодетная семья учителя гимназии Мстислава Тульского. Привиделась мать Антонина, которая в гостиной беседовала с тетей Полей, а маленькая Василина музицировала на фортепиано. Пахло корицей. Муж тети Поли владел булочной, потому в доме Даши всегда был свежий хлеб и ароматная выпечка.
– Дашенька, иди к нам, хватит читать книжки, – звала ее мать.
Ее? Что за дурость?!
Дорофея резко отодвинула стул от стола и встала. Голова закружилась, но обрывки сна съежились и позорно спрятались во мрак отступающей ночи.
Нет, нет! Брысь! Изыди! Она потерла уши и затылок, пошла умылась. Зачем ей пропахшие нафталином древности?
Но память Дарьи Фелисии упорно не желала исчезать, возвращаясь к Доре причудливыми осколками старого калейдоскопа. Вчера, например, ей привиделся семейный ужин, прогулка в экипаже по сияющей первым снегом набережной. Позавчера – скомканный листочек с неумелыми стихами, который второпях передал на выходе из церкви веснушчатый сын доктора.
«Нет ее во мне! Ни голоса, ни мыслей! Нет, ее Роберт убил!» – твердила Дорофея, пытаясь унять каждый раз накатывающий ужас. Даже Ника раз за разом подтверждала – Дельта умерла. «Может, в сознании, как в излеченной от вируса программе, остались фрагменты вредоносного кода, сейчас безобидные», – маялась девушка. И все же она была уверена: в снах, в пробивающихся воспоминаниях скрыто нечто важное для нее и для остальных тоже.
