Морфин стоял с оторопелым видом и слегка покачивался, цепляясь за стол для поддержки.
– Он вернулся, ясно? – глупо прибавил он.
Вольдеморт не сводил глаз с Морфина, словно оценивая про себя его возможности. Сейчас он придвинулся ближе и уточнил:
– Реддль вернулся?
– Ага, бросил ее, и поделом, будет знать, как выходить замуж за мразь! – Морфин опять плюнул на пол. – Да еще и обокрала нас до побега! Где медальон, а, где медальон Слизерина?
Вольдеморт молчал. Морфин быстро довел себя до исступления; он размахивал ножом и кричал:
– Обесчестила нас, маленькая шлюшка! А ты кто такой? Приперся тут и расспрашивает! Все забыто, ясно? Давно забыто…
Он пошатнулся и случайно отвел глаза. Вольдеморт метнулся вперед. В тот же миг на дом упала очень странная тьма; она загасила лампу Вольдеморта и свечу Морфина, растворила все вокруг…
Пальцы Думбльдора плотно сомкнулись на руке Гарри; они воспарили и быстро вернулись в настоящее. После кромешной темноты мягкий золотой свет в кабинете Думбльдора буквально ослепил Гарри.
– Это все? – сразу спросил он. – Что случилось, почему так потемнело?
– Потому что дальше Морфин ничего не помнил, – ответил Думбльдор, жестом приглашая Гарри сесть. – Утром он очнулся на полу, один. Кольцо Марволо исчезло.
– Тем временем, по главной улице деревни Малый Висельтон бежала служанка. Она кричала, что в гостиной большого дома лежат три тела: Том Реддль-старший, его мать и отец.
– Власти муглов были в полном недоумении. Насколько я знаю, им до сих пор неизвестно, как умерли Реддли: Авада Кедавра не оставляет видимых повреждений… за единственным исключением, которое я сейчас вижу перед собой, – Думбльдор кивнул на шрам Гарри. – Зато в министерстве магии сразу поняли, что это колдовское убийство. Кроме того, они знали, что по другую сторону долины живет муглоненавистник, отсидевший в тюрьме за нападение на одного из погибших.
– Министерство нанесло визит Морфину. Его не пришлось допрашивать, не понадобились ни признавалиум, ни легалименция. Он признался в преступлении сразу и сообщил такие подробности, которые мог знать только убийца. Он заявил, что гордится своим поступком, что много лет ждал подходящего случая. Потом безропотно отдал палочку – как сразу выяснилось, орудие убийства – и без борьбы отправился в Азкабан. Его беспокоило только то, что исчезло кольцо отца. «Я его потерял, он убьет меня», – твердил Морфин конвоирам. – «Я потерял его кольцо, он меня убьет». Очевидно, это были его последние слова в жизни. Остаток дней он провел в Азкабане, оплакивая потерю наследства Марволо, и похоронен около тюрьмы рядом с другими несчастными, кто угас в ее стенах.
– Значит, Вольдеморт украл палочку Морфина и воспользовался ею? – спросил Гарри и сел чуть прямее.
– Именно, – подтвердил Думбльдор. – У нас нет воспоминаний, которые бы это доказывали, но, думаю, можно с уверенностью утверждать, что так и было. Вольдеморт наложил заморочное заклятие на своего дядю, забрал его палочку и пошел через долину к «большому дому». Там он убил мугла, бросившего его ведьму-мать, а заодно своих бабушку и дедушку, истребив тем самым ненадежный род Реддлей и отомстив отцу, который никогда его не хотел. Затем он вернулся в лачугу Монстеров, с помощью хитроумного волшебства поместил в сознание дяди ложные воспоминания, положил палочку рядом с его бесчувственным телом, забрал перстень и скрылся.
– А Морфин так и не понял, что он никого не убивал?
– Нет, – покачал головой Думбльдор. – Как я сказал, он дал полное признание и очень собой гордился.
– Но одновременно у него было и это, настоящее, воспоминание!
– Да, но чтобы его выудить, понадобилась довольно сложная легалименция, – сказал Думбльдор. – А зачем кому-то проникать глубоко в сознание Морфина, если он признался в преступлении? Но мне удалось добиться свидания с Морфином в последние недели его жизни; к тому времени я уже начал собирать сведения о прошлом Вольдеморта. Я насилу извлек настоящее воспоминание и, увидев, что оно содержит, попытался вызволить Морфина из Азкабана. Увы, он умер раньше, чем министерство успело принять решение.
– Но почему министерство не догадалось, что это дело рук Вольдеморта? – гневно воскликнул Гарри. – Он же был несовершеннолетним! Я считал, они умеют обнаруживать такие случаи!
– Ты абсолютно прав, умеют, но только колдовство, а не исполнителя: ты же помнишь, как тебя обвиняли в наложении Невесного заклятия, в котором на самом деле был виноват…
– Добби, – проворчал Гарри; несправедливость обвинения до сих пор жгла душу. – Значит, если ты несовершеннолетний и колдуешь в доме взрослого колдуна или ведьмы, министерство ничего не узнает?
– Там безусловно не смогут сказать, чьих это рук дело, – Думбльдор чуть улыбнулся при виде негодования Гарри. – Они полагаются на родителей, считая, что у себя дома те отвечают за послушание отпрысков.
– Чушь, – отрезал Гарри. – Смотрите, что было здесь, с Морфином!
– Согласен, – кивнул Думбльдор. – Каким бы ни был Морфин, он не заслужил смерти в тюрьме, да и обвинения в убийстве, которого не совершал. Однако становится поздно, а я хочу показать тебе второе воспоминание…
Думбльдор извлек из внутреннего кармана еще один хрустальный фиал, и Гарри притих, вспомнив о том, что это воспоминание – самое важное. Содержимое флакончика словно загустело и не хотело переливаться в дубльдум; неужто воспоминания тоже портятся?
– Это займет недолго, – сказал Думбльдор, опорожнив наконец фиал. – Не успеешь опомниться, мы уже вернемся. Ну-с, полезли обратно…
Гарри пролетел сквозь серебристую мглу и на этот раз очутился перед хорошо знакомым человеком – молодым Горацием Дивангардом. Гарри настолько привык к его лысине, что прямо оторопел, увидев вместо нее густые и блестящие желтоватые волосы, напоминавшие соломенную крышу; впрочем, на макушке уже светилась проплешинка величиной с галлеон. Усы, не такие густые, как сейчас, отливали рыжиной. Этот Дивангард был гораздо менее круглым, чем нынешний, но золотым пуговицам богато расшитого жилета уже приходилось выдерживать определенный напор. Он сидел, удобно раскинувшись в мягком кресле с широкими подлокотниками, положив маленькие ноги на бархатный пуфик, и держал в одной руке маленький бокал вина, а другой рылся в коробке с ананасными цукатами.
Гарри повернул голову – рядом как раз приземлился Думбльдор – и понял, что они находятся в кабинете Дивангарда. Вокруг на более жестких или низких сиденьях расположились с полдюжины мальчиков подросткового возраста. Гарри сразу узнал Реддля; он был самый красивый и спокойный. Его правая рука покоилась на ручке кресла; Гарри, вздрогнув, увидел у него на пальце золотое кольцо с черным камнем: Реддль уже убил своего отца.
– Сэр, а правда, что профессор Потешанс уходит на пенсию? – спросил Реддль.
– Том, Том, и знал бы, не сказал, – Дивангард укоризненно погрозил Реддлю белым от сахара пальцем, но слегка подпортил впечатление, подмигнув. – Интересно, откуда ты берешь информацию, дорогой мальчик; зачастую тебе известно больше, чем учителям.
Реддль улыбнулся; остальные засмеялись и восхищенно посмотрели на него.
– С твоей поразительной способностью знать то, что не следует, и умением угодить нужным людям – кстати, спасибо за ананасы, ты совершенно прав, это мои любимые…
Кое-кто из мальчиков захихикал, но тут случилось непредвиденное: комнату неожиданно заволокло белым густым туманом, и Гарри перестал видеть что-либо, кроме лица Думбльдора. Затем из тумана донесся неестественно громкий голос Дивангарда:
– … помяни мое слово, юноша, ты пойдешь по плохой дорожке!
Туман рассеялся столь же внезапно, как и появился, но никто и словом о нем не обмолвился; все сидели с таким видом, словно ничего особенного не случилось. Гарри изумленно огляделся по сторонам. Маленькие золотые часы на письменном столе пробили одиннадцать.
– Святое небо, уже так поздно? – воскликнул Дивангард. – Пора, ребята, иначе нам всем влетит. Лестранг, завтра утром я жду сочинение – или ты получишь взыскание. То же касается Эйвери.
Мальчики потянулись к выходу. Дивангард грузно поднялся с кресла и отнес пустой бокал на письменный стол. Реддль медлил – нарочно, чтобы остаться наедине с преподавателем. Дивангард обернулся, увидел его и сказал:
– Будь осторожен, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя поймали вне спальни в такое время, ты ведь у нас староста…
– Сэр, я хотел вас кое о чем спросить.
– Тогда спрашивай скорей, мой мальчик, спрашивай…
– Сэр, мне интересно, знаете ли вы что-нибудь об… окаянтах?
Это случилось снова: плотный туман наполнил комнату, скрыв и Диванграда, и Реддля; только Думбльдор безмятежно улыбался рядом с Гарри. Затем, совсем как в прошлый раз, гулко зазвучал голос Дивангарда:
