Мила про себя думала, что Алюмине следует опасаться не ее, а Ромки, но вслух, конечно же, эту мысль не высказывала. Алюмина даже Полиглота перестала терроризировать, вероятно, полагая, что и здесь лучше на всякий случай не нарываться на неприятности. К сожалению, всю свою злость Алюмина вымещала теперь на Пипе Суринамской. Но по этому поводу переживала только Белка.
Часть III
ЭЛЬФИЙСКОЕ СОКРОВИЩЕ
Прошел месяц. Декабрь пока ни разу не порадовал снегом. Но, несмотря на это, все вокруг только и говорили о том, что скоро Новый год. Меченосцам раздали меховые зимние плащи с теплыми, отороченными мехом капюшонами. На перчатках были вышиты львы в теплых красных мантиях: они кутали морды в воротники, а мечи держали уже не в лапах, а в пасти, потому что лапы прятались под мантией.
Было такое ощущение, что волшебники забыли обо всем на свете, кроме приближающегося праздника.
— Куда вы едете на Новый год?
— На перевал, будем кататься на лыжах…
— А мы собираемся встречать Новый год в Мраморных пещерах…
— А я надену на себя костюм официанта и буду помогать матери обслуживать посетителей ресторана, — сказал Ромка, скривив такую недовольную мину, словно говорил по меньшей мере о ссылке на Северный полюс.
— И почему ты станешь это делать? — поинтересовалась Мила.
— Потому что мои родители владельцы небольшого ресторана на трассе, — ответил Ромка. — Папа шеф-повар, а мать администратор. Она мечтает, что, когда я закончу учебу, стану вместо нее всем заниматься. А я, честно говоря, терпеть не могу все это. А уж на Новый год разносить подносы… — Ромка обреченно вздохнул. — Но на праздник людей будет очень много, а официантов не хватает, поэтому…
Теперь Мила наконец поняла, почему Ромка так хорошо разбирается в разных блюдах. При папе-поваре это и неудивительно.
— А мы будем встречать Новый год дома, — с сияющей улыбкой поделилась Белка, — все вместе. И Рождество тоже. Мама пишет, что она уже и елку вырастила. Что?! — спросила Белка в ответ на изумленные взгляды друзей и поспешила пояснить: — Это Фреди пару лет назад заколдовал кадку с землей, из которой на каждый Новый год вырастает живая елка. Она прямо с игрушками растет и с мишурой и пахнет хвоей, как настоящая. А после праздников урастает обратно в землю.
Белка покраснела и смутилась.
— Денег на все не хватает, вот и приходится что-то выдумывать, чтобы экономить.
Мила понимала смущение Белки по поводу того, что их семья бедная, но все равно ей завидовала. Все-таки здорово, когда у тебя есть двое старших братьев, пусть даже с одним из них приходится все время ругаться. У самой Милы не возникало переживаний из-за бедности в семье, просто потому, что у нее не было нормальной семьи. А что касается денег, то тех, что передала через Барбариса Акулина, Миле пока хватало.
К последним числам декабря первокурсники-меченосцы кто как сдали все зачеты за первое полугодие и, свободно вздохнув, начали собираться на каникулы по домам.
В ночь с двадцать девятого на тридцатое декабря выпал снег. Утром, выйдя на улицу, все обнаружили, что вокруг все укрыто первоклассным белым снегом — сухим и трескучим. Он даже блестел тысячами крохотных точек на прозрачном, кристальной чистоты морозе.
Все одноклассники уезжали к своим родным, чтобы отмечать Новый год с ними. Даже Алюмина на каникулы перебралась в Золотой глаз, чтобы проводить свободное время со своей сестрой и кузеном. И хотя в Львином зеве оставался кое-кто из старших, но ни одного, кого Мила бы хорошо знала. А их спальня, рассчитанная на пятерых, на все дни каникул была в полном ее распоряжении.
В день отъезда Мила наблюдала из окна, как ее одноклассники один за другим исчезают в дилижансах. Последними заходили Белка с Ромкой. Они помахали ей напоследок, а через несколько минут дилижансы скрылись за поворотом. Над городом тем временем кружили Почтовые Торбы — жители Троллинбурга рассылали друг другу поздравления и приглашения к празднику. Одна крылатая Торба пролетела прямо перед окнами Львиного зева, и Мила почему-то в этот момент вспомнила Акулину. Если честно, она очень хотела бы ее увидеть, а еще лучше было бы отпраздновать Новый год в доме под номером тринадцать с табличкой «Акулина и К°». Но надеяться на это было бы слишком смело.
Открылась дверь гостиной, и вошла Альбина.
— Мила, тебе письмо, — сказала она, протягивая небольшой свиток, обхваченный алой лентой.
Мила тут же узнала эту ленту и жадно схватила послание.
— Спасибо, — поблагодарила она Альбину, поспешно сняла ленту и развернула свиток.
«Небось, думала никто о тебе не вспомнит на Новый год? Знаю, что думала. Да вот не угадала. Завтра обязательно приходи по известному тебе адресу в любое время. Когда ни придешь — будет вовремя.
Акулина велела передать привет при первой же возможности, так что — привет тебе от Акулины.
Кр. Барбарис»
Прочитав письмо, Мила даже подпрыгнула на месте от радости. Конечно, это не совсем то, о чем она думала. Но Новый год у Барбариса — тоже очень даже неплохо.
* * *
Первого января Мила проснулась одна в пустой комнате и, сразу вспомнив о приглашении Барбариса, быстро спрыгнула с кровати.
В этот день город был украшен как никогда: на дверях домов — сосновые ветки и разноцветные елочные игрушки с мишурой, повсюду снеговики, а дверные колокольчики одеты в колпаки в виде Дедов Морозов.
На главной площади волшебники выстроили большую ледяную горку. Она серпантином обвивалась вокруг засыпанных снегом Трех Чародеев, начинаясь у плеча каменного тролля ледяной короной, к которой с другой стороны вела лестница изо льда. Горка не таяла и была просто огромной. Построили ее явно не без помощи волшебства. Ребята поднимались по лестнице один за другим и съезжали с горки вниз со смехом и визгом. Одни аккуратно приземлялись у основания серпантина, а другие так разгонялись, что пролетали на несколько метров дальше и падали в сугробы.
Кто-то в компании мальчишек, стоящих у ограждения, поднимал волшебством плотные комья снега прямо из сугробов; прокручиваясь в воздухе, они превращались в снежки и летели в тех, кто оказывался поблизости. Присмотревшись, Мила поняла, что этот кто-то — Лютов. Каждый раз, когда он попадал в свою очередную жертву, его друзья громко хохотали, а Лютов только довольно ухмылялся — ему явно нравилось быть в центре внимания.
Мила на секунду встретилась с ним взглядом. Сообразив, что он ее заметил, она потеряла всякий интерес к ледяному серпантину и, развернувшись спиной к площади, решила поскорее ее покинуть. Не успела она пройти и двадцати шагов, как услышала оклик:
— Что случилось, Рудик? Почему без сопровождения? Твои друзья от тебя слиняли?
Мила решила не останавливаться и пошла дальше.
— Оно и понятно, — продолжал Лютов, не отставая от нее ни на шаг. — Кому ты нужна? Бабка вышвырнула вон из дома, друзья бросили в Новый год одну…
Он быстро обогнал ее и стал посреди дороги, не давая пройти. Судя по сияющему выражению его лица и особой жизнерадостной язвительности, настроение у него было отличное. Волшебная палочка уже наготове — зажата в руке в черной кожаной перчатке.
— Признай, Рудик, просто ты лишняя на этом празднике жизни, — скалясь во весь рот, сказал Лютов; от предвкушения у него блестели глаза — наверное, рассчитывал, что Мила выйдет из себя или заплачет от обиды.
— Отстань, Лютов, — коротко бросила Мила и, стараясь даже краем глаза не смотреть в его сторону, прошла мимо.
Пройдя пару метров, она уже понадеялась было, что он и в самом деле решил отстать, как его голос звонко окрикнул:
— Эй, Рудик!
Мила обернулась и тут же ослепла и задохнулась одновременно. Снежок, брошенный Лютовым, угодил ей прямо в нос, залепив глаза при ударе.
Нил громко захохотал, а Мила, смахнув снег с лица, не нашла ничего лучшего, как развернуться и на полной скорости броситься бежать.
* * *
Нос был красный. Не просто красный, каким обычно бывает нос, побывав на морозе, а жутко, немыслимо красный. К тому же пекло так, что слезы из глаз лились водопадом.
— Этот паршивец заколдовал снежок, — сказал Барбарис.
Мила сидела в низком кресле в гостиной старого гнома, а Барбарис держал у ее носа грелку в форме репы.
— Придется тебе походить так несколько дней. Расколдовать я такое не смогу. Не волшебник. Ну, не страшно. Это переживешь как-нибудь. — Барбарис с довольным видом хмыкнул. — Короче говоря… Гм… Пострадала только твоя гордость.
Мила недовольно поерзала в кресле, отчего рука Барбариса дернулась, больно надавив на кончик носа. Мила громко и гнусаво ойкнула.