Только вот негры дошли раньше.
Джек говорил — ему повезло. Не пришлось мучиться мыслью, что её увели в рабство, на позор, на издевательства. Тело её, уже кишащее червями, но узнаваемое ещё, Джек нашёл на камнях под скалой, высившейся за пещерой. Точно он так и не узнал никогда… но был уверен — Магда прыгнула оттуда сама…
…За двенадцать лет с тех пор Джек Путешественник нигде надолго не задерживался. Он бывал в Америке, добираясь туда по сухопутному "мосту" — там, где в нашем мире Берингов пролив. Три года — тут получилось исключение — ходил со скандинавами по морям-океанам, был в Австралии и на островах Южных Морей… На побережье Вьетнама Джек попал в плен, негры бросили его в кишащую мерзостью яму, закрытую сверху решёткой. Друзья-скандинавы не бросили — отбили лихим налётом. Но до дому не добрались — зашли в дельту Нигера запастись водой, тут и навалились на них негры — уже на всех. Живых, попавших в плен, вместе с мёртвыми, голых и связанных, зарыли в общую могилу и пировали на ней, объедаясь мясом тех, кого отобрали для съедения, поминали своих убитых, которых было по десятку за каждого белого.
Джек выбрался из страшного погребения. Выбрался, выжил — и не ушёл из тех мест, пока в округе дышал хоть один негр. Не всех он убил, нет — больше бежали в ужасе перед страшным белым призраком, поселившимся в джунглях. В конце той истории никто уже не осмеливался напасть на Джека даже когда он на виду у всей деревни резал на могиле своих товарищей горло схваченным неграм — каждый вечер по нескольку, не жалея ни женщин, ни детей…
Через всю Северную Африку добрался Джек до Европы. И прошлым летом прибился к отряду, в котором в основном были немцы. Но под Новый Год началась нелепая свалка с пришедшими с юго-запада французами, обозлённые противники кромсали друг друга — лучше некуда. Тут их и зажали подошедшие негры. Недолгие враги объединились, но было уже поздно.
Джек уцелел, хотя был ранен. И с тех пор скитался по морозным лесам, ночуя у костров — никто, как назло, не встречался. Мальчишка был отличным лучником, но и охота вышла плохая. Он ослабел и тащился куда-то день за днём просто потому, что покорно лечь и умереть не умел. А сегодня наткнулся на небрежно устроенную ночёвку и совсем уж был готов напасть на ночующих, убить их и забрать еду, если она у них есть.
Получилось иначе…
…Джек Путешественник умолк и вновь протянул руки к огню. Его лицо сделалось усталым и равнодушным.
Мы с Танюшкой молчали, заворожённые рассказом, который оказался длинным. Не знаю, о чём думала она — а я вдруг с ужасом, холодея изнутри, подумал: вот так и я лет через двадцать буду сидеть у чужого огня, рассказывая незнакомым и равнодушным в общем-то людям свою историю — одинокий… с железным комом внутри… И всех друзей — палаш да дага. И — рана вместо памяти…
Так оно и будет!
Александр Розенбаум
Ах, как много выпало снега!
Да как же когти рвать поутру?
Одиноким волком я бегал —
Одиноким волком умру.
След за ней пурга заметает —
Не достать их, слаб стал и стар…
А кабы я водился со стаей —
Был бы хоть какой-то навар!
Я бы залетел на оглоблю
(Оттолкнуться легче с неё!),
А потом — за гриву ли, в лоб ли!
Что моё, волки — то моё!
Я в удачу с измальства верю
(Мне удачи не занимать!),
А из всех на свете артерий
Сонную люблю обрывать!
Ты как дашь по ней правым нижним,
Дёрнешь влево — и нет проблем!
Стая мигом кровищу слижет —
До залысины на земле!
И обнимет меня волчица —
За детей, растудыть в качель!
А это надо же так напиться
Родниковой воды в ручье!
А это надо же так объесться
Той коровы в прошлом году!
Убегай, семья моя, лесом —
Без добычи я не уйду…
Люди пьют на радостях водку
И целуют ружья взасос…
И вот волчонок мой — самый кроткий! —
Пулю взял, как мяса кусок…
…На луну я выл — захлебнулся
Непроглоченной вязкой слюной
И от этой песни заснул сам,
Чтоб проснуться с новой женой,
Чтобы снова взять это тело,
Без которого мне не жить,
Чтобы снова пурга свистела —
А ты по следу иди, не тужи…
…Одинокий волк — это круто!!!
Но это так, сынок, тяжело…
Ты владеешь миром — как будто —
И не стоишь в нём ничего…
…Ах, как много выпало снега!
Как же когти рвать по утру?
Одиноким волком я бегал —
И одиноким волком умру —
умру…
… - Слушай, Джек, — сказал я, протягивая свои руки над огнём, — хочешь идти с нами? К нам?
Он посмотрел на меня. Потом — на Танюшку. В лес. И только после этого ответил, глядя мне прямо в глаза:
— Пойду, Олег.
* * *
Если Джек и голодал, то, во всяком случае, ходить на лыжах это ему не мешало ничуть. Он шёл вторым, и я видел его спину. Мы спешили, хотя на этот раз было ясно — успеем до нового понижения. Да и места пошли знакомые — сюда мы забирались во время охотничьих экспедиций.
Почему-то мы были уверены, что в знакомых местах с нами ничего не может случиться. Как будто не убивают людей на пороге родного дома, а то и в своей постели…
…Негры выскочили из-за заснеженных ёлок, и было их трое — казавшиеся ещё более крупными из-за мехов, они неслись по сугробам, проваливаясь в них, но легко вымётывали себя обратно. И выли, как дикие звери, решив, должно быть, с ходу смять троих усталых лыжников.
И ведь честное слово — у них бы это получилось! Я не сразу расстегнул пальцами в меховой краге задубевшую на морозе застёжку кобуры нагана, при этом очень спокойно думая, что вот сейчас меня убьют из-за того, что я так и не удосужился переделать крышку. Танюшка из-за меховых рукавов никак не могла дотянуться до аркебузы за её спиной — она повесила оружие по-походному.
И только наш новый знакомец действовал…
Да нет. Я не знаю, как назвать то, что он делал. Наверное — искусство. Страшное, купленное тем, через что лучше не проходить…
…Левой рукой он выдернул из чехла лук — щёлкнула тетива, — а правой из колчана — стрелу, мгновенно перебросив её в зубы. Движением всего тела согнул лук, удерживая его левой, а правой накинул на верхнюю честь дуги кожаную петельку тетивы. В руках у него оказался огромный "лонгбоу" — английский лук из тех, про которые я читал в книжках, даже больше, чем виденные мной у людей Свена или ван дер Бока. Лук выше человеческого роста… Я и понять ничего не успел, а рука Джека молниеносным движением растянула тетиву к уху, и с коротким щелчком вперёд метнулась метровая стрела.
До первого негра оставалось шага три, не больше. Удар стрелы бросил его назад и буквально пришил к бежавшему следом. Столкнувшись, оба рухнула в снег замертво, а стрела… стрела полетела дальше и зарылась в снег метров за сто от нас.
Этих двух секунд мне хватило, чтобы выдернуть из чехла метательный нож — и третий негр покатился по склону, поднимая вихри сухого снега.
— А ножи ты мечешь неплохо, — совершенно спокойно отметил Джек.
— А я вот думаю, — прищурился я, — как бы мои ребята не назвали тебя князем, когда увидят, как ты стреляешь.
— Нет уж, — улыбнулся Джек, — это не по мне, Олег Верещагин. Не меня они назвали князем первого, не мне им и быть дальше. Но, — Джек пошёл за стрелой и оглянулся через плечо, — не кажется ли тебе, что в твоих землях завелась нечисть?
* * *
Джек был прав.
Эта встреча с неграми не оказалась для нас неожиданной — нет. Но и приятного в ней было мало.
До нашей пещеры оставалось километров десять — не больше часа хода, мы бы успели до темноты — когда впереди и чуть слева, за скалами, послышался шум схватки: лязг металла и крики негров.
— На наших напали, — пробормотал я, сбрасывая лыжи и подстёгивая полы к поясу, — или на чехов… Танюшк, держись позади, стреляй, — она кивнула, заряжая аркебузу. — Джек, ты… — я вовремя оборвал себя, едва не оскорбив его вопросом, будет ли он драться — англичанин уже достал свой бастард и прикидывал его в руках. — Тогда вперёд!
Мы разом вскарабкались по скользким ото льда выступам на гребень скалы. И под своими ногами увидели картину, которую и ожидали, но меньше всего хотели увидеть.
Негров было не меньше двух десятков. Вернее — было и больше, но три или четыре порубленных тела лежали в алом истоптанном снегу. Полукольцом прижав к подножью скалы двух человек, негры бросались на них, как стая шакалов.
Арнис дрался топором, стоя на одном месте, как гранитный столб. Только столбы не рычат, а он рычал. Я ещё никогда не слышал из человеческой глотки такого страшного, клокочущего звука.
А с места он не двигался потому, что за его спиной прижималась к скале Ленка Рудь. Она быстро заряжала аркебузу.