— К бою готов,— ответил второй.
Алеша наклонился, чтобы завязать кеды. Вечно они развязываются в самый неподходящий момент. Удочка его при этом торчала прямиком в небо.
— Вижу приемо-передающую антенну.
— Жду приказа,—отозвался второй.
— Веди его на прицеле,— властно приказал первый.
Алеша почесал в носу и посмотрел на небо. Что-то
хмуриться начинает. Как бы не было дождя. Хотя небольшой дождик для клева даже очень хорошо. А если ливень? Придется домой бежать. И опять целый день сидеть взаперти. Это лето вообще какое-то дождливое.
Алеша уже был на расстоянии двадцати метров от дерева.
— Что-то он очень маленький,— с удивлением сказал первый.
— Так точно,— согласился второй.
— А может, он специально... притворяется,— засомневался первый.
— Так точно,— не стал спорить второй.
Алеша подошел ближе, тропинка неумолимо вела его к дереву, на котором происходил этот таинственный разговор.
— По нашим данным рост противника должен быть от ста семидесяти и до двухсот.
— А здесь, кажется, 134.
— 134 с половиной,— поправил старший.
— Так точно, извините.
— Противник приблизился,— с испугом констатировал первый.
— Стрелять или нет? — с сомнением спросил второй.
— Действительно, маленький какой-то. Проверь эфир, может, он уже нас обнаружил и ведет передачу.
В приборе раздался треск.
— В эфире чисто,— доложил второй.
— Что же делать? Что же делать? Пропускаем,— внезапно решил первый.— Вдруг это ловушка. Лучше проследить за его действиями.
Между тем Алеша уселся на берегу реки. Две маленькие тени, не доходившие ему и до колена, скользнули в кусты, расположенные как раз за ним.
— Продолжай следить за эфиром,—приказал первый.
Алеша поплевал на червяка и насадил его на крючок. Затем размахнулся и забросил удочку.
— Провода пошли под воду,— констатировал первый.— Связь налаживает.
— Там у них, наверное, база. А может, сейчас подойдет подводная лодка,— немного испугался второй.
Алеша от нетерпения заерзал на месте, не сводя взгляда с поплавка. Две пары глаз из-под кустов тоже заволновались.
— Ты отправляйся под воду, я продолжу наблюдение тут,— приказал первый, который не мог допустить, чтобы под воду ушла неизвестная ему информация.
По воде разошлись едва заметные волны. Это второй сменил место наблюдения. Никто этого не заметил.
Потянулись томительные минуты. Все чего-то ждали. Алеша — клева, неизвестные — появления подводной лодки. Ни того, ни другого пока не было.
А в эфир снова пошло сообщение:
В ЗОНЕ Б НАРУШЕНА СЕКРЕТНОСТЬ. ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! ГОТОВИТЬСЯ К САМОУНИЧТОЖЕНИЮ! ИЗ ЗОНЫ Б ИСЧЕЗЛИ ДВА ОБЪЕКТА. ТРЕВОГА! ПРИГОТОВИТЬСЯ К САМОУНИЧТОЖЕНИЮ!
Профессор Персиков не посадил за свою жизнь ни одного дерева. Но где ему было сажать свои деревья? Выйти с саженцем на улицу Крещатик и посадить его где-нибудь в укромном уголке профессор как-то не решался. Другое дело — дача. Сажай там хоть деревья, хоть цветы — все в твое удовольствие. Но дачи у него не было.
Зато у Юстиниана, то есть Теодорикса, он же бывший граф Урванский, а также Елизар Епильфидорович, была дача. Конечно, такому заслуженному человеку дача была положена изначально. Он мог иметь ее еще в Древней Руси, когда садовые участки получали князья и их родственники.
Дача Иван Ивановича Иванова была сугубо засекреченной. Густые заросли скрывали от постороннего взгляда домик и сооружение, именуемое в плане участка курятником.
На самом же деле...
На самом деле ничего подобного там не было. Как это часто бывает в жизни, планы расходятся с действительностью.
Кого же там разводил Иван Иванович? Какие-то куры были — соседи их иногда даже видели. Правда, удивлялись их непонятной окраске и виду.
Причем заметить их можно было только проникнув на территорию дачи. Но между соседями чего только не бывает. Увидев этакую курицу, сосед или соседка застывали на месте.
— Что это? — говорили они с ужасом в голосе.— Неужели?
— Ага, курица. Абиссинской породы,— отвечал Иван Иванович подхихикивая. Зверский вид его любимцев и реакция соседей доставляли ему радость.
И соседи на цыпочках уходили. Дело, как говорится, хозяйское. Хоть слонов разводи, если у тебя честолюбие такое непомерное. Подумаешь, абиссинской породы...
Глядя на Ивана Ивановича, сразу было видно, что честолюбия ему не занимать. Вот уж чего он не подрастерял за последние тысячу лет. Деньги, золото, драгоценности, частично здоровье канули в Лету. А вот самолюбие возросло непомерно.
Правда, имя не под стать — самое простое — Иван Иванович. Но и здесь был хитрый умысел. Он ведь специально взял себе такое имя. Во-первых, кто и где обратит внимание на человека с таким именем. Сотни бумаг бегут перед глазами разных чиновников. Одно дело, когда перед ними возникает имя — Герман Генрихович. И другое дело — Иван Иванович. Потому что увидев имя Герман Генрихович, любой чиновник потрет радостно руки и закричит не своим, а начальническим голосом:
— А подать сюда дело Германа Генриховича? А почему у него дача? А на какие средства он живет? И кто был его папаша, почему вдруг евойная мамаша назвала его Генрихом? А нет ли тут каких-то подозрительных связей? И не может быть, чтобы человек с таким именем не носил в своей голове совершенно подозрительные мысли и чувства.
А бумажка Ивана Ивановича тихонечко с это время проскользнет дальше, как будто ее и не было.
Даже ради этого стоит завести себе такое выгодное имя. Но была и вторая причина.
Ближе к старости, а старость в его роде начиналась после тысячи лет, Юстиниан-Теодорикс-граф Урванский-Елизар Епильфидорович стал бояться, что он забудет, как его все-таки зовут на данный момент.
Остановит тебя милиционер по какой-то совершенно прозаической причине вроде перехода улицы в неположенном месте, спросит зычным голосом: имя, фамилия.
И попробуй тут сразу вспомни, кто ты сейчас.
Юстиниан, Теодорикс, нет, граф Урванский, ой нет — Елизар Епильфидорович.
Тут тебя и поймают за ушко...
Пробравшись сквозь заросли, Иван Иванович подходил к зарешеченной клетке курятника. Оглянувшись по сторонам, он набирал секретный код на замке, и дверь автоматически отворялась.
Зайдя внутрь, хозяин дачи направлялся в левый угол, заваленный досками, трубами и ведрами. На самом деле трубы, все эти доски и ведра представляли собой малый зенитный комплекс, причем под доски была закамуфлирована особая броня.
Потом он заходил в лифт и спускался вниз. Шахта лифта вела в бункер. Вспыхивали лампы дневного света, автоматически открывались и закрывались двери.
Вот тут-то Иван Иваныч переставал быть Иваном Ивановичем. Он полностью преображался. Чем-то в этот момент он напоминал своего батюшку, властелина и повелителя древнего мира.
В правом углу был вход в бронированное хранилище для драгоценностей. Чуть дальше — вход в отсек, где находился вомобиль. А пространство впереди занимала зона Б — любимое детище Ивана Ивановича, именуемого здесь главнокомандующим.
В огромном гардеробном шкафу, где хранилась одежда всех времен и народов, среди корон, фраков, кафтанов, он выбирал форму защитного цвета и отдавался своему любимому делу.
Вот здесь, а не в курятнике, действительно бродили куры. И в них, по правде говоря, не было ничего куриного, хотя бы потому что они были железными. Это были скорострельные, обладающие инфракрасным зрением, позволяющим видеть в темноте, «боевые единицы». Они могли все — летать, плавать, стрелять. Не могли только одного — нести яйца. Но этого и не требовалось, особенно в боевой обстановке.
Курынекуры, как мы в дальнейшем и будем их называть, питались просто железным ломом. Весь металлолом в окресностях дачного поселка Осокорки-2 шел им на пищу.
Это были саморазвивающиеся роботы, которых во время кормления главнокомандующий обучал тактике и стратегии. Питания для кур ему постоянно не хватало. Поэтому одной темной ночью пришлось разобрать на части и скормить своим подчиненным даже целый трактор, бесхозно брошенный на обочине.
Такой тип питания, как оказалось, был конструктивным недостатком внешне совершенной боевой единицы. Именно благодаря ему из зоны Б исчезли два объекта. Питаясь железом и будучи постоянно голодными, куры повыдергивали прутья решеток и вырвались на волю.
О, это были страшные создания, воспитанные полностью в военизированном духе. Главнокомандующий готовил их к захвату мира.
Автоматическая система, конечно, сразу объявила тревогу. Но окончательное решение должен был принять сам главнокомандующий. Однако его в это время не было на даче. Поэтому база подавала свои тревожные сообщения в эфир.
