«Я обещал служить ему, я должен сдержать обещание…»
Насладившись спектаклем, Тёмный Лорд отпустил юношу, и тот отполз к стене, пряча глаза от ставшего слишком ярким света. Все беззвучно выдохнули. Нарцисса Малфой повернулась к мужу и слабо улыбнулась. Ужасное будущее утратило свою реальность и снова стало тем эфемерным кошмаром, который, наверное, навсегда останется всего лишь сном. Только Северус Снейп продолжал смотреть на Карла. Лежащий на полу с заломленными руками юноша напомнил ему о своём детстве. А от прошлого избавиться труднее, чем от самого ужасного будущего.
Когда силы вернулись к Карлу настолько, что он мог встать без посторонней помощи, он поднялся и, держась за мебель, вышел из библиотеки. Во рту был привкус крови — наверное, прикусил губу… Сделав несколько шагов, он остановился, услышав тихий звук — словно уставший домовой эльф волочит по ковру разбитую тарелку…
«Тебя только не хватало!..»
Он прислонился к стене, пропуская ворона, но тот вдруг остановился. Карл равнодушно пожал плечами и собирался уже пройти мимо, когда услышал внутри себя: «Ты собираешься никогда больше не говорить со мной?»
Несмотря на старческие нотки, этот голос сохранил властность и некоторую насмешливость, свойственную тем, кто обладает так многим, что не боится терять, или тем, кто, наоборот, уже всё потерял.
«Нам не о чем говорить», — куда-то внутрь себя ответил Карл.
«Правда? Как быстро ты зачеркнул годы, что я прожил рядом с тобой».
«Это ты их зачеркнул».
«У меня не было выбора. Но я помог тебе. Волан-де-Морт спросил, годен ли ты ещё на что-нибудь, и я рассказал, как ты забрал боль Снейпа… Поэтому он исцелил тебя. Я спас тебе жизнь!..»
«Да зачем мне такая жизнь?!» — крикнул Карл и быстрыми неровными шагами пошёл к лестнице.
Ворон неподвижно стоял, слушая, как коридор погружается в тишину. В тишине громче слышится прошлое… Много лет назад его сын произнёс те же слова…
Карл ждал наступления Рождества с нервным беспокойством. Он никак не мог решить, что делать с этим праздником. Сколько юноша ни старался, он не мог представить себя любующимся вместе с Тэдом и Софи наряженной ёлкой. И в школе, превращавшейся из-за Амбридж в тюрьму, оставаться не хотелось. Как-то после занятий он подошёл к профессору Снейпу и спросил: «Профессор, вы вернётесь на Рождество домой?» Северус Снейп ответил: «Нет».
Пришлось остаться в Хогвартсе…
Софи, Тэду и остальным он отправил открытки со словами извинения и сетованиями на слишком большое домашнее задание, сам понимания, что такие отговорки выглядят смешными. «Скоро они обидятся и забудут меня…» — повторял себе юноша. Но некоторые почему-то упорно не желали его забывать. Близнецы прислали волшебную поющую открытку, открыв которую Карл смог почувствовать только странное горьковатое сожаление. И, хотя на конверте было написано его имя, ему казалось, что открытка адресована кому-то другому…
То было странное Рождество. С чёрных небес медленно падал снег, и в его шёпоте слышалась поминальная молитва… Бог рождался, и люди приносили ему свои дары: золото, ладан. А потом они подарили Богу смерть…
Что люди подарят детям, рождающимся в эту холодную зимнюю ночь?.. Будет ли у них кусок хлеба, чтобы утолить голод? Будет ли воздух, чтобы дышать? Будет ли мирным небо над их головами, или вместо игрушек в колыбели будут падать осколки бомб?..
Вспомнились строки из стихотворения Альфреда фон Дитриха:
…И снег кружится второпях,
И тает на больничных стёклах,
Где дети в сломанных яслях
Мечтают о далёких звёздах.
Чтоб жить в другие времена,
Где лето отменило зиму…
Мы им подарим имена
И расстреляем тихо в спину.
Карл давно не открывал книгу его стихотворений и старался как можно меньше пользоваться волшебной палочкой, находя в этом нежелании воскрешать Альфреда фон Дитриха маленькую месть его отцу. Но в рождественскую ночь он воскрес совсем без спроса… Падал снег, и в его шёпоте слышалась молитва. Карлу вдруг тоже захотелось помолиться, но мающиеся в его душе слова были слишком тяжелы, чтобы подняться к небу…
Начались каникулы. Большинство учеников ждали их с нетерпением, но Карл боялся этих незаполненных уроками дней. В свободе есть одна опасность: в ней остаётся слишком много тебя…
Он пытался читать книги, оставленные Томом Реддлом, но описанная в них тёмная магия только усиливала тоску. Раньше Карл даже представить не мог, что нужно сделать со своим сердцем, чтобы научиться использовать такие заклинания. Теперь он представлял, но каким горьким было купленное такой ценой понимание!..
Он мечтал о снеге и тишине, но и снег, и тишина оказались говорящими. И среди их бесконечных разговоров он ещё острее чувствовал собственную немоту… Теперь ему хотелось, чтобы коридоры замка поскорее наполнились человеческими голосами, произносящими простые, ничего не значащие слова… Но время словно замёрзло, и каждая минута падала ледяными осколками в его протянутые ладони…
В этот день он не мог больше учить длинные фразы на уже мёртвых языках и отправился бродить вокруг замка. Потом пошёл в Хогсмит. Выбрал это место, просто чтобы была какая-то цель. Чтобы было, куда идти…
Каждую улочку там наполняло посленовогоднее настроение — когда праздники закончились, но так не хочется их отпускать… От этого настроения Карл сбежал в Лондон. Там торги на валютной бирже и повышающиеся цены на нефть давно стёрли воспоминания о празднике. Только нелепо мигали разноцветные фонарики, украшающие деревья. Но они уже никого не интересовали, гораздо более важной была информация о соотношении курса фунта и доллара, о том, сколько градусов обещает завтра метеорологическая служба, и о том, что сегодня девятое января тысяча девятьсот девяносто шестого года.
От этих чисел Карл попробовал сбежать в приют. Но в окнах старого здания, которое раньше казалось ему невыносимо холодным, этим зимним вечером теплился тихий, ясный свет. Когда в детстве дети возвращались с прогулки, воспитательницы торопили их, грозя: «Вот напустите в дом холодный воздух, и мы все замёрзнем!» Сегодня таким холодным воздухом был он. Стоит ему войти, и их тёплый мир исчезнет… В чёрном мире Софи не останется даже теплоты…
Постояв несколько минут возле высокой металлической ограды, Карл медленно пошёл по улицам, где когда-то подметал мусор. Он помнил каждую трещину в асфальте, знал, в каких местах после дождя непременно появятся лужи… Теперь всё замело снегом… И сердце его замело… Только снег на асфальте растает с весной. А он…
В тесной каморке горел свет. Карл постучал, и старческий голос устало спросил.
— Кого чёрт принёс?
— Это я, Карл, — ответил юноша.
Старик отпер дверь и наклонился, щуря подслеповатые глаза.
— Вот чудо, и правда, ты! Ну, заходи! — лицо расплылось в немного пьяной улыбке. — А я всё гадал, не приедешь ли ты на Рождество. Но ребята сказали, что у тебя там много работы. Даже в праздники отдохнуть не дают!
— Извините… — пробормотал Карл, пряча глаза.
— Да ладно! Я же понимаю, какой интерес молодым сидеть со стариком, — он рассмеялся. Смех перешёл в кашель. — Совсем замучил, — вздохнул Франц, отплёвываясь. — Надо бы подлечиться.
Его лечением неизменно оставалась бутылка русской водки.
— Проходи, малыш! Тут тесновато, но старикам много места не надо. Год, другой — и деревянного ящика будет достаточно…
Карл сел на табурет, потерянно глядя по сторонам.
— Как в школе дела? Справляешься? — спросил Франц, усаживаясь напротив.
— Вроде да… — неопределённо ответил юноша.
— Молодец!.. Без образования сейчас никуда… Хотя и с ним в общем тоже… — старик замолчал, не закончив фразы. Несколько минут он бессмысленно смотрел вдаль, потом, словно очнувшись, заговорил. — Надо это дело отметить! Ты ведь нечасто теперь у меня бываешь, малыш!..
Франц поставил на стол бутылку и потянулся за чайником. Но Карл вдруг остановил его.
— Я уже не малыш, Франц, — тихо сказал он.
Старик опустил руку. Потом молча достал ещё один стакан и наполнил их до середины:
— За встречу!
Карл просто кивнул, потом по-детски обеими руками взял стакан, поднёс к губам — и выпил.
Было горько, горячо и тошно. Он не понимал, как взрослые могут пить эту дрянь, но продолжал протягивать Францу стакан. Карлу казалось, ещё один глоток — и ему откроется какая-то важная истина. Ещё глоток — и он сумеет заглянуть в глубину себя и найти там ответы на все вопросы. Ещё глоток — и исчезнут боль и саднящее чувство одиночества. Ещё глоток — и…
— Кажется, пора остановиться… — сонно пробормотал Франц. — А то скоро и имя своё вспомнить не сможем…
