Значит, пережив все приключения и вернувшись назад, в свое время, он уже будет заранее знать обо всем, что произошло шесть лет спустя? А потом, когда он доживет до появления пришельцев естественным образом, ему будет известно и то, что произойдет дальше, если он уже участвовал во всех последующих событиях?
Тут получалось что-то не так, от размышлений на такую тему просто голову можно поломать.
Тогда выходит, раз Лаэрт-второй заранее знал, что в такой-то момент они все должны прибыть к ним из прошлого, то он уже тоже знает, что за приключения ждут впереди?
Столь сложный вопрос требовал прояснения. Костя сбивчиво и путано изложил свои сомнения Бренку и Златко.
Но Златко ответил исчерпывающе просто:
– Ты об этом лучше вообще не думай! На этот счет существуют сложнейшие научные теории, а ты хочешь за один миг разобраться.
Потом он продолжил, словно прочитав Костины мысли:
– Вот вернешься назад в свое время, и потом, когда снова доживешь до этого, без переноса, а просто, двигаясь в нем с обычной скоростью, увидишь, что тут на самом деле будет.
И он добавил совсем уж загадочную фразу:
– Время оно, знаешь ли, само все исправляет.
Костя потер переносицу. Наверное, лучше в самом деле об этом не думать.
А тут еще Бренк добавил тумана:
– Это раньше у нас, – сказал он, – полагали, что малейшее вмешательство в прошлое может изменить ход истории. Но теперь выяснилось, что ничего подобного. Для истории это, как маленькие камушки для большой реки, отбросит, и никто ничего не заметит. Вот только большую плотину поперек строить нельзя.
– Так знает ли Лаэрт-второй о том, что теперь будет дальше? – спросил все-таки Костя.
– Не знает, – коротко ответил Бренк. – И Вера Владимировна тоже не знает. Они усвоили из всего лишь то, что в такой-то день вы должны к ним прибыть. И вы прибыли.
Костя взглянул на Петра.
– Ты-то что обо всей этой неразберихе со временем думаешь? – спросил он.
Но Петр ответил как истинный человек действия.
– Некогда думать!
Он снова прильнул к окуляру прибора, превращающего обычных подмосковных туристов во взявшихся неизвестно откуда кентавров.
– Из вида их нельзя упускать! Кто знает, что в следующую минуту сделают.
Тут же Косте пришла новая неожиданная мысль, и он задал своим друзьям из двадцать третьего века еще один вопрос:
– А что ж ЭКН они не могли освоить, как вы? Чего проще – чем внешний вид менять, вообще стать невидимками.
От такой наивности Бренк даже усмехнулся:
– Для них это был бы идеальный вариант, но знай: далеко не каждой цивилизации удается освоить такой эффект. На Земле в двадцать третьем веке это удалось, а на тысячах других планет нет. Вот изменить для окружающих внешний вид, дело другое, на это многие способны, потому что гораздо проще. Хотя тоже, конечно, не все могут. Помнишь коллекционеров, что прилетали за библиотекой Ивана Грозного? Тем даже это не под силу.
Костя глубоко вздохнул.
Все, раз хоть это он понял, ни о чем другом больше не надо спрашивать. Теперь следовало ждать дальнейшего развития событий, которые, видимо, не заставят себя ждать.
И точно: туристов-пришельцев словно бы что-то вдруг взволновало. Во всяком случае один из них быстро подхватил гитару и начал перебирать аккорды, мурлыча себе что-то под нос.
Ясно было, что инопланетяне еще активнее начали создавать видимость обычного, ничем не примечательного туристского лагеря.
Слышно было, как в лесу кто-то хрустит ветками, продираясь сквозь кустарник. Потом донесся голос, окликающий Костю и Петра. Голос был Лаэрта Анатольевича.
– Что-то у них произошло, – обеспокоенно сказал Петр, поднимаясь. – Но сюда Лаэрта не надо подпускать, чтобы их не встревожить.
– Я пойду ему навстречу, – решил Костя. – Бренк, невидимость не снимай, но сделай так, чтобы Лаэрт мой голос слышал.
Бренк покопался в своей сумке.
– Готово! Иди!
Костя осторожно двинулся на голос.
Лаэрт Анатольевич оказался Лаэртом-вторым. Костя негромко окликнул его, и лауреат Нобелевской премии, сразу же остановившись, начал с очумелым видом озираться по сторонам. Потом хлопнул себя по лбу.
– Забыл, – молвил он растерянно, – совсем забыл, что вы используете этот, как его… ЭКН. Ты, вроде, судя по голосу, Костя?
– Костя, – отозвался невидимка, – я в двух шагах от вас. Что-нибудь случилось?
– Случилось?! – воскликнул Изобретатель. – Конечно, случилось, да еще такое! Только что по телевизору передали сообщение о необъяснимом феномене в нашей Поваровке. Остановилась железная дорога, нет движения по шоссе.
– Как так? – не понял Костя.
– Электрички и машины словно бы упираются в невидимую. но твердую преграду, – ответил Лаэрт-второй. – Создается впечатление, что наш поселок накрыли каким-то защитным колпаком, чтобы от внешнего мира огородить. В поселке сейчас такое творится!
Костя машинально оглянулся в ту сторону, где разбили лагерь «туристы».
Хоть и был Костя невидимым, но Изобретатель как будто угадал его взгляд.
– Нетрудно догадаться, кто это сделал, – сказал он. – Только вот зачем? И что теперь будет дальше?
Он потер виски ладонями.
– Ты знаешь, Костя, – произнес Лаэрт-второй озадаченно, – у меня такое ощущение, словно я раньше знал, что должно произойти дальше, а теперь почему-то забыл. С тобой так бывает: кажется, вот-вот вспомнишь то, что надо вспомнить, но никак не получается?
Костя тяжело вздохнул. Он сразу все понял: ведь только что на эту же тему у него был разговор с Бренком и Златко.
– В этом даже и не пробуйте разобраться, – ответил он и сокрушенно махнул рукой. – Лучше не ломать голову, все равно нам не понять. Тут проявляются какие-то парадоксы со временем. На этот счет существуют сложнейшие научные теории… не теперь, в далеком будущем… и никому из нас пока не разобраться. Бренк и Златко сказали: нам всем остается только заново узнавать, что теперь дальше будет.
Лауреат Нобелевской премии напряженно вглядывался в невидимого собеседника. По лицу Лаэрта-второго волной проходили, сменяя друг друга, самые разные чувства, начиная с глубочайшей досады.
Наконец глаза Изобретателя загорелись так хорошо знакомым Косте огнем неистовой любознательности.
– Ладно, – сказал бывший учитель, – поживем-увидим. Пока мы уже знаем, что пришельцев минимум шесть, что они маскируются под туристов и разбили лагерь с двумя палатками.
– Откуда вы это знаете? – удивился Костя. – Вы же только сейчас пришли, поляны еще не видели.
Сказав это, он вдруг понял, что надо бы удивиться и другому:
– И вообще, как вам удалось нас найти? Мы ведь невидимы.
Изобретатель извлек из кармана телевизор размером со спичечную коробку. Ясно было, что смастерил его он сам.
Экран показывал поляну, две оранжевые палатки и туристов-пришельцев.
– Я вслед за этим туристом сразу же самонаводящуюся летающую мини-телекамеру послал, – застенчиво объяснил лауреат Нобелевской премии. Сейчас она зависла как раз над поляной. Если эти туристы куда-нибудь переместятся, камера последует за ними. Действует она по принципу мини-вертолета, запаса энергии хватит…
Было очень похоже, что даже и в этой сверхфантастической ситуации Изобретатель остался самим собой и намеревается пуститься в подробные объяснения.
– Это хорошо, – поспешно сказал Костя, – хорошо, что вы такую штуку придумали. Теперь они у нас постоянно будут под наблюдением.
5. Изобретатель уходит в подполье
Оказалось, возле дачи Лаэрта Анатольевича собралась густая взволнованная толпа. Ясно было, что весть о необъяснимом феномене в Поваровке уже облетела весь поселок.
Увидев Изобретателя, дачный люд зашумел еще громче, все явно ждали от него разъяснений.
Тут у Кости екнуло подозрение, что местные жители запросто могли счесть причиной феномена какие-то неведомые научно-технические упражнения самого Лаэрта Анатольевича. И от этого ему стало немного не по себе.
Шутка ли, дачный поселок остался полностью отрезанным ото всего мира, и неизвестно, чего ждать дальше. Ну ладно, они четверо невидимы, а Изобретатель?
В такой же точно ситуации где-нибудь на дальнем диком западе и в не столь уж отдаленные времена, не разобравшись, по одному только подозрению толпа запросто могла учинить суд Линча. А во времена инквизиции Лаэрта Анатольевича наверняка ожидал бы прямой путь на костер.
Однако сразу же стало ясно, что люди, напротив, собрались потому, что лауреат Нобелевской премии пользовался не только широкой известностью, но и огромным авторитетом.
Кто же еще мог разъяснить феномен, как не человек, широко известный в мире науки и вдобавок даже лично знакомый со шведским королем?
