– Это я могу! – оживился Ваня. – У нас в кружке юннатов я сажал яблони, сливы, черную смородину.
– И я могу, – нерешительно вставил Гоша.
– Ты? – насмешливо уставился на брата Ваня. – Портить деревья ты умеешь…
– Подумаешь! Один только прутик и сломал…
– Будет вам, – остановил Бабакин.
На участке, отведенном под сад, работа кипела вовсю. Трудились и взрослые и ребята. Одни подносили саженцы, другие сажали их. То там, то здесь раздавались веселый смех, шутки. Чувствовалось, что все работают с удовольствием.
– А я-то думал, что у вас все делают машины, – разочарованно протянул Гоша.
– И землю копают, и деревья сажают, и дорожки подметают.
– А то как же! – подтвердил Бабакин. – Знаешь, сколько деревьев посадили с помощью машин? Представьте себе, идет по степи лесопосадочный комбайн, а за ним остается сад. Деревья как из-под земли появляются. А комбайн знай себе ползет и ползет. Копнет ковшом – ямка. Дозатор подсыпает удобрение, механическая рука в ямку деревцо поставит, механические лопатки дерево землей прикопают. А машинист только знай управляет комбайном.
– Ну, а здесь почему без машин? – недоумевал Гоша.
– Вот чудак! – засмеялся Бабакин. – Разве человек может без физической работы? Тогда у людей не мускулы, а вата будет!
– Не будешь работать, у тебя руки отомрут… – засмеялся Ваня.
– Конечно, – подтвердил Бабакин. – Для того чтобы всегда быть сильным и здоровым, каждый человек у нас занимается физическим трудом и спортом. А теперь возьмем-ка и мы лопаты в руки.
Ваня, как заправский землекоп, поплевал на ладони и принялся копать ямку.
Дело у него спорилось. Недаром он любил работать на пришкольном участке.
Гоша тоже поплевал на ладони, крякнул и копнул землю. Лопата вывернулась у него из рук и больно ударила по ноге. Гоша рассердился и отбросил лопату в сторону. "Нет, – подумал он, – лучше бы это дело поручали машинам. Такая работа не по мне. Буду подносить саженцы".
Но и на подноске у него не ладилось. Гоша всем мешал, путался под ногами и даже, неосторожно наступив на молодую яблоню, чуть не сломал ее.
– Эй, работничек! – насмешливо обратился к нему белобрысый паренек. – Ты всегда такой нескладный?
– Отстань! – буркнул Гоша, а сам подумал: "И отчего это у меня не получается?"
И Гоше захотелось показать этим веселым трудолюбивым людям третьего тысячелетия, что и он, Гоша, не лентяй, что и он умеет приносить людям пользу.
На глаза Гоше попалась гладкая доска. Порывшись в кармане, он извлек огрызок химического карандаша, послюнил его и большими неровными буквами вывел:
"Ломать деревья, рвать цветы и топтать газоны воспрещается".
Полюбовавшись надписью, он добавил: "За нарушение штраф!"
Привязав доску веревочкой, оказавшейся у него в кармане, к дереву, Гоша отошел в сторону, чтобы издали полюбоваться на свою работу. Буквы почему-то разбегались в разные стороны, как стадо испуганных овец. Кроме того, ему показалось, что в слове "штраф" он допустил ошибку. Он перечеркнул букву "ф" и над ней написал "в".
"Теперь все в порядке", – решил Гоша и самодовольно усмехнулся, увидев, что стоявшие поблизости заинтересовались его объявлением. И вдруг все начали смеяться. Сначала засмеялся белобрысый паренек. Он дважды прочитал вслух надпись и захохотал так, будто его пощекотали под мышкой. За ним начали смеяться остальные. Гоша ничего не понимал.
– Очень даже глупо смеяться без причины! – рассердился он.
– Без причины? – вытирая слезы, проговорил какой-то мужчина в соломенной шляпе. – Ты только подумай, мальчик, что ты написал? Посуди сам. Какой человек, если он только не лишился ума, будет ломать деревья, рвать цветы и топтать газоны. Только умалишенный человек может уничтожить растения, которые очищают воздух, дают людям пищу и украшают землю. Когда-то в старину жил один человек. Он совершил преступление – вырубил сад. Преступление было так велико, что того человека поселили на пустынном острове и он должен был жить там до тех пор, пока не вырастит такой же сад, какой уничтожил.
"Нет, кажется, это не я, – с облегчением вздохнул Гоша. – Во-первых, меня никто не поселял на пустынном острове. Во-вторых, я не такой круглый дурак, каким был этот несчастный… Но… все, что произошло с ним, вполне могло случиться и со мной".
– Теперь ты понимаешь, почему то, что ты написал, может вызвать только смех.
И потом не объяснишь ли ты, что такое "штрав"?
– Ну, это вроде страх, – пояснил Гоша. – Предположим, застукает тебя в трамвае контролер, когда ты едешь зайцем, или кто-нибудь бумажку от конфеты на тротуар бросит… Тогда берут штраф.
– Ты что-то опять путаешь, мальчик! – засмеялся мужчина. – Как же это можно превратиться в зайца и ехать в каком-то трамвае? А что это за странное слово "застукает"? И зачем бросать на тротуар бумажки от конфет, когда для этого поставлены урны? А что такое "штрав", ты так и не объяснил. Может быть, это слово встретится где-нибудь в словаре?
– Сейчас я принесу старинный словарь, – отозвался белобрысый паренек. – Я живу здесь, рядом.
Через несколько минут паренек принес толстую книгу в темно-синем коленкоровом переплете и принялся листать ее.
– "Штаб… штандарт… штаны… штопор… шторм…" Вот нашел… "штраф"…
Немецкое слово, означает кару, взыскание, наказание за какую-либо вину или проступок.
– Ну, теперь понятно, почему мы не знаем этого слова, – засмеялся мужчина в соломенной шляпе. – Оно ушло из нашей жизни так же, как и многие другие устаревшие слова, распространенные у людей второго тысячелетия.
– Эх ты! – сказал брату Ваня. – Опять впросак попал.
– Кто? Я? – возмутился Гоша, не любивший признавать свои ошибки. – А я, что ли, виноват, если они забывают слова, которые у нас каждый ребенок знал!
– Нет, в этом ты не виноват, – засмеялся Ваня.
– Знаешь что?.. – вспылил Гоша. – Впрочем, что с тобой говорить!.. – и, схватив лопату, он принялся торопливо копать землю…
Веточкины в городке искусств
Если бы вы спросили у Вани и Гоши Веточкиных, любят ли они музыку, то, вероятно, оба в один голос ответили бы:
– Еще как!
А Гоша обязательно прищелкнул бы языком и восторженно добавил:
– Музыка – это вещь!
Но музыку братья любили по-разному. Ване нравились произведения серьезные – Чайковского, Грига, Моцарта. Веточкин-старший и сам учился играть на скрипке.
Гоша, услышав серьезную музыку по радио, пожимая плечами, говорил: "Завели симфонию! Сыграли бы что-нибудь веселенькое. На саксофоне." Он не захотел учиться музыке, но очень любил эстрадные концерты.
На почве столь различного отношения к искусству у братьев не раз происходили раздоры, а иногда дело доходило даже до потасовки. Это обычно бывало тогда, когда по радио передавались концерты сразу по двум программам. По одной программе передавалась классическая музыка, по другой – легкая.
Обычно после короткой схватки Гоша, изловчившись, выключал приемник и торжествующе восклицал:
– Ни тебе, ни мне!
На это Ваня осуждающе произносил:
– Эгоист несчастный.
– Ну и пусть эгоист! – кричал Гоша. – Эгоист не я! Эгоист тот, кто о себе заботится больше, чем обо мне!
Заканчивалось тем, что братья, позабыв о музыке, отправлялись вместе на стадион. Между братьями устанавливалось согласие. Оба они болели за команду "Спартак" и в один голос кричали то, что обычно кричат болельщики на всех стадионах мира:
– Давай, давай!
– Мазила!
– Судью с поля!
Но сегодня, когда Бабакин предложил пойти в городок искусств на концерт молодых исполнителей, вопрос о том, какую музыку слушать – легкую или серьезную, не вызвал у Веточкиных споров. Они просто не представляли себе музыку третьего тысячелетия.
А вот и городок искусств. Еще издали Веточкины услышали мелодичные звуки, доносившиеся с открытой эстрады.
– Как ты думаешь, на каких инструментах играют? – спросил брата Ваня.
– Ясно, на каких! – с видом знатока ответил Гоша. – На саксофонах, барабанах…
– Только не на барабанах, – покачал головой Ваня. – Я слышу гобой, флейту и, пожалуй, контрабас.
– Нет, барабаны! – настаивал Гоша.
– Ну, чего вы спорите? – засмеялся Бабакин. – Подойдем поближе, все выясним.
Через несколько минут мальчики подошли к полукруглой эстраде. Перед эстрадой в удобных креслах сидели люди и наслаждались музыкой.
Но что это? В руках у музыкантов нет никаких инструментов – ни гобоев, ни флейт, ни саксофонов, ни барабанов! Музыканты в белоснежных костюмах проделывают в воздухе какие-то странные движения руками. То замедленно-плавные, то быстрые и порывистые. Сначала Веточкиным показалось, что это вовсе и не музыканты, а люди, делающие утреннюю зарядку. Но откуда же звучит музыка? Мелодия то замирает, то вновь вспыхивает в такт их движениям, словно пламя костра. Казалось, мелодия возникала прямо из воздуха. Ване чудился в ней плеск морской волны, шелест листьев, легкое дуновение ветерка. Гоше слышались рев бури, яростный свист ветра и грозный шум морского прибоя.
